Мертвые мухи зла

Вернулся домой, попросил Филипповну не мешать - экзамены на носу. На всякий случай запер двери на задвижку и раскрыл повествование Соколова. Почему-то с первых же страниц мне стало ясно, что ответ есть и заключается он совсем не во внимательном прочтении. Он - на весьма определенной странице. Ее нужно найти, обнаружить.

Просматриваю по диагонали. Царское Село, Тобольск, отъезд в Екатеринбург. Этапы большого пути, сколь ни пародийно это звучит. Нет. Не здесь... Дом Ипатьева, обиход семьи, обстановка в доме после расстрела. Детали. Важно, но не для меня. Рассказы свидетелей о том, что происходило у Открытой шахты. Н-да... То, что интересует меня, нас, - не здесь.

И... глава двадцать первая. В самом ее начале есть показания сторожа при переезде № 184 Якова Лобухина. Ночью 17 июля он проснулся от шума автомобильного мотора, глянул в окно и увидел грузовой автомобиль, в кузове - четверо с винтовками.

И в этой же главе: грузовой автомобиль уехал от Открытой шахты в город ночью 19 июля. Лобухин и его сын Василий видели, как "фиат" прошел через переезд и застрял в болоте Поросенкова лога. Его вытаскивали и строили мостик из шпал.

Я увидел снимок № 76. Проселок, слева редкий лесок, поперек дороги гать, шпальный ряд. Лобухин видел, как брали шпалы от его дома и уносили в лог.

"Что тут такого?" - спрашиваю я себя, но кто-то говорит мне: вот он, ответ...

Кто-то незримый бубнит, шепчет мне в ухо: задумайся... По этой самой дороге в ночь на семнадцатое прошел двадцатипятисильный, маломощный "фиат", нагруженный одиннадцатью телами расстрелянных (семьсот с лишним килограммов) и четырьмя (по меньшей мере!) охранниками с винтовками - это еще триста с лишним килограммов! Всего получается не менее тонны. Легко представить, как полз этот грузовичок, рассчитанный на перевозку сотни-другой килограммов оливок или бутылок кьянти.

Но 17-го грузовик не застрял!

Он застрял 19-го! Пустой.

И тогда вопрос: а в самом ли деле он был пуст? Или палачи, напугавшись местных жителей (те могли что-то увидеть), решили перевезти трупы в другое место, более надежное? Возможно, на обратном пути Люханов сдал на полметра вправо к болоту, и этого оказалось достаточно? Автомобиль застрял?

Возможно. Но пока это только домысел, предположение.

Так... Но ведь в пользу этого предположения говорят два обстоятельства: первое - Соколов ничего не нашел в урочище Четырех братьев, у Открытой шахты. А ведь с ним работали четыреста добровольцев с ВИЗа. Если бы большевики спрятали тела в шахте, у шахты, в Ганиной яме и где угодно еще в этом районе - тела бы нашли.

Но их не нашли...

И второе: я ведь не забыл рассказ учительницы в поезде. Она сказала: "Сожгли на обратном пути".

Но, может быть, Ермаков наврал, похвастал своей осведомленностью?

Исключено. Званцев писал о том, что нашел у Дитерихса (где-то в середине первого тома, кажется так?) фразу: "Вчера хоронили, сегодня перезахоранивали". Вчера - 17-е, сегодня - 19-е.

Все совпало. Если трупы Романовых не сожжены, не уничтожены каким-то иным способом (тем же, которым расправились с телами Михаила Романова и его людей) - они лежат под мостком из шпал на дороге Екатеринбург-Коптяки, метрах в ста от переезда. Соколов эту гать видел и стоял на ней, ее прошел и Званцев.

Итак, истина найдена... Теоретически.

Остается доказать, что практика и в самом деле критерий оной...

Пригородный поезд мчит к разъезду Шувакиш. Это в километре от переезда, который нужен нам. Едем в разных вагонах: я и Таня в первом, Карсавин и Валентин - соответственно во втором и третьем.

- Они похоронили Веру, - Таня произносит фразу пустым, безразличным голосом. - О покойниках не говорят плохо, но Вера была дрянь.

- Зачем же они рисковали?

Она улавливает насмешку.

- Они рисковали. Они ее спрятали. Навсегда. Риск был, если бы ее нашли. Все об этом. Ты уверен в своем открытии?

- Ваше доверие, товарищ, я оправдаю.

