Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

– Кто обещал? – начинает допрос девица с напором, который кого угодно может смутить – но только не Юлика.

– Мы что, в ментовке?! – орет Киже, окончательно расхрабрившись.

– Лапочка, – бормочет с видом младенца вконец осовевший Кролик. – Из любви к ближнему своему, я…

Блондинка свирепеет:

– Так, ноги в руки! И марш, марш. Левой, правой!

Она толкает Кролика, толкает еще раз – тот марширует к выходу.

– Быстро на заднее сиденье, и чтоб от тебя ни слуху ни духу! – продолжает приказывать разъяренная валькирия. – Не дыши на меня!

– Ребята, не Москва ль за нами?! – взбрыкивает Кролик. – Умремте ж под Москвой!

Затем внезапно артачится и садится на пол.

– Я никуда не пойду.

– Почему? – с трудом сдерживается лапочка.

– Я оставил на столе зажигалку.

– Ничего. У меня есть.

– Я забыл сигареты.

– Купим новые, – заявляет сильная половина. Но на Кролика поистине находит упрямство Тараса Бульбы:

– Мне нужны свои… Воо-о-н там, на столе, я их оставил! – и пытается вырваться.

– Я… тебе… покажу… зажигалку, – пыхтит девица с неожиданной силой отрывая Кролика от последней опоры – примчавшегося галопом на шум метрдотеля.

– Друзья мои! – взывает главный концессионер. – Я раздал визитки? До завтра! Приказываю – всем звонить. Мы начинаем! Эх, дубинушка, ухнем! Где мой коммерческий директор? Озолотимся! Обещаю! Слово банкира!

Застоявшийся «вольво» снимается с места и, рыская, уносится в ночь. У поручика не остается сил даже за угол завернуть: нервно орошает рекламно-картонного господина во фраке. Мы с Васенькой прикрываем его от парочки, вылезающей из какого-то уж совершенно сногсшибательного хромированного чудовища.

Дама тонет в лохматой шубе: искрятся глаза и босоножки. Спутник – квадрат с золотым ошейником. Небожители словно сквозь нас проходят в раек.

Мы на пороге тоже долго не задерживаемся. Тем более партнерша Зимовского посеяла гардеробный номер: пальто ей выдадут только в конце представления.

– А как же прогулки по крышам? – лепечет девочка, вибрируя на основательном норд-весте. – Поездка к морю? Букет из пальмовых листьев, кущи Иерусалима, в которых будем бродить до утра? Как стихи, свечи по вечерам и бутылка вина возле камина?

– Не обещайте деве юной любови вечной на земле, – прощаясь, ответствует пожилой арлекин.

– Я убью его! – окончательно звереет Киже. Дико на нас взглянув, он удалился во мрак. – Выхвачу ее из лап негодяя! Поставлю точки над «i»! – доносится из темноты. – Мне обещан гранатомет!

– Куда? Куда? – безуспешно зовет Зимовский. – Да остановите же этого фавна!

В попытке бежать за безумцем спотыкаюсь о пышущего счастьем картонного человека. Асфальт откликнулся на удивление быстро. После кульбита расшевелился дремлющий на периферии внутренний голос: «Немедленно домой! Хоть ползком, хоть на коленях!» Но демон мести начинает бушевать и во мне. У него достаточно горючего: стоило плеснуть, воображение вспыхивает мгновенно. «Откуда ты?» – раскудахчется Дина. «Из «Стармена»! – отвечу. – О, гарпия! Тебе и не снился «Стармен». Тебе никогда не бывать в нем, драная двадцатилетняя кошка! Обольщай местных пенсионеров, недостойная не то что поэмы – жалкого, вымученного стишка! Прозябай в душном мирке вместе с местечковыми воздыхателями, которые не поведут тебя дальше ближайшей пивной! И т. д., и т. п.».

Речь готова. Знаю, куда сейчас направить стопы свои…

Питер угрюм, как бомбист-народоволец. В этом невыносимом городе только Раскольниковы и процентщицы могут шуршать себе по углам, словно насекомые. И всяческие Акакии Акакиевичи сдирать пальто со случайных прохожих. Я, марширующий по полуночной Лиговке, окружен призраками. Метель свирепеет. Пурга – свихнувшийся парикмахер – держит волосы дыбом. В глубине словно нарезанных ножом улиц – болотные огни – ни дать ни взять фонари троллей.

