Страница 11 из 21
– Пропустить!
Неуверенно переглянувшись, гвардейцы выполнили приказ старшего по званию.
Благодарно кивнув неожиданному помощнику, Верховный зарас ворвался в покои Императрицы.
Динайри металась по кровати, извиваясь от боли. Пот заливал ее бледное лицо, сосуды в глазах покраснели и лопались.
– Дыши! – кричали ей акушерки, пытаясь удержать на кровати ее страдающее тело.
Императрица «билась» и выгибалась так, словно ее выворачивало наизнанку.
– Это… вообще нормально? – обеспокоенно уточнил Амонис у пробега вшей мимо с миской компрессов акушерки.
– Дети нелегко даются, – ответила она, с трудом сфокусировавшись на Советнике.
– Но со стороны кажется, что у нее ломаются все кости! – Верховный зарас поймал попытавшуюся уйти лекарку за рукав.
– Вам нельзя здесь находиться, господин! – требовательным тоном сказала акушерка, освободив рукав, – подождите снаружи!
Амонис понимал, что должен помочь сестре. Он не знал, чем больше он руководствовался, желая сохранить жизнь Динайри: стремлением укрепить свою власть в Империи, братским чувством или чем-то еще. Да это было неважно. Смерть Императрицы была ему невыгодна при любом раскладе, а значит, нужно было действовать, причем незамедлительно.
Первой мыслью Верховного зараса было тайно нарушить существовавшие в Правящей семье «пещерные традиции» и незаметно подлить в какое-либо снадобье прогрессивные зарианские медикаменты.
Быстро оглядевшись, он понял, что его план не удастся: роженице не подносили ничего, кроме мисок с чистой водой и полотенец. Быстро отметая одну пришедшую ему на ум мысль за другой, Амонис начал сильно нервничать, наблюдая, как стремительно слабеет его сестра. Ее изможденное тело не могло осуществить больше ни одной потуги, чтобы вытолкнуть из себя ребенка.
– Вам не нужно видеть то, что сейчас здесь произойдет. – Старшая акушерка решительно приблизилась к Советнику.
– И что же сейчас произойдет? – спросил Амонис, чувствуя, как от чрезмерной моральной напряженности у него начали пульсировать виски и заложило уши.
До этого момента Верховный зарас не был подвержен панике, но когда увидел, как одна акушерка передала другой блеснувший в пробивающихся через окно лучах дневного светила нож… Если бы он только мог предположить заранее, что кесарево сечение в Имперской семье осуществляют столь варварским способом…
Раздался оглушающий, животный крик Императрицы, а вслед за ним плач младенца.
Грубо расталкивая стоящих между ним и Динайри акушерок, Амонис рванулся к сестре. Императрица лежала в луже растекающейся крови, ее веки не подергивались, грудь не вздымалась.
– Живодеры! – пропитанным ненавистью тоном прорычал Верховный зарас, едва удерживаясь от соблазна разнести весь дворец и испепелить его обывателей.
Достаточно было малейшей искры, чтобы Мастер в душе Амониса обрушил на окружающих свою карающую мощь. Но, к счастью для находящихся в комнате лекарок, они были слишком заняты младенцем, чтобы случайным словом или взглядом спровоцировать невозвратную ярость взбешенного Советника.
Не получив дополнительной подпитки гневом, буйство постепенно покидало Верховного зараса, возвращая ему способность думать. Он смотрел на обмякшее тело сестры. Любой лекарь заявил бы ему, что все кончено, и надежды нет, однако Мастер в глубине души Амониса настойчиво нашептывал, что это не так.
Действуя скорее на инстинктах, чем пользуясь разумом, Верховный зарас подошел к Динайри и, положив ладонь ей на лицо, свободной рукой набросил одну из простыней на ее безжизненное тело.
Он пока не знал, что будет делать, если кто-то заметит, как, повинуясь внутреннему приказу своего хозяина, с его ладони стекает броня и обхватывает каждый миллиметр Императрицы. От основания волос до кончиков ногтей.
Бдительно следя за повитухами и фрейлинами, Амонис заслонил кровать сестры собой.
Он не был уверен, что броня поможет, но надеялся…
Находясь на пределе и ощущая секунды часами, Верховный зарас даже подумал, что ему просто показалось, когда услышал позади себя легкий вздох.
