Страница 19 из 71
— Ты редко посещаешь церковь.
— И это неверно, Ваше Величество. Только вчера я был на заутрене и заказал мессу за упокой души покойного инфанта по случаю второй годовщины со дня его кончины.
Веки короля дрогнули на миг. Ему вдруг почудилось, что в этом кабинете незримо возникла тень несчастного дона Карлоса.
— Я тоже заказал траурное богослужение. Но это не меняет того факта, что его смерть по неисчислимой милости Божьей была благом для государства, — сказал король.
— Но не для вас и не для меня, Ваше Величество.
— Это правда, — произнес король, помедлив. — Но перейдем к делу. Я решил назначить тебя Верховным главнокомандующим объединенного флота Священной лиги. Сможешь ли ты остановить врагов христовых? Что скажешь?
— Смогу. Я с детства готовился к этому, брат.
Часть вторая
Путь воина
Хроника шестая,
в которой начинается рассказ о храбром идальго Мигеле де Сервантесе Сааведра и его удивительной жизни
Хуан Австрийский одержал при Лепанто решительную победу. Почти весь неприятельский флот был уничтожен. И хотя турки, благодаря распрям среди союзников, довольно быстро оправились от этого разгрома, господство на море они утратили. Мы же сегодня если и вспоминаем о сражении при Лепанто, то лишь потому, что в нем участвовал автор одной из самых великих книг, которые когда-либо были написаны.
Ницше утверждал, что образ Дон Кихота льстит самой человеческой природе. «Все, что есть серьезного и страстного в человеке, все, что взывает к человеческому сердцу, — писал Ницше, — все это проявление донкихотства».
После выхода первой части романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» в Европе сразу заинтересовались личностью автора удивительной книги. В Париже испанского цензора Маркеса Торреса, только недавно подписавшего к печати второй том романа, один из французских дворян спросил:
— Да кто же он такой, этот Сервантес?
Торрес, бывший военный, по-солдатски четко ответил:
— Старик, солдат, идальго, бедняк.
— Как? — изумился француз. — Значит, такого человека Испания не возвеличила и оставила прозябать в нищете?
Торрес только пожал плечами, а француз после паузы добавил:
— Впрочем, если его заставляет писать нужда, то дай бог, чтобы он никогда не жил в достатке, ибо своими творениями он, сам будучи бедным, обогащает весь мир.
В достатке Сервантес никогда не жил, а до смерти ему в то время оставалось чуть меньше года. Про него говорили, что он поэт и не знает цены деньгам. Но Сервантес прекрасно знал цену деньгам, раз их всегда не хватало. Однако он никогда не ценил деньги выше своей чести. Уже в старости он сочинил хартию, которую Аполлон якобы даровал поэтам. Первый ее параграф гласит: если поэт утверждает, что у него нет денег, то ему следует верить на слово и не требовать от него клятв.
Он любил музыку, вино и женщин, но в любви не был счастлив. Женщины причинили ему много горя — особенно в молодости. Известно ведь, что женщины любят тех, кто их презирает, и презирают тех, кто их любит. Женат он был дважды, и оба раза неудачно. До нас дошел его горький афоризм: «Законная жена — это петля, которая будучи раз одета на шею, превращается в гордиев узел».
Он был сильный, красивый человек, Мигель де Сервантес Сааведра. У него было сердце, вмещавшее всю полноту жизни, и взгляд, проникавший в глубины человеческой души. Его превосходство ощущали все, кому доводилось иметь с ним дело. Очень многим это не нравилось, и Сервантесу помогали мало и скудно на его тернистом пути.
История его жизни опровергает сладкозвучное вранье латинского эпикурейца, уверявшего Августа и всех нас, что поэты — трусы. Сервантес долгое время был солдатом, и римское изречение: «жить — значит воевать», относится к нему в полной мере. Рядовым солдатом участвовал он в диких военных турнирах, на которые был так щедр бурный XVI век.
Тот факт, что он доблестно сражался за интересы церкви под знаменем лучшего католического полководца своего времени, заставляет предположить, что они были ему дороги. Истинный испанец, он был верным сыном католической церкви и за верность ее знамени перенес тягчайшую пытку пятилетнего плена в Алжире.
