Страница 1 из 21

Забытый князь

Торубаров Юрий Дмитриевич

Юрий Дмитриевич Торубаров

Забытый князь

Сайт издательства www.veche.ru

Глава 1

Семен Рыло, здоровый, нескладный мужичище, отец жениха, вошел в избу, принеся с собой клубы морозного дыхания.

– Ну, жметь, – покрякивая, он снял заиндевелый полушубок и повесил на большой гвоздь, торчащий в стене.

Потом подошел к печи, где на головешках весело пританцовывали языки пламени. Они, как бы подмигивая, звали к себе. Семен растопырил над ними руки с толстыми негибкими пальцами.

– Хорошо! – смачно произнес он и повернулся к столу.

За столом сидели несколько баб. Во главе – сваха. Полное румяное лицо хорошо скрывало ее годы. Только прядь поседевших волос, выбившись из-под пушистого дорогого платка, наброшенного на голову, говорила о том, что она не молода. Об этом же говорила и ее дородность. Но сваха об этом никогда не думала. Непревзойденная в своем деле, она была нарасхват.

Вот и Семену с его Пелагеей понадобилась такая мастерица. Их сын, Никифор, весь в отца, такой же рыжий и нескладный, достиг возраста, когда его родителям пора было думать о своем сыночке. В их большом селе, растянувшемся на всю излучину Оки, было много девок. Но мало кто заглядывался на рыжего нескладного парня. Зато он давно положил глаз на одну из них, Ольгу.

Рыло были земцы и имели какую-никакую, но свою селитьбу, а семья Ольги была из смердов. Поскольку село почти сплошь состояло из черных людей, Рыло очень гордились своим земством. Но судьба всегда старается уравновесить жизнь. Если одним оно посылает богатство, то другим посылает такое, что трудно выбрать: красоту, доброту и мягкость дочери, на которую не нарадуются родители, или кусок землицы.

Трудно сказать, повезло ли семье Рыло выбиться в земцев или они взяли тяжелый грех на душу. Но разбогатели они таким образом. Семен, как и все мужики села, был охотником, благо жили в окружении леса. Однажды, зимней порой, гоняясь за подраненным сохатым, он услышал жалобный стон. Остановился, подумав, что сохатый от него все равно не уйдет, – следы по снегу не спрячешь, и стал внимательно осматриваться. Повторный стон привел его к сосне. Там он нашел скорчившегося человека.

Семен увидел, что душа едва теплится в его теле. «Что делать? Тащить до избы далековато. Да еще такой снег. Тут с ним возиться…» – Он пожал плечами.

– Слышь, хто ты будишь? – тряся его за плечо, спросил Семен.

В ответ раздались непонятные звуки.

«Да… нести… а лось? За ночь от него только кости останутся. Да и человека вряд ли спасешь. Уж больно он… тово… Видать, не жилец», – успокоил себя Семен.

И стал раздумывать.

На груди незнакомца разошлась шуба. Он был настолько слаб, что не мог ее застегнуть. Семен попытался это сделать, но что-то мешало стянуть борта. Он засунул руку внутрь и наткнулся на какой-то узелок. Вытащив его, он развязал концы. Господи! Там были деньги. Семен быстро, как только позволяли его непослушные пальцы, вновь завязал узелок и, не раздумывая, сунул себе за пазуху. Пятясь и крестясь, он шаг за шагом отходил от незнакомца. Сохатого Семен нашел до темноты. Быстро его разделав, взвалил на свои могучие плечи чуть не всю тушу и отправился домой. Дорогу он выбрал другую, чтобы не проходить мимо сосны. Придя домой, Семен тяжело сбросил добычу и, ничего не сказав, прошел к себе. О своей находке не сказал даже жене.

Дождавшись весны, он, как и многие мужики, ушел в Рязань, наниматься на работу. Вернулся под осень. Но односельчане заметили, что Семен вдруг заважничал. «С чего бы ето?» – говорили они меж собой. Однажды, подпоив его, выведали его тайну: он хорошо заработал и присматривал землицу.

– Ну че, – сказали мужики, – повезло!.. Быват!

Вскоре он приоделся. Потом приглядел усадьбу. Все ахнули, когда Семен купил у боярина кусок земли.

– Тута чтой-то не то! – решил народ.

Но пойди, узнай, что оно то. Семен оказался молчуном строгим. Даже Пелагея, и та ничего не узнала и дивилась наравне со всеми.

