Страница 29 из 30
«Так-то оно так», – мелькнула мысль.
А приступ безудержной зевоты к тому времени уже длился три или четыре секунды. Только вот никакого вреда в этом не было.
Широко открытый рот и по-собачьи высунутый язык растягивали не только близлежащие мышцы, но и давали посылы к началу миниатюрной гимнастики всем остальным частям одеревеневшего тела.
– Вот так! – гаркнув, произнес Артем вслух, едва ощутил приятную боль в сомкнутых лопатках, от которой утренняя сонливость стала понемногу отступать.
Однако и при отсутствии сравнимого с жаждой желания незамедлительно уснуть самым что ни на есть мертвецким образом, в сознании Артема было мало посылов к тому, чтобы иметь какое-либо явственное желание работать этим раннем утром, тем самым, когда на чистом безоблачном небе все еще светили ярко переливающиеся звезды, и луна испытующе взирала по сторонам всеми своими пятнами и взгорьями.
«И все же нужно работать…».
Застрявшая в голове безысходность отнюдь не являлась чем-то сверхъестественным. Она была еще одной реалией все той же по большей части скучной и однообразной жизни, к которой Артем даже и не пытался приспособиться. Он просто жил наугад, наивно предполагая, что ему и дальше будет продолжать везти в самых абсурдных и безвыходных обстоятельствах неизбежности.
«И мы будем работать…».
Зубы сомкнулись, язык залез обратно в рот – короче с зеванием наконец-то было покончено. Оставалось лишь немного поерзать на неудобном металлическом сидении и посмотреть прямо перед собой.
«Вот так…».
«Именно так и никак иначе».
Всем этим мог бы и закончиться закономерный и неустанно повторяющийся ритуал рождения очередной рабочей смены, если бы можно было обойтись без маленькой немаловажной детали, без которой никак нельзя было обойтись.
Почему? Скорее всего, потому, что в ней содержалась некая изюминка индивидуальности, позволяющая воспринимать Артема ни как рядового водителя трамвая, ни как винтик в системе безропотных механизмов, а как нечто живое, дышащие и имеющие свои собственные чувства и заморочки.
– Вот блин горелый! – с изрядным негодованием ругнулся Артем, едва его взгляд уперся во внутреннюю поверхность лобового стекла.
На ней он без усилий смог разглядеть мельчайшие капельки слюны, переливающиеся в тусклом свете маломощных лампочек подобно дорогостоящему перламутру. Только вот эдакое зрелище отнюдь не заставило его испытать гордость, оно заставило его испытать вполне болезненное и изрядно стойкое чувство стыдливости за самого себя.
«Я не виноват», – в который раз в своей достаточно протяженной жизни Артем пытался привить себе небольшую толику упертой самодовольности.
И как обычно ничего не вышло из этой безнадежной затеи. А потому, несмотря на все прилагаемые усилия и осуществляемые старания, совершенно обычный парень, обыденно и попеременно работающий на оранжево-зеленом поскрипывающем трамвае за номером два, так же как и прежде испытывал все тот же навязчивый дискомфорт, то и дело вылезающий в огромный скользкий мир откуда-то из подреберья.
Вина, неудобство, разочарование и неуверенность в себе – все это совершенно точно вмещалось в одном простом ощущении стыдливости.
Однако кроме всего вышеперечисленного всегда был еще один немаловажный компонент. Без него никогда бы ничего не получилось, без него все давным-давно заглохло бы на корню. А с ним все росло и ширилось, с ним вероломное чувство стыдливости с едким шипением прожигало все имеющиеся внутренности насквозь. Но кто же он? О, этим самым немаловажным компонентом были многочисленные воспоминания обычного человека Артема о том, как незадолго до существующей в настоящем секунды и во многие разы прежде он по каким-то не определяющимся причинам не смог удержать при себе свою собственную слюну. И так уж получалось раз за разом в многочисленном прошлом, что все самые лучшие и благородные позывы всегда заканчивались обильными непреднамеренными брызгами ротовой жидкости.
