Страница 51 из 71
Рыжеватая, стройная, с несколько длинноватым для женщины носом, Елизавета не считалась красавицей, но была недурна собой. Умная и щедрая, вероломная и лживая, она унаследовала отцовскую вспыльчивость и часто бывала несправедливой. Тем не менее в истории Англии не было ничего славнее ее сорокапятилетнего царствования.
В 1585–1587 годах ситуация резко обострилась. Английский морской волк Фрэнсис Дрейк блокировал испанские коммуникационные линии в Карибском море и совершал опустошительные набеги на испанские поселения.
В феврале 1587 года, после двадцатилетнего пребывании в английском плену, была казнена католическая королева Шотландии Мария Стюарт, также претендовавшая на английский престол. Это была капля, переполнившая чашу терпения.
К тому времени уже была создана Непобедимая армада, состоявшая из 130 боевых и 30 транспортных судов с 2630 орудиями на бортах. Экипажи насчитывали 8000 матросов и пушкарей и 19 000 солдат — мушкетеров, аркебузиров и алебардистов. Но это еще не все. Мощнейшая в истории флотилия должна была принять тридцатитысячное испанское войско, сражавшееся в Нидерландах под командованием Александра Фарнезе, герцога Пармского.
Король Филипп полагал, что таких сил вполне достаточно для завоевания Англии. Организатором армады и ее первым командующим был опытный адмирал маркиз де Санта-Круз, но он неожиданно скончался от сердечного приступа. На его место Филипп назначил своего кузена герцога Медина-Сидонию, знатнейшего дворянина Испании. Герцог не был ни героем, ни флотоводцем, но отличался благоразумием и усердием. Никогда не проявлявший инициативы, он чувствовал себя уверенно лишь выполняя королевские инструкции.
Медина-Сидония попытался отказаться от оказанной ему чести: «Государь, — написал он Филиппу, — я не очень сведущ в морском деле и полагаю, что армадой должен командовать более профессионально подготовленный человек».
«Ваша скромность весьма похвальна, — ответил Филипп, — но беспокоиться вам не о чем, ибо Господь, которому мы все верно служим, дарует победу правому делу».
27 мая 1588 года попутный ветер позволил Великой армаде выйти в море. Береговые батареи провожали каждое судно тройным салютом, а корабли армады любезно отвечали тремя залпами, хотя следовало бы беречь порох, которого было не так уж много. Герцог доносил королю: «Как ведомо Вашему Величеству, орудийный салют вселяет бодрость духа и укрепляет сердца любого воинства».
Англия тем временем не бездействовала. Испанская угроза вызвала невиданный подъем национального духа. Все мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет прошли курс обучения военному делу. Флот государства, состоявший из тридцати четырех боевых кораблей, значительно пополнился за счет собранных народом средств. Некоторые советники королевы подбивали ее истребить в Англии всех католиков как потенциальную пятую колонну.
Елизавета с негодованием отвергла эти предложения. «Для королевы все подданные равны. Они для меня, что дети для матери, и я никогда не поверю в их дурные наклонности», — заявила она на заседании Государственного совета.
Английские католики отплатили своей повелительнице непоколебимой верностью, проявив себя людьми чести, достойными и храбрыми. Вся Англия в едином порыве поднялась на борьбу. По обоим берегам Темзы в рекордно короткий срок возникли укрепления. Солдаты и матросы заняли свои места. Страна ждала появления Великой армады, готовая умереть, но не покориться.
Сама королева, облаченная в серебристые доспехи, верхом на белой лошади обратилась в форте Тилбери к своим воинам с вдохновенной речью, встреченной с неподдающимся описанию восторгом.
А тем временем корабли армады вошли в Ла-Манш и поплыли вдоль него, выстроившись полумесяцем столь громадным, что ширина его доходила до семи миль. Но легкие английские суда стремительно нагнали испанцев, и неповоротливым галеонам, даже самую малость отставшим от полумесяца, пришлось худо. Три из них были захвачены, три потоплены. А вскоре и совсем рухнул миф о непобедимости Великой армады.
