Страница 9 из 11
Однако было совсем нескучно. Нормально качало, верёвки врезались в мякоть и тёрли, хотелось пить, хотя до воды было всего полметра. А когда усилилось волнение, дистанция временами сильно сокращалась, порой переходя в минус. Вдобавок нужником постоянно пользовались, и при неблагоприятном для меня ветре...
А учитывая стремление моряков ходить в полный ветер, он благоприятным для меня быть не мог. Чувствовал себя как ёршик в унитазе - обосрут, сполоснут, потрут об борт. Ещё и наслушался всякого. Оказалось что, люди на толчке любят поговорить о наболевшем. Избавляются от не нужного во всех смыслах. Комната разрядки, понимаешь.
Вдобавок Закари очухался. Поверил поганец, что взаправду живой и, конечно, сразу принялся жизнь критиковать. Понятно, виноватым во всём оказался только я, дух тёмный и грязный. Или демон? Погубитель и истязатель славного, доброго, ни в чём невиноватого Захарушки.
Скоротали времечко. Как стемнело, меня сверху из сортира окликнули ломким баритоном. Они и по вечерам там надраивали. Теперь-то я понимаю тяжесть их доли. Но почему-то мне их не жалко. Ну, ни капельки. Парни сбросили мне линь, я за него подвязался и сообщил в сортир, что руководство может меня подтягивать.
Подтянули, втащили через дырку внутрь. Не думал, что Заки-дристун в таком авторитете у легендарного Длинного Джека и Пола Головни. А они обниматься лезут к мокрому, обосраному, едва стоящему на ногах подростку!
- У нас получилось, братец!
- Руда, ты так радуешься, будто не верил, - еле ворочая языком, пытаюсь поддержать беседу.
- Я не мог поверить в подобный бред, извини... Ой, тебе ж трудно говорить!
- А ты, Лют? - куражусь, как пьяный от своей маленькой победы.
- Я тоже. Ведь мы не психи, как ты, - извиняется Лют.
- Зато ты верил... или тебе было пофиг?
- Не знаю, Руда. Что теперь? - выхаркиваю из себя слова.
- Теперь мы тебя потихоньку мимо вахтенных проведём в такелажку. Хотя бы ползти сможешь?
- Смогу, Руда.
- У тебя две задачи: главная - подготовка боцмана к вербовке, основная - люк в трюм из такелажки.
- Дык, его ж нету!
- А ты сделай. Вот тебе инструмент, - Лют протягивает мой ножик, - прячь и пошли помолясь.
***
Мир не без добрых людей даже в Атлантике, даже на корабле дураков. К кому ж податься сиротинушке?
- Добрый вечер, сэр боцман, сэр. Я тут немножко умер, сэр. Не откажетесь спасти мою шкурку ещё раз, сэр? - вежливо обратился Захар к боцману, когда бедняга заглянул в такелажку проведать свою заначку. Пинту рому, спрятанную в канатной бухте.
Боцман подобрал с палубы челюсть, развернулся и ушёл. Отсутствовал пятнадцать, признаться не самых лучших, минут в жизни Зака. Вернулся с водой, сухарями, куском солонины и старым камзолом.
- Чтоб укрываться, тут бывает прохладно. До каторги собираешься прятаться?
- Хоть до Южного полюса, сэр боцман, сэр.
- Ты - ловкач, может быть, ещё побываешь там. Живи пока здесь, потом что-нибудь придумаем, - рожает стариковскую мудрость дядя Яша. - Как выжил-то?
- Чудом, сэр боцман, сэр, - учтиво отвечает Зак, пережёвывая сухарь.
- Действительно, по-другому никак. Эх, жаль, сказать никому нельзя!
- Кому это, сэр боцман, сэр? - Зак аж полсухаря с перепугу проглотил.
- Джиму, недоофицерику нашему, это ж он тебя в последний путь провожал. Только ему на вас даже посмотреть было неприятно. Ну и морда у тебя, юнга! Утопленник и есть! - усмехнулся старик, будто сам красавчик, горилла сизерожая, - Сэнди, старый лодырь, тоже вас не разглядывал. А с Эдди какой спрос? Хотя ему тоже влетело.
- За что же?
- За тебя. Капитан с Дасти отчего-то тебя долго дожидались, да так и не дождались. Устроили скандал, подумали, что ты из трюма не вылез. - Боцмана аж распирает ехидством. - Ну, разобрались наконец... потом. Джима Кэп чуть за борт не выкинул, чтоб в него пострелять, как в тебя, видать, хотел. Только Боу ему как-то не дал Джима обижать. Чего-то такое он Кэпу сказал, что тот подобрел дюже, аж ласковый стал. Только каторжан мордует тростью и команде линьками достаётся ни за что и постоянно. Все хлебнули за твои поминки, сорванец. Вот бы порадовались, узнай, что живой ты!