Вернувшись к сестре, он молниеносным движением возвратил броню на свое тело и ласково провел пальцами по щеке Императрицы.
– Ты здесь, – прошептала Динайри.
– А разве могло быть иначе? – также шепотом ответил брат, сжимая тонкие пальцы Императрицы.
– Советник? – Старшая акушерка грозно смотрела на Амониса, – что вы сделали?
– Ничего, – ответил, прищурившись, Амонис, – просто представители моего народа сильней, чем кажутся.
– Надеюсь, вы понимаете, что мы проверим ее организм на предмет вмешательства, – подбоченившись, заявила акушерка.
– Это ваше право, – с улыбкой согласился Верховный зарас, не сомневаясь ни минуты, что они ничего не найдут. Не смогут. Даже если очень сильно захотят. Симбионты не оставляют следов. Тем более симбионты Стихий.
Еще раз широко улыбнувшись, Амонис отошел от кровати сестры, предоставляя возможность удивленным лекаркам осмотреть стремительно идущую на поправку Динайри.
Глава 6
Уна поселила Марго в большой круглой комнате, расположенной на самом верху многометровой серальной башни. Это было самое уединенное от людей место в гаремной части дворца и больше напоминало комфортабельную тюрьму, но девушка не спорила.
Чтобы покинуть владения местного правителя живой, было необходимо, чтобы о ней забыли. А значит, не видели, не слышали и даже не догадывались, что в нескольких метрах над внутренним двориком, скрытая от посторонних глаз широким, окружавшим башню по периметру, балконом, пребывала в полном здравии та, кого Повелитель почтил своим прикосновением.
Единственным развлечением для Марго, помимо регулярных визитов Уны, было изучение информационных свитков и кристаллов, ежедневно поставляемых ей эпиком.
По большей части их содержание было художественным, но иногда девушке встречались очерки об иных мирах. В частности, Марго увлекали записки путешественников и исследователей. Она хотела бы читать только их. Но Уна, виновато улыбнувшись, сказала, что Повелитель не одобряет излишних мыслей в головах своих фавориток, посему библиотеку в большинстве своем наполняют книги о любви и сказочные мифы.
Немного расстроившись, Марго решила довольствоваться тем, что есть, в надежде, что чужая, выдуманная жизнь отвлечет ее от давящего одиночества.
А оно становилось все ощутимее и ощутимее.
С каждым, проведенным вдали от друзей днем девушка все меньше и меньше верила, что сможет их еще когда-нибудь увидеть. Очерки путешественников помогли ей понять, как велика была Галактика, в которой она жила, и что у ее флагманов попросту не хватит жизни, чтобы отыскать своего Избранного.
Все реже и реже Марго смотрела на небо в надежде заметить среди редких кучевых облаков стремительно снижающийся «Штормбрекер».
Отчаяние постепенно охватывало девушку, настроение портилось, и она выплескивала свое недовольство на Уну. Но как бы отвратно ни вела себя Марго, та все стойко выносила и видела причину недовольства Владычицы лишь в себе. Тем более, что Уна не сумела сдержать обещание и оправить Марго на поиски флагманов через неделю, и даже через две.
Чувствуя себя бесконечно виноватой, эпик изо всех сил старалась угодить в чем-то ином, хотя, как бы она ни пыталась, Владычица продолжала пребывать в негодовании.
Марго понимала, что ведет себя чрезмерно жестко и твердо с единственным хорошо к ней относящимся человеком на планете, и корила себя за свое поведение, но стоило Уне войти в комнату, девушка не могла справиться с распиравшим ее изнутри желанием приказывать и требовать.
А когда эпик уходила, девушка вновь погружалась в свои невеселые мысли, сомнения и страхи. Она все четче и четче понимала, что на самом деле лететь-то ей некуда, поскольку неважно, будут флагманы искать ее, или она их, результат от этого не изменится.
Конечно, Марго могла остаться во дворце и никуда не лететь, но такой вариант ее устраивал еще меньше. Уж слишком остро чувствовалась неволя, когда она ежедневно прогуливалась по одному и тому же круглому балкону вокруг своей комнаты без возможности куда-либо свернуть или побежать к горизонту.