Вот и барский дом панночки: расколотая мозаика, заложенный кирпичами камин. У ангелочков интимные места отколуплены еще в семнадцатом любопытствующими матросами. На стенах – лозунги, столь милые сердцу младшенького: «кайф, секс, драйв». Лестница, по которой свободно может промчаться квадрига, сама выкладывает под ноги ступени: пролеты скользят, словно в лифте. Кажется, я раздавил кнопку звонка. Представляю, как она заметалась по комнате в поисках метлы!

Качели, на которые услужливо подсадил меня алкоголь, то приближают, то отдаляют образовавшуюся ведьму. Несмотря ни на что, отчетливо фокусирую цель. Подыскиваю уничтожающие эпитеты. Трепещу от наставшего мига. И начинаю пороть совершенно противоположное. О, этот носик! Овал безукоризненного подбородка! Божественный запах девичьих подмышек! Маленькая Варлей прячет ладошкой губошлепистый рот. И ведь не пугается, что растормошит дегенератов-соседей: на всю вселенную расхохоталась.

– Мы вошли в дело! – сообщаю, работая маятником. – Я – менеджер по набору клиентов.

– Поздравляю! – давится.

– Ухожу в бизнес! – вот что заладил, дурак конченый, а она благословляет:

– В добрый путь!

Опять болото! Хоть бы прутик кто протянул!

– Я хотел тебя увидеть, Дина!

– Увидел? – отмахивается от искренних слезинок.

И хватает меня за куртку. Однако в самый последний момент встает на пути окончательного падения, приблизив глазки, несомненно одолженные у Князя Тьмы. Ее нахальство предсказуемо, как полет шмеля. Подумать только – целует взасос. Нужно обладать оперативностью процессора, чтобы хоть что-нибудь сообразить. Я не успел: и, разумеется, обнимаю воздух.

– Хорошенького понемножку, – шепчет уклонившаяся минога. – А сейчас – прощай! Спокойной ночи.

До чертиков знакомую кнопку давить уже не решаюсь. Фея, фея! Что же она делает со мной? Кажется, слезы. Подумать только – благодарные! Аудиенция завершена. Не прошло традиционной минуты – по скользкой мраморной лестнице сползает к подножию трона сентиментальный червяк.

Дверь, перед которой меня покачивает, – снарядонепробиваемая плита с тремя бойницами для запоров: детище вечного матушкиного беспокойства. Из «глазка» вполне может вести огонь двухсоттрехмиллиметровая гаубица. Здесь и трезвому приходится попотеть: нижний замок – два поворота, средний – три, а вот верхний, с «секретцем» – истинное проклятие: десять! Но начеку крылатый хранитель! Всегда ушки на макушке. Вот и сегодня, разве что у подъезда, шутки ради, позволил мне словить запорошившийся ледок – истинную ловушку для пьяниц и стариков. А так привычно выхватывает связку ключей из кармана и расправляется со всеми запорами. Перетаскивает через порог, тащит за шиворот мимо двух шкафов в прихожей – настоящих Сциллы и Харибды – и представляет освещенной кухне.

– Господи!

Нет, не брат со своей оглоблей воскликнули в один голос – взбалмошная, внезапно приехавшая мать ожидает за столиком, напомаженная и напудренная, в светлом парике, который ей так идет: явилась с какого-то торжества. За этой бальзаковской штучкой еще вовсю мужчины ухлестывают. Нога на ногу – и вглядывается, как судья.

– Господи! – вновь бросает в меня свое неподдельное отчаяние. Она явно решила загубить сегодня все сигареты: еще одну разминает, вертит в прозрачных, с прожилками, пальцах, и вдавливает в пепельницу. Нервозность от нее, как и духи, распространяется волнами.

Только сейчас замечаю на столе носовой платок. Матушка торжественно развернула находку.

– Что за гадость?

– Ну, возможно, от головы, – вяло пытаюсь выгородить братца.

Глаза ее окончательно заволоклись.

– Кто эта девчонка? Я застала их в ванной. Ну скажи, почему ему не застелить за собой диван?.. И запах в комнате… Ты можешь сказать, что он курит?

– Нет, мама.

– Отец звонил? – неожиданно спрашивает.

– Нет.

Стараюсь держаться, как часовой на посту, но все-таки приходится несколько раз опираться о дверной косяк.