Страница 6 из 24
Говоря это, вазир улыбался.
– У меня к вам письмо от него, – сказал Али.
– Письмо, – удивился вазир, и обращаясь к чаушу, приказал – пропусти его.
Чауш посторонился и Али вместе с корзиной поднялся на площадку.
– Ты знаешь его, Низам, – обращаясь к собеседнику, сказал вазир – Это лучший ученик моего медресе. В прошлом году я рекомендовал его на работу в суд, к твоему двоюродному брату.
Раис подошел к Али, взял одну лепешку из корзины, понюхал, отломил кусочек и отправил в рот.
– А’фарин[26], – сказал он, – видишь, как важно хорошо учиться.
Шамс взял из рук записку, пробежал ее глазами.
– Видишь Низам, – сказал вазир, – стоит похвалить человека, как тут же выясняется, что он уволен, очевидно, за нерадивость. Хотя нет, иначе мой племянник не просил бы дать ему работу. Что произошло, дружок, почему он тебя уволил?
– Кади отстранили от должности.
Вельможи переглянулись.
– Как это отстранили, что ты городишь?
– Это произошло сегодня, господин.
– По какой причине? – хмурясь, спросил Шамс.
– Судья сам об этом скажет, я же обещал ему держать язык за зубами.
Вазир спрятал записку в рукаве.
– Ну что же, раз ты можешь держать язык за зубами, значит, ты мне подойдешь.
Приходи завтра в канцелярию.
Али поблагодарил вазира, и, спустившись с другой стороны площадки, продолжил раздачу хлебов. Когда корзина опустела, он вернулся назад, вазира и раиса уже не было на площадке. Али спустился вниз, где его поджидал пекарь.
Тот ревниво спросил:
– О чем это ты разговаривал с раисом?
– Хлеб хвалил, поблагодарил меня.
– Эх, надо было мне в ту сторону пойти, – сокрушенно произнес пекарь. – Вот так всегда, ты горбатишься, а похвала другому достается.
– Ну, ты приятель тоже ведь не в убытке, – заметил Али, – тебе ведь заплатили за все.
– Дай сюда, – разозлился пекарь. Он грубо выхватил пустую корзину из рук Али, и недовольно бормоча что-то себе под нос, пошел восвояси. Али вздохнул, огляделся по сторонам, думая куда податься, тут до его слуха донеслись призывные звуки азана[27], недолго думая, он пошел в соборную мечеть, на вечернюю молитву.
Во дворе мечети, возле колодца стоял мальчик, держа в руках медный кувшин с длинным носиком, и поливал на руки всем, кто совершал омовение. Али с наслаждением умылся холодной водой, вытер лицо рукавом, оставил чарыхи[28] на ступенях и вошел в мечеть. Была пятница, и Али с интересом ждал, чье имя помянет имам в хутбе. Атабек Узбек был в бегах. У стен Табриза с войском стоял хорезмшах, а имя халифа ан-Насира не поминали с момента появления монголов. Поскольку сразу же по городу поползли слухи о том, что к их нашествию причастен халиф, с которым уже никто из мусульманских султанов и эмиров не считался. Имам к удивлению Али, проявил гражданскую смелость и не упомянул никого. Закончил молитву обращением к Аллаху, с просьбой даровать жителям Табриза силу и удачу для победы над врагом.
Когда молитва закончилась, люди стали подниматься с колен. У выхода, где все оставляли обувь, возникла небольшая толчея, но вскоре в зале никого не осталось, кроме священника и Али.
– Ну, – спросил имам, – ты, почему не уходишь?
Вы сделали ошибку, когда цитировали пророка Мухаммада, – без обиняков сказал Али.
– Что ты говоришь, – усмехнулся имам, – какое именно изречение?
– Вы сказали, говоря о заблудших: «но обещает им сатана обольщение».
– Да, и что не так? – Насмешливо спросил имам.
– Там есть обособление «но обещает им сатана только обольщение», вы пропустили слово – только.
Имам хмыкнул, вернулся к минбару,[29] стал перелистывать страницы раскрытого Корана. Найдя нужное место, он, водя пальцами по странице, прочитал.
– Да, действительно, я пропустил слово, – согласился имам. – А ты что же – хафиз[30].
– Да.
– Ну что же, это похвально. Однако ты не уходишь. Какие еще будут замечания, или пожелания?
– Можно я сегодня переночую здесь?
– И ты полагаешь, что после подобной дерзости я позволю тебе здесь ночевать?
– Полагаю, да.
