Хроники времен Сервантеса

Раздался оглушительный треск ломающихся весел. Борт вражеской галеры ударился о борт «Маркезы». Турки пошли на абордаж. Они лезли на палубу. Все бросились туда рубить и колоть. Турок сбрасывали в море. Падали туда и испанцы. Борьба продолжалась и в воде. Враги тонули вместе, сплетясь в смертельных объятиях.

Но вот атаку отбили. Несколько минут освободившийся корабль покачивался на волнах. Сервантес смог перевести дыхание. Он рубил и колол вместе с остальными. Его меч в крови. Вдруг раздался мощный крик: «Viva Cristo!». Его подхватывают десятки голосов. Капитан Урган с безумной смелостью атакует высокую раззолоченную галеру с алым штандартом на высокой мачте — флагман Александрийского паши. Это его он хочет взять на абордаж.

Но «Маркеза» невысока. Турки отбрасывают нападавших и по абордажным доскам сами устремляются на ее палубу. Начинается исступленное и дикое побоище. Сервантес разит мечом во все стороны. Он уже ничего не чувствует и сражается автоматически. Рядом с ним вдруг появляется голова наказанного им недавно Андреаса. Он вооружен своей дубиной, оказавшейся в его руках страшным оружием. С огромной быстротой вращает он ее над головой, словно это тростинка. Он бьет направо и налево, проламывая головы, разбивая лица. Все пространство вокруг него покрыто телами. Узнав Сервантеса, он кричит ему: «Славная резня! Лучше не бывает!» и скалит зубы в ухмылке. Сервантес рад, что его признал этот скот. Ведь сегодня все испанцы — братья. Андреас сеет вокруг себя смерть и ужас, пока метко пущенная стрела не впивается в его горло.

Взаимное ожесточение давно перешло все мыслимые пределы. «Святая матерь Божья!» — стонет раненый испанец. «У Бога нет матери, собака!» — кричит турок, добивая его кривой саблей. И тут же сам падает на него под ударом меча Сервантеса.

Вдруг в его левую руку вгрызается боль. Раздробленная пулей, она повисает плетью. Но не левая рука, а правая сейчас важна. Это ведь она держит меч. Он продолжает сражаться. Он больше не чувствует ни усталости, ни боли. На душе легко и спокойно. И тут две пули почти одновременно поражают его в грудь. Одна из них расплющилась о кирасу, но вторая впивается в тело. «Вот и все», — успел подумать Сервантес, опускаясь на палубу и теряя сознание.

А сражение продолжалось с небывалым накалом. В хаотическом неразборье дон Хуан сумел точно определить, где находится галера капудан-паши и повел свой «Реал» прямо на нее. Первые же турецкие ядра снесли грот-мачту «Реала». Распятие тяжело рухнуло в воду. Ужас пронесся над испанскими кораблями. Неужели Христос их покинул? Смертоносный залп всех орудий «Реала» обрушил на палубу турецкого флагмана шквал огня и металла. Корабли с резким стуком ударились бортами.

— Аркебузиры — на нос, — скомандовал дон Хуан. Солдаты мгновенно исполнили приказ. Пули расчистили дорогу ринувшемуся на врага абордажному отряду. С поразительной быстротой были переброшены абордажные мостики. Дон Хуан, увлекая за собой людей, ринулся на палубу турецкого флагмана. Воцарился дикий хаос, в котором топоры и мечи поднимались и опускались в сумасшедшем темпе. Воины скользили и спотыкались на заваленной трупами и ослизлой от крови палубе.

Дон Хуан сражался так, словно в него вселился сам дьявол. Он появлялся повсюду и то колол, то рубил, нагибался, уклоняясь от топора, наносил удары, и все это с такой стремительностью, что замахнувшийся саблей противник опускал ее уже мертвым. Рядом с ним рубился верный Фарнезе.

Турки упорно сопротивлялись, но, несмотря на отчаянную доблесть, солдаты личной гвардии дона Хуана оттеснили их к борту и всех перебили. Резко пропела труба, возвещая победу.

— Вот и все, — сказал Фарнезе, подойдя к другу. — Капудан-паша сбежал от нас. Этот сукин сын закололся кинжалом, чтобы избежать плена.

Дон Хуан обернулся, и Фарнезе увидел его страшный облик. Шлем сбит набок, кираса прогнулась от сабельных ударов, руки покрыты кровью, лицо посерело от пыли и копоти.