- Чего ж ты, Джеймс, тянешь? Решил поиздеваться? - спросил Захар угрюмо, не уловив юмору.
- Ага, не только ты шутки любишь. Когда с рейса вернёмся, я этих придурков так ославлю! Да меня за твою историю до конца жизни во всех тавернах бесплатно будут поить - моряк мечтательно закатил смешливые свои глазёнки.
- И долго жить собрался, сэр Джеймс, с таким пассажиром-то? - пацан сухо-официально обломал ему фантазию.
- Сказал же, придумаем что-нибудь. Доедай и спрячься за канатами, отдыхай. А я рому хлебну и пойду, служба ж у меня. - Раздражённо перешёл на служебный тон старый моряк.
Ну-ну, послужи пока, служака-юморист. Придумывать он что-то собрался, ага. Не догадывается даже, что детки уже всё придумали, и что их замысел сработает с неотвратимостью детонации ВВ. Время на мягкую вербовку у нас есть. У меня дня три на подготовку визита Пушка. Что делаю? Перепиливаю потихоньку доски палубы под люк и английский учу. Меня Зак натаскивает, обучаясь основам русского. Очень эффективно, когда учитель и ученик в одной голове. Круглосуточно. Урок не прогуляешь и на уроке в тетрадке не порисуешь. Днём, пока за общим шумом не слышно, пилим палубу, или прячемся. Ночью немножко разминаемся. Прививаю Заку привычку к преодолению боли и усталости, ещё к ножику привыкаем, не всё ему дубиной махать. Скулежу было! Не могу, грит, и всё. Давай тогда я, - отвечаю. Он, типа, - ну-ну. А я его тушку принудил ещё к полусотне отжиманий. Бедняга решил, что сдохнет так скоро. Прям уверен был, пока сам топиться не собрался - я ж нашу голову побрил, вши в конец достали. Нормально получилось, правда, порезался слегка без зеркала. Мальчик испытал стыд и настоящую боль. Как облегчить боль? Смейся, Зак!
А как же боцман? Дозревает. Ему, бедняге, в компании стариков неинтересно, а тут молодые, не опухшие, уши без дела валяются. Приносит пожрать и свежие новости. Кэп всё никак успокоиться не может. Траур по Заку затягивается. Боцманюга от души веселится. В общем, "жить стало лучше, жить стало веселее". Как чудесно спится на канатах! Не верите? Поспите с месячишку в гамаке в протухшем трюме, убедитесь. Ещё и дело сдвинулось. Как и планировали, на третий день. Проснулся я раньше Захара, умотал малыша ночью до нервного вздрагивания. Лежу с закрытыми глазами. То ли грёзы, то ли мысли, у Зака перенял привычку. Тут Джеймс притопал, присел рядом на канаты, вздохнул и свою чёрную клешню на мою порезанную голову положил. Смотрю на него сквозь ресницы, а у самого кол поперёк грудной клетки от его несчастного и одинокого образа.
- Дядя Яша, ты чего? - вырвалось по-русски, а он мне: "Why?"
Не "what", а "why"! Закари не бужу, нахватался немного. Спрашиваю на дрянном английском, мол, ты меня понял, что ли? Жуткое зрелище. Жуткое и душераздирающее. Здоровенный, седой, с изуродованной харей мужик плачет, закрывая лицо почерневшими клешнями и плечами трясётся. Не лезу, не мешаю.
Вроде, отпустило его. Подышал, забормотал что-то. Разобрал только "слышта". Ага, сейчас англичане так поморов зовут. А я ему. - Асэй? Тут его чуть по новой не скрутило.
Спрашивает, почему я слова коверкаю, нормально же говорил? Отвечаю, что убогий, накатывает на меня, поэтому и судья пожалел.
Дядя Яша пригорюнился, рассказывать начал, убогому-то можно. Ходил он в Архангельск. Глянулась ему там одна вдовушка, малец у неё... был, как Захарушка. Ну, любовь - подарки, встречи, расставания. Понесла она от него. А когда на другую навигацию пришли, не нашёл никого - оспа.
Посидели, помолчали. Спрашивает, а как сейчас, на тебя часто накатывает? Отвечаю, что бывает.
- А по-московитски хорошо говоришь?
- Хорошо.
- Давай говорить. Мне и наука, и как будто с ними, - начал боцман, да как осёкся, посопел и продолжил уже в сердцах, - эх, дети ж вы ещё, ... так её и сяк, а вас убивают, и вы убиваете...! Ты всё, что я сказал, разумеешь?