Страница 15 из 71
По всему выходило, что дон Карлос не может наследовать престол. Ежедневно королю докладывали о новых безумствах сына. Как-то придворный сапожник не угодил инфанту, сшив ему слишком узкие туфли, дон Карлос, изрезал их на мелкие кусочки, положил на блюдо, полил соусом и заставил сапожника съесть это кушанье. Хотя каждый ремесленник кормится своим трудом, это был, пожалуй, единственный случай буквального подтверждения этой истины. В другой раз он выбросил из окна члена королевского суда — одного из знатнейших испанских грандов. А однажды из-за какого-то пустяка кинулся с кинжалом на епископа, и тот, упав на колени, с трудом вымолил себе жизнь. Подобные случаи множились, и король начал сомневаться в душевном здоровье принца.
Инфант, которому король не поручал никаких дел, тосковал, тяготился своим положением и лелеял в душе ненависть к отцу. Однажды он пошел на ядовитую и опасную выходку. Издал книгу, состоявшую из чистых страниц и озаглавленную «Великие и удивительные путешествия короля Филиппа» (Los grandes у admirables viajesdel rey don Fhilipe). Чтобы понять суть этого бессловесного пасквиля, нужно было знать, что король Филипп в последние двадцать лет ни разу не покинул Эскориала. Филиппу, разумеется, донесли об этом, а он никогда ничего не забывал и не прощал.
Но вот при дворе стали готовиться к свадьбе дона Карлоса с четырнадцатилетней дочерью французского короля Генриха II Елизаветой. Инфанту так много рассказывали об уме, красоте и ровном характере принцессы, что он заочно влюбился в нее. Перестал безумствовать. В его характере наметился ощутимый сдвиг к лучшему, и, кто знает, возможно благотворное влияние любви излечило бы его.
Женитьба Филиппа на той, которую он уже высватал для своего сына, нанесла безжалостный удар по уму и сердцу несчастного принца. Его невеста стала его мачехой! Такой кульбит судьбы мог бы лишить рассудка и здорового человека. Противны, гадки и ненавистны стали бедному инфанту и отец, и Эскориал, и родина.
Январь 1568 года обрушился на Эскориал жесткими ветрами, оборвавшими последние жухлые листья с его редких кустарников. Шел сильный дождь, но его шум перекрывали молотки рабочих. Дворец Филиппа постоянно достраивался. Главный инквизитор Педро Родригес поднялся на верхний этаж, прошел зубчатым переходом, открытым всем ветрам, и оказался в большом квадратном зале, полном духовенства в сутанах и вооруженных людей. Офицер охраны, бряцая доспехами, отдал честь и пошел доложить королю о прибытии главного инквизитора.
Массивная резная дверь раскрылась, и Родригес вошел в королевский кабинет. Здесь было светло. Через высокое окно, занимавшее полстены, лился бледный свет прямо на письменный стол, за которым работал Филипп. Он отодвинул в сторону бумаги и благожелательно посмотрел на главного инквизитора светлыми очень спокойными глазами. Жестом предложил ему сесть и спросил негромко:
— Ну, что там у тебя?
— К сожалению, плохие новости, Ваше Величество, — ответил Родригес, кладя перед собой большую папку, — дело касается инфанта.
— Что он опять натворил? Я уже давно склоняюсь к мысли, что Господь послал мне такого сына в наказание за мои грехи, — сказал король тихо, не поднимая глаз.
— Государь, на сей раз все гораздо серьезней. Нами перехвачена секретная переписка инфанта с главой нидерландских еретиков Вильгельмом Оранским. Принц намерен бежать в Нидерланды и встать во главе мятежников. Оранскому он написал, что подлинным еретиком является тот, кто убивает людей, стремясь навязать им свое представление о Боге и мироздании. Нет сомнения, что инфант имел в виду вас, государь.
Педро Родригес вынул из папки какую-то бумагу и осторожно положил ее перед королем. Филипп не обратил на это внимания. Его белая рука судорожно сжала висящий на груди орден Золотого руна на цепочке из темных драгоценных камней.
— Это все? — спросил он.