– И на чем же основана твоя уверенность?
– Это дом Аллаха, не ваш.
– Смотри-ка, – удивился имам, – а ты за словом в карман не полезешь, молодец. Ладно, оставайся, только учти, просто так в доме Аллаха только увечные получают пищу и кров. А здоровые должны работать. Ты ведь здоров, не так ли?
Али кивнул.
– Возьми метлу, подмети террасу и крыльцо. Метлы лежат под крыльцом.
Али выполнил поручение, затем, войдя в раж, нашел тряпку, набрал воды, помыл и крыльцо и террасу. Имам придирчиво осмотрел все и удовлетворительно кивнул.
– Сейчас еще рано для сна. Погуляй пока, а как стемнеет, приходи, получишь еду и ночлег.
Али поглядел на небо, солнце на небосводе склонялось к закату. Он чувствовал такую усталость, что если бы ему позволили, заснул бы прямо сейчас. Однако делать было нечего. Он вышел со двора мечети, и побрел по улице, глядя себе под ноги. Вскоре он обнаружил, что по привычке идет в сторону суда. Али вздохнул, покачал головой, повернул в другую сторону, и вскоре вышел к дворцу правительницы города, где с удивлением обнаружил, что здесь царит веселье, у ворот толпились люди. Али из любопытства подошел ближе и услышал звон монет. Людям раздавали деньги. Али вклинился в толпу.
– По какому случаю? – спросил он у гуляма, получив дирхем.
– По случаю развода принцессы с атабеком, – ответил гулям, – следующий.
Али выбрался из толпы, сжимая в руке монету.
«Надо же, – подумал он. – Из-за развода Малики судью уволили, а мне дали денег».
Дождавшись сумерек, Али вернулся в мечеть.
Ночью он спал плохо, сначала не мог заснуть из-за мыслей, а потом из-за чужого храпа. Кроме него в мечети ночевало десятка два бездомных. Забыться ему удалось лишь под утро. К тому же, несмотря на жару, ночью в мечети было довольно прохладно. Едва рассвело, продрогший Али поднялся, умылся во дворе у колодца и направился в городскую канцелярию.
Ставка хорезмшаха.
Султан Джалал проснулся, и некоторое время лежал, вспоминая, в какой стране он находится. Сознание возвращалось к нему постепенно, из-за чрезмерно выпитого накануне ночью вина. Пил он теперь, почти каждый вечер и из-за этого, просыпаясь утром, досадовал на себя. Но спать трезвым он уже не мог, лишь валясь с ног от усталости, либо затуманив свой мозг вином. Началось это с ним после памятной битвы с монголами у реки Синд.[31]
Перед этим он разбил наголову отряд Толи-хана, сына Чингиз-хана. При дележе добычи халаджи и карлуки поссорились с тюрками, дело дошло до потасовки. Султан вмешался, но, как ни старался, не смог удовлетворить обе стороны. Войска халаджей и карлуков сочтя дележ несправедливым, в гневе покинули его. В это время Чингиз-хан узнав о гибели сына, бросил против Джалала свои главные силы. Джалал ночью напал на авангард татар, разбил его и укрылся на берегу Синда, намереваясь вернуть оставивших его эмиров, и собрать суда для переправы на другой берег. Но ему не хватило времени. Чингиз-хан прижал его к реке. Подошло лишь одно судно, на котором он хотел переправить свой гарем, но и оно оказалось поврежденным. Войска сошлись, и бой длился на протяжении всего дня. На следующее утро, это была среда восьмого дня шавваля 618 года.[32] Султан, с малым числом воинов атаковал центр войск татар и пробил в нем коридор, обратив Чингиз-хана в бегство. Но тут из засады в бой вступил десятитысячный отряд отборных татарских воинов, имевших титул бахадуров. Они опрокинули правый фланг хорезмийцев, которым командовал виновник ссоры с карлуками, эмир Амин-Малик. Из-за этого боевой порядок войск султана расстроился. Семилетний сын Джалала попал в руки татар, и мальчика убили на глазах у султана и обезумевшей матери мальчика. Тогда весь гарем во главе с Ай-чичек, матерью Джалала взмолился: «Убей нас, о султан и сократи наши страдания».
26
А’фарин – похвала.
27
Азан – призыв муэдзина на молитву.
28
Чарых – кожаная обувь с загнутыми носами.
29
Минбар – кафедра.
30
Хафиз – человек знающий Коран наизусть.
31
Синд – ныне Аму-Дарья.
32
24–25 ноября 1221 г.