Что можно добавить? Вернувшись из плена, много пил. Считался чудаком и бессребреником, имел внебрачных детей, терпел вечные скандалы в семье — за неумение жить по-человечески заплаканная жена обзывала его «придурком и блаженным».
Впрочем, все в мире зиждется на силе равновесия. Судьба щедро наградила Сервантеса всевозможными талантами, но удачливости и богатства не было среди ее даров. В «Декамероне» Боккаччо есть новелла о судьбе мессера Руджери де Фиджованни. Этот рыцарь доблестно служил испанскому королю. Король же, раздававший направо и налево замки, города и поместья своим приближенным, никогда не награждал мессера Руджери. Такая неблагодарность обидела рыцаря, и он отправился искать счастье в другом месте. Но король вернул его с дороги и сказал так: «Мессер Руджери! Если я многих наградил, а вас нет, хотя они не идут ни в какое сравнение с вами, то не потому, чтобы я не почитал вас за доблестнейшего рыцаря, достойного великих милостей, — у вас иной удел, а я тут не при чем. Сейчас я вам это докажу».
Король привел рыцаря в большой зал, где стояли два запертых сундука, и сказал: «Мессер Руджери! В одном из этих сундуков находится моя корона, скипетр, все мои драгоценности, а в другом — земля. Выбирайте любой, какой выберете, тот и будет ваш. И тогда вы поймете, кто не ценил вашей доблести — я или ваша судьба». Мессер Руджери выбрал один из сундуков, и в нем оказалась земля…
В этой новелле не трудно увидеть параллель с жизнью Сервантеса. «Не было в моей жизни ни одного дня, когда бы мне удалось подняться наверх колеса фортуны: как только я начинаю взбираться на него, оно останавливается», — писал Сервантес, находясь уже на пороге вечности, усталый, но не побежденный в изнурительной борьбе с превратностями жизни.
«Слышал я, — говорит хитровато-простодушный оруженосец Дон Кихота, — что судьба — это баба причудливая, капризная, всегда хмельная и вдобавок слепая; она не видит, что творит, и не знает, ни кого унижает, ни кого возвышает».
По отношению к Сервантесу эта баба оказывалась особенно причудливой и капризной и решительно не желала знать, кого она так упорно преследует.
Как роман становится великим? Этого никто еще толком не объяснил. Здесь явно присутствует некая тайна. Худой, нелепый идальго, горделиво восседающий на своей кляче, возведший глупую деревенскую прачку в ранг прекрасной дамы, постоянно попадающий в унизительные и комические ситуации, вдруг самым неожиданным образом становится в мировой культуре идеалом благородства и величия духа. Роман, который автор создавал как пародию на рыцарское чтиво, по странной иронии судьбы стал одной из самых глубоких и серьезных книг в мировой литературе.
Замученный кредиторами и нищетой, однорукий больной Сервантес писал своего «Дон Кихота» в тюрьме. Возможно, поэтому плавное течение романа движется от отчаяния к надежде, от надежды к смирению. Мягкий юмор, печальный смех, трагикомические ситуации и внезапная мудрая серьезность составляют его фон. Пусть опасности надуманы, пусть вместо драконов ветряные мельницы, вместо прекрасной дамы прачка с натруженными руками, вместо боевого коня жалкая кляча. Все это неважно. Важно лишь то, что благородство, отвага, душевная красота и рыцарство Дон Кихота были подлинными.
Рядом с тощим Дон Кихотом трясется на своем позитивном ослике его жирный оруженосец Санчо Панса, не прочитавший в жизни ни одного романа, но волею Сервантеса попавший в самый великий из них. Какая изумительная пара: высокая, преисполненная трагизма духовность и простодушно-лукавый народный дух.
Литературный шедевр Сервантеса, пропитанный поэзией пыльных дорог и постоялых дворов, возрос на почве, сдобренной навозом пасторальных и рыцарских романов. Но его «Дон Кихот» был не только противоядием от литературы подобного рода, но и ностальгическим прощанием с ней. Такой человек, как Сервантес, не мог не сожалеть о том, что эпоха рыцарства миновала. Замысел Сервантеса не допускал воспевания чудесного, но оно должно было там присутствовать, как тайна в детективных романах.