27 июля ночью Фрэнсис Дрейк отправил в самую ее сердцевину восемь отчаянно паливших боевых кораблей и несколько горящих брандеров. Испанские суда в ужасе устремились в открытое море, где начавшаяся буря разметала их в разные стороны. Громадные волны швыряли их на скалы и рифы, и непобедимый флот, потерявший в ту ночь тридцать больших кораблей и десять тысяч солдат и матросов, перестал существовать как боеспособная сила. И хотя у испанцев оставалось еще около ста кораблей, герцог Медина-Сидония официально объявил об отступлении. О высадке десанта нечего было и думать. И флот, вернее то, что от него осталось, направился восвояси через Северное море, огибая Шотландию и Ирландию. Нужно было пройти 750 лье по Северному морю, о котором в те времена почти ничего не было известно. Корабли плыли наугад. А тут еще выяснилось, что катастрофически не хватает питьевой воды и провизии.
12 августа по приказу герцога каждому были урезаны порции питания: «без различия чинов и званий». Командующий распорядился также выбросить за борт всех лошадей и мулов, «дабы не тратить на них питьевую воду», хотя изголодавшиеся люди предпочли бы употребить их в пищу.
Положение на судах стало невыносимым. В лазаретах мест не хватало. В каютах и на палубах вперемежку с трупами лежали цинготные и тифозные больные. Матросы гибли один за другим от голода и болезней. В полузатопленных трюмах плавали дохлые крысы.
Семнадцатого августа море окутал густой туман, и корабли потеряли друг друга из виду. Низкое опухшее небо не позволяло определять высоту солнца, а ночью не было видно Полярной звезды. Штурманы вели корабли, полагаясь лишь на собственную интуицию. Когда туман немного рассеялся, герцог не дочитался многих судов, но ждать их не стал.
18 августа на жалкие остатки армады обрушился жуткий шторм. Набегавшие из мрака исполинские волны мотали тяжелые корабли из стороны в сторону, как щепки. Наутро герцогу доложили, что в пределах видимости всего одиннадцать судов.
Лопе и его брат Хуан находились на среднего размера галеасе «Сан-Хуан». Оба были истощены до предела. В глазах Хуана застыл ужас. Слабый по натуре, он плакал и просил пить. Его терзала лихорадка. Лопе подбадривал его, как мог.
Во время шторма корабль понесло на скалистый ирландский берег. Охваченный ужасом Лопе, вцепившийся в шкоты, смотрел на надвигавшуюся скалу. Какой-то матрос, не потерявший присутствия духа, бросился с топором на нос и перерубил удерживавший якорь канат. Якорь исчез в глубине, и под его тяжестью изменивший направление галеас обогнул скалу и вышел в открытое море. Только когда буря улеглась, увидел Лопе, что его брат мертв.
Король Филипп воспринял весть о гибели армады и связанных с нею надежд если не с покорностью христианина, то с мужеством философа-стоика. Герцог Медина-Сидония, имевший несчастье пережить гибель вверенного ему флота, явился к королю с видом приговоренного к смерти. Он склонил голову перед своим повелителем, ожидая, что над ней разразится буря, подобная той, которая истребила Великую армаду. Но король принял его необычайно ласково. Протянув герцогу руку для поцелуя, он сказал: «Ты не виноват. Я послал тебя сражаться с людьми, а не со стихией».
Никто из немногих выживших участников Великой армады не получил отпущения грехов. В обществе к ним отнеслись с жалостливым презрением. Вся Испания хотела как можно скорее забыть о пережитом позоре. Что касается Лопе, то он никогда не вспоминал о том ужасе, который пережил в те страшные дни. Поскольку вынесенный ему приговор остался в силе, Лопе с Исабель поселились в Валенсии, где он буквально завалил местный театр своими пьесами. Лопе любил свою жену, но больше всего его привлекали чувственные удовольствия, и он не мог обойтись без многочисленных любовных связей. Исабель, очень от этого страдавшая, устраивала бурные сцены ревности, но ничего изменить не могла.
В 1593 году она умерла с разбитым сердцем. Эта смерть так потрясла Лопе, что он на время даже отказался от распутного образа жизни. Тем временем Хероним Веласкес, решивший вернуть себе курицу, несущую золотые яйца, выхлопотал для Лопе прощение, и он смог вернуться в Мадрид.