— Нет, к сожалению. В последнее время инфант не расстается с заряженными пистолетами. Стены своей опочивальни он увешал оружием. Каждому, кто только желает его слушать, он говорит, что ради всеобщего блага необходимо убить одного человека.
— Почему ты решил, что речь идет обо мне?
— Я бы никогда не осмелился придти к такому выводу, государь, но инфант сам рассказал о задуманном им злодеянии своему духовнику на исповеди в рождественский сочельник. Прелат, разумеется, доложил обо всем мне.
— Он нарушил тайну исповеди.
— Это был его долг.
Воцарилось тяжелое молчание. Сбоку возле Филиппа стоял столик с маленьким распятием и двумя серебряными ящиками с мощами. Филипп взял распятие и долго смотрел на него, обдумывая услышанное. За окном сверкнула молния, и сильный порыв ветра обрушил потоки дождя на оконное стекло. В кабинете сразу потемнело. Наконец, король встал, чтобы выразить свою волю. Встал и главный инквизитор.
— Как отец, я прощаю ему все. Даже злой умысел против меня. Но как король я обязан наказать его за измену. Тяжкие пороки, которыми обременен мой сын, делают его совершенно непригодным к правлению. Он погубит государство, если станет королем. Этого нельзя допустить.
18 января 1568 года около полуночи Филипп II в шлеме и с мечом в руке в сопровождении шести грандов — членов королевского совета, вошел в комнату спящего принца и прежде всего завладел его шкатулкой с бумагами. Пробудившийся инфант даже не попытался броситься к оружию, которым были увешаны стены. Протянув руки к отцу, заливаясь слезами, он воскликнул:
— Батюшка… я не сумасшедший. Не убивайте… Пощадите меня! Вспомните, я ведь единственный сын ваш…
— Никто и не собирается тебя убивать, — ответил король голосом, не выражающим никаких эмоций. — Однако же я должен родительски наказать тебя.
Король приказал взять наследника престола под стражу и перевести в пустую отдаленную комнату дворца под охрану четырех надзирателей. Все сношения с внешним миром ему были запрещены.
Стоит ли удивляться, что рассудок бедного инфанта окончательно помутился. Он рыдал, не переставая, бессвязно говорил об уготованных ему истязаниях, метался как раненый зверь, несколько раз покушался на самоубийство. Пытался уморить себя голодом и жаждой.
Каждый раз ему спасали жизнь. Его берегли. Для чего? Для казни, пытки, допросов? Этого мы уже не узнаем…
Наследник испанского престола умер в феврале 1568 года, по-видимому отравленный по королевскому приказу. Во всяком случае Филипп знал, что инфант умирает. Долгие часы следил он за агонией своего сына через отверстие в стене, как за театральным представлением, невидимый и невозмутимо спокойный.
Хроника пятая,
в которой рассказывается о возвышении дона Хуана Австрийского и о войне с морисками и турками
Дон Хуан Австрийский… Лучший полководец своего времени. Триумфатор Лепанто и король Туниса. Бастард, ставший наследником испанского престола после смерти дона Карлоса. Как у большинства любителей наслаждений, в основе его чувственности лежал эгоизм. Обладая проницательным умом, воспитанный в сознании своей незаурядности, он покорял женщин тончайшим притворством, лукавым светом неотразимого обаяния. Неутомимый любовник, истинный художник сладострастия, виртуоз амурных забав и чувственных пожаров, он был всегда скрытен, ибо скрытность является тем плащом, под которым прячут оружие.
Ему не нужно прилагать усилия, чтобы быть элегантным. Он элегантен по своей природе. Он в любом костюме привлекал к себе внимание. Никакие погрешности в одежде не могли сделать его смешным. Любая вещь выглядела на нем как последний крик моды.
Но этот дамский угодник не был развратником. Разврат привлекателен только с лицевой стороны, а изнанка его отвратительна. В любовных же делах дона Хуана ничего отвратительного не было. Женщины тянулись к нему, как к магниту, потому что каждой он давал почувствовать, что она неповторимая и единственная. Он всегда стремился ценой напряжения всех сил духовных и физических довести женщину до состояния полного блаженства. То, что дон Хуан давал своим возлюбленным, было для него важнее того, что получал он сам.