И раз за разом эти самые брызги, словно незваные пришельцы из глубоко неизведанного космоса, приземлялись на лицах очень даже привлекательных девушек, с которыми Артем пытался познакомиться, очень перспективных работодателей, к которым Артем чудом попал на собеседование, и очень случайных прохожих, от которых Артем успешно и закономерно зарабатывал очередной удар под дых…
«Ну и черт с ним!» – мысленно решил Артем, когда ему наконец-то надоело прокручивать в голове одни и те же мучительные воспоминания, что, безусловно, жалили его детскую лабильную психику похлеще самого гигантского полчища пчел, ос и шмелей.
И тогда он старательно протер рукавом синей клетчатой рубашки испачканное лобовое стекло, внимательно убедился в его чистоте, вздохнул без особых усилий, посмотрел по сторонам, и только после этого все-таки оживил электрический двигатель своего экипажа.
– Р-р-р…, – тихо проурчал мотор, а затем перешел на еле слышный шепот.
Артем внимательно оглядел стрелки и кнопки на приборной панели – вроде как все было в полном порядке, что в свою очередь подразумевало, что трамвай полностью готов к работе.
«Можно ехать», – убедил себя малоопытный водитель общественного транспорта.
Без самоубеждения ему никак нельзя было обойтись в столь ранний час, потому как близлежащие здания, кусты и деревья все еще были окутаны непроглядной тьмой, а на чистом безоблачном небе до сих пор не переставали светить ярко переливающиеся звезды, да и блюдцевидная луна по-прежнему назойливо бахвалилась своим до крайности испещренным ландшафтом. Все это явственно означало, что ночь до сих пор не окончена. Конечно, Артем мог выстрогать из себя экзальтированного эстета, для которого ночной мир был бы вроде как аутентично прекрасен, однако света звезд и луны было крайне недостаточно, чтобы распугать всех призраков, притаившихся в темени бессознательной фантазии совершенно обычного человека. Здесь нужно было нечто большее. И к счастью это имелось в наличии.
– Сейчас все будет, – прошептал Артем и сдвинул нужный рубильник.
Желтоватые вспышки фонарей родились молниеносно и почти тотчас отвоевали законно отведенное им пространство.
«Отлично», – радовался Артем.
Теперь ему не нужно было зацикливаться на сомнительно обозначенном присутствии каких-либо потусторонних существ. Внезапно вырванная из тьмы заполированная металлическая поверхность рельс была куда реальнее, чем все остальное – зримое и незримое. И эта самая поверхность позволяла полноценно осознать, куда в этом большом и странном мире стоит катиться, а куда определенно не стоит.
– Поехали, – в очередной раз решил малоопытный водитель трамвая.
Правда, одного решения было маловато. Нужно было еще покрутить некоторые рычаги, предварительно ухватившись за них руками, нужно было решить вопрос с тормозами. Но с этим не возникло сложностей. Детали, мелочи и прочее никак не могли помешать движению вперед. А потому немного погодя трамвай все же сдвинулся с места. Чуть-чуть поскрипывая, изрядно дребезжа, но все же сдвинулся, не остановился и продолжил скользить по заданной петляющей металлической траектории, не забывая сглаживать заведомо острые углы, не забывая о крайне важном сцеплении и необходимости наращивать скорость, не забывая о том, что мир кое-как, но все же вертится.
– Доброе утро! И снова настало время для нашего утреннего шоу!..
Это произнес бодрый жизнерадостный голос из маленького радиоприемника, который Артем собственноручно пристроил в водительской кабине трамвая за номером два. Хотя, если уж и быть терминологически точным, то Артему следовало именоваться отнюдь не водителем, а машинистом, потому как он почти что управлял поездом. Однако подобный перенос чрезмерной мудрености совсем не нравился тому, кто в столь ранний и темный час пытался осторожно преодолеть петлевидную загогулину рельс позади конечной станции…
– И вот у нас уже есть звонок!.. Алло!.. Говорите!.. Здравствуйте!..
Артем осторожно зевнул от умиления тем фактом, что кому-то в этот безумный час категорически не спиться. Да он тоже не спал, но у него хотя бы был для этого непререкаемо веский довод. Им была никогда и никуда не исчезающая обильная потребность в приятно похрустывающих денежных госзнаках, которые по заведенной традиции всегда выдавали по окончанию каждого месяца.