Страница 2 из 11
– Ну… Пусть будет так, если хочешь. Да, юная голь была и хитра, и влюблена, и счастлива.
– Ой, да делай, как знаешь.
– Спасибо, Родь.
– Да ну… Вечно я тебе во всем уступаю.
– На том и держимся, милый. И я тебе во всем уступаю. Потому что сильно тебя люблю.
Цветок на стене остался жить своей жизнью. Как же она быстро бежит, эта жизнь! Оттого, наверное, что счастливая. В любви. Месяц – как один день. Год – как один месяц.
Арина вздохнула, улыбнулась. И мысленно поторопила себя: хватит пялиться на стену, надо за дело приниматься. Сегодня у нас романтический ужин, черный хлеб с чесноком, жаренный на масле. На том самом – уж прости, счастливая память! – зловонно подсолнечном. Да, надо бы на всякий случай вентиляцию на полную мощность включить.
Повязывая за спиной тесемки фартука, Арина вдруг поежилась, внезапно ощутив внутри непонятный испуг. Словно ящерка вильнула хвостом и тут же исчезла. И потом, когда Арина резала хлеб, когда натирала его чесноком, ощущение возвращалось и снова убегало, подразнивая. Вот уже и сама себя принялась уговаривать – ну что, что тебя беспокоит, в конце концов? Дух острый чесночный? Запах масла? Или боишься реакции мужа на приготовленный для него сюрприз? Ну это уж совсем глупо. Родя будет просто счастлив, это же ясно! Иначе и быть не может! Оторопеет, конечно, от неожиданности. Да все будет хорошо, господи! Неожиданность – тоже счастье!
Наверное, беременным теткам все время лезет в голову что-нибудь этакое, тревожно-трагическое на пустом месте. Ишь, гормоны как расплясались. Отыскали «пустое место» и наяривают гопака, и дергают за тревожные веревочки! Уже и сама не знаешь, как их унять.
Ладно. Придется звонить Роде, ничего не поделаешь. Если сомневаешься, если невтерпеж – надо звонить. Просто голос его услышать и успокоиться. Давай, давай! Самой же потом будет стыдно за плохие тревожные мысли. Нашла, чего бояться и в ком сомневаться. Это же Родя!
Так, уговаривая себя, Арина выудила со дна сумки телефон, кликнула номер мужа. Родион ответил не сразу, пришлось слушать несколько длинных гудков.
Ох, уж эти гудки в ожидании ответа… Как петлей горло затягивают. Ну откуда, откуда взялась такая тревожность? Довольно странные капризы беременного организма. Когда Ваську носила, ничего подобного не было. Наоборот, радость наружу так и перла, и улыбка с лица не сходила. Арина тут… Наверное, девочка будет, если все по-другому!
– Да, Арин… Слушаю…
– Ой, Родя! Ты почему долго не отвечал?
– Не слышал.
– А, понятно… Я уже волноваться начала…
– Чего тебе? Говори, у меня сейчас батарея сядет.
– А?.. А ты где сейчас, Родя?
– С работы вышел, домой иду. Пешком. Машина в ремонте, ты же знаешь. Да и где мне еще быть?
– Значит, скоро придешь. Очень хорошо. Я тебя жду! Очень жду!
– Погоди… Я что-то пропустил, да? Уж больно у тебя голос торжественный.
– Да нормальный у меня голос.
– Понятно… Опять праздник придумала? Сто лет фонарному столбу, под которым первый раз целовались?
– Родь…
– Ладно, извини. Устал сегодня, как собака. Скоро приду, не трезвонь.
Все, отключился. Но тревога меньше не стала, наоборот, легонько дала под дых. Голос у мужа показался раздраженным… И ощущение такое, будто не с любимой женой разговаривает, а с чужой женщиной.
Говорят, нельзя полагаться на ощущения, а надо полагаться на здравый рассудок. А что мы имеем со стороны здравого рассудка? Да кучу всего самого замечательного имеем! Счастливую долгую любовь – это раз. Счастливый и долгий брак – это два. Сына двадцатилетнего Ваську, умницу и красавца – это три. Мало, что ли? Мало? А если мало – еще и сюрприз добавим. И вообще… Нельзя требовать от человека, чтобы он всю жизнь одинаковым оставался. Человек меняется с возрастом. Не может он быть в тридцать восемь таким же, каким был в восемнадцать.
