Игра стихий

Мир потерял краски, запахи и звуки. Я кричала – и не слышала собственного крика. Воздух стал плотным, ватным, а перед глазами повисла черная пелена. Жгучая боль скрутила внутренности в тугой узел. Совсем как тогда…

Я снова лежала на полу у ног Шейора и корчилась от его пыток. И снова единственная мысль – о Яне. Все, что угодно, лишь бы мой мальчик был жив. Все, что угодно… Все…

– Дженни… милая, родная… Дженни, пожалуйста… прости меня… мышонок мой маленький… девочка моя…

Наваждение таяло. Сквозь кошмар пробился голос Беса, нежный, заботливый, теплый. Боль никуда не делась, но стало чуточку легче. Я не одна, рядом человек, готовый разделить со мной любое горе. И я заплакала, отчаянно цепляясь за Беса, пряча лицо у него на груди.

Боль уже не жгла каленым железом, а гнев и ненависть ушли, оставив после себя горький привкус стыда. За что я так жестоко и несправедливо обрушилась на Беса? За его заботу, за желание помочь? Лойи всемогущий, да если бы Бес не начал искать Яна, никто бы и не узнал, что произошло.

Позорная истерика, а взамен – нежность и забота. Бес мог бы разозлиться, даже обидеться, а вместо этого он шептал мне на ухо ласковые слова и успокаивающе гладил по волосам и по спине. И почему так тихо? Куда все делись?

Я отстранилась от залитой моими слезами рубашки и, закусив губу, осмотрелась. Мы были в комнате у Беса, одни. И от публичного позора он меня спас, хотя, кажется, я что-то успела разбить… Нет, так нельзя. Нельзя раскисать. Можно сколько угодно злиться и рыдать, но Яну так не помочь. Надо действовать.

– Бес, давай вернемся…

Я говорила о возвращении в Ривеннель. Готова была спалить все трущобы, лишь бы мне вернули моего малыша. Но Бес понял меня иначе и переместил нас обоих обратно в гостиную.

– Джен!

– Мыша!

– Сестренка!

На меня обрушились чужие эмоции, и я с трудом подавила в себе желание спрятаться за Беса. Все равно не вышло бы – первой ко мне успела подскочить Таша, потом я попала в объятия Тима, рядом пританцовывала от нетерпения Кати. А Роберт тут же уволок на диван Беса и сам уселся рядом. Судя по недовольной Робертовой морде, что-то было не так.

– Нормально все, – остановила меня Таша, – не мешай.

– А что…

– Сестренка, нас всех накрыло твоими эмоциями, – пояснил Тим. – Эмпаты привыкают к общему фону, но когда кто-нибудь так… эм… нервничает… Это как взрыв, понимаешь? А Бен… У вас с ним очень тесная связь, ему пришлось нелегко. К тому же он еще пытался помочь.

Так вот почему все они здесь. Примчались, когда услышали, как мне плохо. И не стали тревожить, пока мы были наедине с Бесом, ждали тут. Надеюсь, ребята все им рассказали, у меня нет сил заново переживать эту историю.

Я обвела взглядом комнату. Камиль, как обычно, сосредоточен и холоден – не поймешь, о чем думает. Агата расстроена и, кажется, хочет что-то сказать, дожидаясь удобного момента. Уж больно вид решительный. Ларс на своем любимом подоконнике, сидит вполоборота, смотрит в темное окно. Не оборачивается, но я и так вижу – он хмур и зол. Лина и Маризы в комнате нет, зато на каминной полке устроился Тишка – нахохлившийся, сердитый.

А Бес бледен, но следит за мной из-под полуопущенных ресниц. Я робко потянулась к нему эмпатически, и только сейчас поняла, насколько он измучен. Запоздалое раскаяние заставило еще сильнее пылать мои щеки. Бес вздрогнул, и Роберт укоризненно покачал головой, глядя на меня.

Виновато шмыгнула носом – сейчас я не способна подарить Бесу даже капельку покоя. Не могу оставить Яна в трущобах, хоть тресни. Вот только как туда попасть? Попробовать переместиться самостоятельно… или попросить Лина?

– Я на минуточку, – сказала я, сбегая от драконов, которые пытались усадить меня в кресло.

Как я и предполагала, Мариза и Лин обнаружились на кухне. Лин лил кипяток в большой заварочный чайник, Мариза гремела чашками.

– Джен… – выдохнула она, заметив меня. – Как ты?

Я неопределенно повела плечом:

– Мне нужно поговорить с Лином.

– Я могу вернуться вместе с тобой, – вдруг предложила Мариза. – Я сильный менталист, ты же знаешь. Я могу заставить говорить любого в той харчевне.

Лин чуть чайник не уронил, услышав такое, но промолчал. Я же ошеломленно смотрела на Маризу. Да, я думала о телепатии, но хотела сделать это сама. В Армансу и в Крагоше копаться в чужом разуме не только этический запрет, но и преступление против закона. И плевать на благородные цели – если нет разрешения, то последует наказание. Но ради Яна я была готова снова стать преступницей. А Маризе зачем? Но она искренне хотела помочь, это чувствовалось.

– Джен, мне все равно, что будет потом. Ты можешь нас перенести?

– Лин… может, – пробормотала я. – Как раз хотела его попросить.