Семен, правда, как напивался, все бил себя в грудь:

– Грешен я, люди добры! Грешен!

А в чем грех, даже пьяный, не сознавался. Быть таким скрытным заставил его один случай. Проживал когда-то на селе один мужичонка, Кузьма. Вот этот Кузьма на глазах начал богатеть. Селяне к нему: дескать, как ето?.. Тот, дуралей, все и рассказал. Мол, ехал он единожды с Рязани. Нужда приперла. А дело было зимнее. Он конягу остановил и стал у дороги место разгребать. Гребет ногой… и вдруг что-то мелькнуло, черное. Он хотел было плюнуть на это, в снег-то небольшая охота лезть ручищей. Но, подумав, полез. Бац! А это мошна чья-то. С деньгой! Вот и взял он ее. А слух об этом до Рязани докатился. Вскоре примчались два воина, подхватили беднягу под ручонки. Связали и в сани бросили, объявив народу, что он убивец. Тот Богом клялся, что нашел. Да кто поверит! Увезли… и с концами. Нет, Семен не такой. Из него правду клещами не вытащишь.

Незаметно подрос Никифор. О том странном богатстве все уже забыли. Семен с Пелагеей стали думать, к кому посылать сватов. Да вмешался сам Никифор, сказав:

– Окромя Ольги, мне нихто не нужон.

Отец было прикрикнул:

– Ты у мня смотри… выпорю!

Но сын, твердо посмотрев на родителей, заявил:

– Порки не боюсь. А ежели не Ольга, уйду, как Демыч ушел.

Демыч – сын соседей. Когда его решили женить и сосватали косую Мавру, он, ни слова не говоря, тихонько прихватив одежонку, оставил отчий дом. Сколь его ни искали, так и не нашли. Эти слова возымели на Семена и Пелагею свое действие. Они испугались и начали искать сваху. Да такую, чтоб сватовство удалось. Ольга, зная себе цену, девкой была строптивой.

И вот счастливый для него день наступил. Сваха, немало запросив, сумела уговорить и родителей и дочь. Семен понял, что его приход оборвал рассказ раскрасневшейся свахи. Видать, Пелагея не пожалела браги, сваренной на свадьбу. Посмотрел, где ему лучше пристроиться. Увидев табурет под висевшей одеждой, взял его и притулился к стене. Сваха, зыркнув на хозяина маслеными глазками, продолжила:

– …и выбрала я место под матицей. Примета верная, задуманное сбудется. Села я под него и им говорю: с лица воду-то не пить, и ее красоту хвалить стала. А че за жизнь за смердом? Того и гляди хозяин прогонит. И куды они с детьми? А Рылы – семья справная. Все село скажет. Трудяги, не пьющи… ну только по праздникам. А сыночек – то высок, здоров. Хорошим хозяином будет. Ольгу любит, ето важно. «Да ты откель знашь?» – спрашивает Гликерия. «Э, маманя! – говорю я. – Да кака я была бы сваха, если бы ето не знала. На кой лях мине попусту языком молотить. Любит он, любит!» Да так сладко говорю, а сама повернулась к Ольге. Зарделась девка. Ну все! Попалась в мои сети. Вот так, Пелагея! Налей-ка еще, че-то во рту пересохло.

– И мне, – подал голос Семен, – чей-то с морозу колотить стало.

Выпив хорошую чарку, он поднялся.

– Вы, бабы, тово, болтать болтайте, да дело не забывайте. Завтра ж свадьба. Пелагея, ты квашню-то завела?

– Завела, завела! – замахала та руками. – Давай полезай на печь! Стой, – прикрикнула она, – мясо-то покрошил?

– А че я делал? – скидывая верхние портки, пробасил он и, подставив табурет, полез на полати.

Сквозь быстро навалившийся сон Семен слышал, как они начали обсуждать даваемое за девицей приданое: шубка крытая, плат… но сон уже овладел им.

А в конюшне собрались парни, друзья Никифора. Он стащил из дома небольшой бочонок с брагой да кусок сала. Ребята выпивали, закусывали и обсуждали невесту.

– Хороша девка! – заметил один из них.

– Все при ней! – смачно произнес другой парень, развалившийся на соломе, держа в руках недопитую чарку. – Смотри, Никифор, ой, увидуть!

– У мня-то? – басил тот. – Да я…

– А ты и знать не узнаешь. Бабы… тово, твари хитрючи.