Зато глаза сияли радостью победы. Вскоре отрубленная голова капудан-паши взметнулась вверх на высокой пике, вызывая ужас у турок и ликование у их врагов.

Пример «Реала» воодушевил испанцев. Теперь они решительно шли на абордаж, где сказывалось превосходство испанской пехоты, считавшейся тогда лучшей в мире.

Разбиты были турки и на правом фланге, где до этого имели небольшой перевес и теснили галеры Барбариго. Метким выстрелом из мушкета был убит турецкий командующий правофланговой эскадрой Мухаммед Сирокко. В довершение к этому сразу тридцать турецких галер сели на мель. Никто из турецких капитанов не знал, как быть дальше.

— Аллах отступился от нас, — кричали турки, прыгая за борт.

— Хвала Иисусу! Мы одержали великолепную победу! Ну и отпразднуем же мы ее сегодня вечером! — воскликнул командующий правым флангом Агостино Барбариго — и рухнул мертвым на палубу.

Стрела, выпущенная лучником с тонущей турецкой галеры, впилась ему прямо в глаз. Но это уже ничего не могло изменить. Разгром турок был полным. В четыре часа пополудни все закончилось. Правда, на левом фланге Улуг-Али сумел оторваться от наседавших на него судов Андреа Дориа и ушел с двадцатью галерами. Победители, утомленные тяжелейшим сражением, его не преследовали. Нужно было хоронить павших и подсчитывать потери.

Каковы же итоги этой грандиозной битвы? Турки потеряли свыше двухсот галер, 25 тысяч убитыми и 3,5 тысяч пленными. Потери союзников были гораздо менее значительными: всего 15 потопленных галер, 8 тысяч убитых и 10 тысяч раненых.

Сервантеса принесли в лазарет.

— Сразу на стол, — сказал покрытый кровью хирург, пробуя пальцем заточку пилы.

— Не отрезайте руку, — прошептал раненый еле слышно, но хирург услышал его:

— Кисть придется укоротить, иначе подохнешь, понял?

Сервантес опять потерял сознание.

Рассказывают, что в день сражения при Лепанто над Ватиканом вдруг прозвучал раскат грома. Папа Пий V жестом прервал своего казначея, докладывавшего ему о финансовых проблемах, и подошел к окну. Ни облачка не было в безмятежном небе. Папа обернулся к собеседнику с сияющим лицом и сказал:

— Сейчас не время для дел. Надо возблагодарить Господа. Наш флот только что одержал славную победу.

И папа поспешил в свою личную капеллу. Ну, а официальная весть о победе при Лепанто достигла Рима только через две недели.

Хроника восьмая,

в которой рассказывается о крушении надежд дона Хуана Австрийского, а также о том, как Сервантес вместе с братом Родриго оказался в плену у алжирских пиратов

Весть о победа при Лепанто привела в состояние экстаза весь христианский мир. Папа Пий V лил слезы радости. Ему уже мерещился христианский Иерусалим.

Престарелый Тициан вновь взялся за кисть и написал картину «Испания спасает религию». На полотне он изобразил победоносную Испанию в виде воительницы с копьем и щитом, на котором красуется герб короля Филиппа II.

Что же касается самого Филиппа, то он с подчеркнутым равнодушием отнесся к известию о разгроме турецкого флота его сводным братом. Королю сообщили об этом во время вечерни. На его бесстрастном лице не отразилось ничего. Он не произнес ни единого слова и знаком велел продолжить богослужение. На следующий день придворные услышали от него странное высказывание: «Дон Хуан очень отважен. Может быть, даже слишком! Чрезмерная отвага не менее вредна, чем чрезмерная осторожность». Что это означало — одобрение или осуждение, — так никто и не понял.

Но разгром при Лепанто не подорвал могущества Сиятельной Порты. Нимб полумесяца померк лишь на короткое время. Священная лига не сумела должным образом воспользоваться плодами своей победы. Между союзниками начались раздоры. Операции в Средиземном море проводились без четкого плана и всегда с недостаточными средствами. Поднятый кулак обрушивался так медленно, что противник с легкостью избегал удара. Полученный благодаря Лепанто выигрыш во времени был растрачен впустую.

Султан Селим II, узнав о поражении, закрылся на трое суток в своем серале, где утешался обильными возлияниями, но потом взял себя в руки и сделал вид, что поражение не так уж и огорчило его.