Тридцать восемь – страшно сказать… Неужели ей и Роде по тридцать восемь лет? Двадцать лет жизни вместе – как один день, взявшись за руки…
В школе у них смешное прозвище было – Арина Родионовна. Родя сердился, а Арина смеялась, говорила ему: да они же просто завидуют… особенно девчонки. Я ж самого красивого парня в классе отхватила!
Да, все считали, что они красивая пара. И что похожи, как брат и сестра. И что рановато еще играть в серьезные отношения, всему свое время, мол. И рановато, и опасно.
А им было смешно. Кто знает, когда рано, а когда поздно? Если они жить друг без друга не могут… Ни одной минуты… Просто не могут, и все! Единое целое они! Одна суть! Арина Родионовна, сами ж прозвище придумали! Тем более у этой сути еще одна суть в перспективе пряталась, как выяснилось весной, перед выпускными экзаменами. Тоже большое счастье. И никакого испуга – ни-ни! Только вместе! Теперь уже – втроем!
Родителям про «перспективу» решили до поры до времени не говорить. Зачем? Они ж все равно не поймут… А когда были получены аттестаты и отгремел школьный выпускной бал, вся правда выползла наружу.
Мама в тот день, помнится, глянула на нее с явным подозрением.
– Арин, ты почему такая бледная? Все утро в туалете провела – отравилась, что ли? Почему тебя рвало все утро?
– Мам… Ты только не пугайся, ладно? Мы с Родионом решили пожениться. Мне ж осенью восемнадцать исполнится. Успеем до Нового года.
– Погоди, погоди… Я не поняла… – испуганно потрясла головой мама. – Что значит – пожениться? А институт? Ты что, учиться не собираешься? И при чем тут Новый год, я не поняла?
– Как это – при чем? Я рожу к Новому году.
– Что? Что ты сделаешь к Новому году?
– Рожу… Мальчика или девочку…
– Что?! Я не ослышалась, Арина?
– Мам… Мам…
Конечно, у мамы был шок. Мама была против всего. Против Родиона, против женитьбы, против ребенка. Тем более в этот момент мама переживала личную драму – папа ушел к другой женщине. А тут еще и дочка подарок преподнесла… Понять можно, что ж. Истерику можно понять, нервный срыв, безжалостно выставленный в сторону дочери указательный палец. И безжалостные слова, сопровождающие этот указательный палец:
– Я знать этого не желаю! Я не хочу… Я не могу, в конце концов! Мне этого просто не вынести!
– Мам, но уже все случилось. У меня будет ребенок. А у тебя – внук или внучка.
– Да что ты? Правда, что ли? Мне надо припасть к твоему плечу и разрыдаться от счастья, да?
– Нет, но…
– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Все сама решила, да? Ты у меня такая самостоятельная, такая умница, да? И мое будущее тоже по своему разумению обозначила?
– Почему же твое?.. При чем тут твое будущее?..
– А как по-другому? Ты ведь хочешь сказать, чтобы я уволилась с работы и сидела с ребенком?
– Да почему?.. Я сама буду с ним сидеть. И Родион тоже.
– Ах, Родион! Значит, и он в нашей квартире намерен поселиться! А к себе домой он тебя не приглашает, нет?
– Они с мамой в однушке живут… И с бабушкой…
– И что? Вы же о чем-то думали, прежде чем… Или ни о чем не думали? А может, Родион с мамой наперед все запланировали, пытаясь таким образом решить свой жилищный вопрос? Может, нам всю семью Родиона здесь поселить, а? Вместе с мамой и бабушкой?
– Ну зачем ты так? Его мама еще и не знает ничего… Мы решили позже сказать, чтоб не травмировать…
– Ага. Его мама не знает, потому что ее нельзя травмировать. А мне можно кулаком под дых! Понятно… Я ж таковская была… В общем, так, дочь, слушай меня внимательно: не надо мне твоего Родиона, и мамы его не надо. Ни под каким видом. Слишком много всего и сразу, мне не по силам! Я еще от одного удара не оправилась, а ты… Ты такая же, как твой отец… С ножом из-за спины…
– Да я все понимаю, мам… Прости… Хорошо, мы к бабушке уйдем жить.
– А! Понятно! К бабушке! Это ты правильно все решила, да! И это будет еще одно предательство, конечно! Моя дорогая свекровушка вас обязательно приютит, конечно же! Главное, чтобы мне в пику! Она добрая и сердечная, а я тварь бездушная, плохая мать и жена. Давайте, предавайте меня все. Предательства мало не бывает. Предавайте!