Она фыркает и отворачивается к окну. Как она непримирима... Это печально. Для меня.

Шувакиш, выходим, я помню карту Соколова - в книге. Мне кажется, что я уже был в этих местах. По сторонам железной дороги лес, идем вдоль насыпи, потом через поле. Вот и переезд...

Волнение нарастает. Валентин и Карсавин нервно закуривают. На них потертая рабочая одежда, в руках штыковые лопаты. Неглупая предосторожность...

Входим в ту часть дороги, которая спряталась в лиственном лесу. Он особенно густ в этом месте, солнце едва касается мокрой колеи дробящимися лучами. "Ишь, как разросся... - замечает Карсавин, оглядываясь. - Не иначе - на крови..."

Нарочито народная манера разговора неприятна мне. Ускоряю шаг и... вот он, мостик. Или гать. Какая разница...

Они потеряно ходят вокруг, у них побледневшие лица и запавшие глаза, я вижу, как в пальцах Валентина мелко подрагивает папиросный мундштук.

- Здесь? - недоверчиво произносит Карсавин. - Это невозможно! Чушь! Надо быть полным идиотом, чтобы швырнуть голых покойников в дороге!

- Или гениальным преступником... - вяло отзывается Валентин. - Мне не приходилось ни читать, ни слышать о подобном. Способе. Сокрытия следов...

- Давайте к делу, - Карсавин плюет на ладони. Надо же... Заправский дорожный рабочий. - Помоги...

Вдвоем с Валентином они оттаскивают в сторону три или четыре шпалы и начинают яростно копать. Через пять минут сдавленно звучит голос Валентина:

- Кусок железа... Что бы это значило...

Карсавин берет находку в руки и... роняет. На лице - ужас.

- Это... это...

Я уже понял, что это такое. Тазовая кость; она черно-зеленого цвета.

- Ну, вот... - говорю некстати. - Кто ищет - тот всегда... Да.

Они снова копают, и на краю ямы появляется мощный череп: черный, видны остатки волос, оскал сверкает... золотом.

- Боткин? - говорит Карсавин. - Нет. Скорее, Анна Демидова...

- Да оставьте вы свои глупости! - кричит Таня. - Оставьте. Нужны доказательства, а не болтовня!

- Доказательства есть, - Карсавин показывает челюсть с золотыми зубами. - Золото. А работа - ремесленная. Это же видно... Только служанка могла себе сделать такие...

И еще один череп. Зубы вставные. В отличие от первого, они сделаны из белого, совсем не потемневшего металла. И "работа"... Даже я вижу, что она - ювелирна. Дантист обладал несомненным талантом.

- Женщина... - бормочет под нос Валентин. - Лет пятидесяти или чуть меньше... Это не сталь, не серебро - тем более. Это - платина. Ясно.

- А почему не мужчина? - вопрошает Карсавин.

- Долго объяснять... Я окончил три курса медицинского, я понимаю... И зубы... Гений делал. Можно на выставке показывать...

- И это значит...

Я вижу, что Карсавин не в состоянии осмыслить случившееся.

- Это императрица... - тихо говорит Таня. - Господа, этим нельзя рисковать. Закапываем и уходим. Дома вы составите протокол, подпишем все. Это будет доказательством.

Валентин и Карсавин мгновенно забрасывают яму землей, ставят на место шпалы, присыпают их.

- Ты обратил внимание? - тихо спрашивает Валентин. - Мозг цел! Невероятно...

- Почему? - Карсавин в недоумении.

- Потому что взгляни на мои ботинки! - кричит Валентин.

В самом деле... Ботинки на глазах покрываются синим налетом. Синим, с радужной пленкой.

- Серная кислота. Все понял? Мозг должен был сгореть! А он остался! Это мощи, святые мощи, господа, как хотите...

Он крестится, истово, мы крестимся вслед. Карсавин читает молитву:

- Подаждь, Господи, оставление грехов убиенным безвинно рабам Твоим.

Уходим. Я вижу: они все время оглядываются. Только Таня идет с угрюмым, застывшим лицом. Молча.

Ждем поезда. Валентин спрашивает:

- Ты... поговорила с Сергеем?

- Нет. Но это не поздно и сейчас. Сергей... - Таня берет меня за руку. - Званцев в тюрьме. Почти год. Твой отчим - замнач управления. Ты обязан поговорить с ним.