Страница 17 из 30
«Наверное, опять придется ждать», – подумал я и нажал на кнопку.
То, что случилось далее, было более чем неожиданно. Яркая вспышка света, а потом помню только, как стал медленно проваливаться в глубокую темную яму. Время и пространство исчезло. Очнулся я, лежа в клумбе, как раз посреди грядки с лукоподобным цветами.
В голове гудело то ли от воя приближающихся сирен, то ли от землетрясения в мозгах. Не суть важно. Попытавшись подняться, я сбросил с себя входную дверь из пластика. Ее внешняя поверхность спасла мне жизнь, а внутренняя основательно спеклась.
Сирены приближались с каждой секундой.
«Валить бы отсюда», – подсказывал внутренний голос.
Случайный прохожий уставился на меня как на примадонну и попытался выказать учтивость:
– Вы в порядке?
– В полном, – отвечал я, поднимаясь с колен.
Не прошло и минуты, как объявилось еще несколько искателей зрелищ, которые тут же распоясали свои слащавые речи и внесли критические замечания:
– Негодники!.. Натворили бед!..
Когда стало ясно, что все мои кости целы и на месте, я бросил прощальный взгляд на то, что осталось от «Центра» и поспешил скрыться дворами.
– А этот куда? – доносилось в след.
«Куда надо», – думал я.
Мои странствия среди окольных путей длились почти вечность. За это время многие люди шарахались от меня, испуганные моим видом, а я шарахался от них, испуганный их присутствием. Ближе к вечеру я добрался до своей квартиры. Дрожь в руках долгое время не позволяла попасть ключом в замочную скважину. Куда проще оказалось скинуть ботинки и всю остальную, пришедшую в негодность, одежду.
Наспех обмывшись, я нырнул с головой в кровать и отрубился. И мне что-то приснилось. Что-то что действительно было сном…
«Ненавижу зиму! Вот, блин, угораздило родиться в умеренной зоне.
Пробираясь между грязно-серых многоэтажек, я пытался идти как можно быстрее. С одной стороны это позволяло выделять небольшое количество механического тепла, а с другой – попросту успеть не замерзнуть.
– В некоторых районах к вечеру может резко похолодать, – сообщил усатый телеведущий в утреннем выпуске новостей.
При этом вставная челюсть очередного метеобога так комично пыталась выпрыгнуть из его рта, что я с превеликим трудом удержался от истерической смехопатии.
– Можно подумать, сейчас на улице месяц май. Теперь я понимаю, почему вымерли динозавры.
Творящаяся на улице климатическая подстава более чем удручала. Уже почти месяц на улице стоял пятидесятиградусный мороз, и никто не знал когда все это кончиться.
За пять минут прогулки на свежем воздухе я понял, что напрасно не посетил магазины типа «Бикини из солнечного Магадана» или «Иван Денисович меняет профессию».
В своей легонькой одежде я был похож на очередную реинкарнацию Остапа. В Рио, конечно, меня не ждали, а вот черное солнце Эфиопии хотело меня целиком и полностью.
Когда я подходил к остановке, мне почему-то вспомнился вчерашний разговор с женой.
– Дорогой, когда же ты, наконец, приедешь?
Взволнованный голос Анастасии вылил очередное ведро тоски на мое нежное сердце.
– Милая, я никак не могу ускорить процесс. Ты же знаешь, на что способна бюрократия в России.
– Но ты должен был приехать еще позавчера. Они хотя бы объяснили, в чем причина задержки?
– Боюсь, они даже на это не способны.
– Может тебе следует переступить через свои принципы и оказать им финансовую помощь?
– Настюш, я сделал это неделю назад.
– И что?
– Как видишь я до сих пор в Твери, а не в Эфиопии.
– Но мы не можем начать раскопки без тебя. Неужели они не понимают?
– Такое чувство, что остатки их убогих мозгов вымерзли окончательно и бесповоротно.
– Кстати о морозах. Ты там еще не оледенел?
– Не парься. Мои предки жили в Сибири. Да и ждать осталось совсем чуть-чуть.
Вот так и прошел наш разговор. А сегодня мне предстояло в очередной раз посетить специалистов по замутнению мозгов.
– Здравствуйте, господин Чайкенфегель.
Столоначальник встретил меня как всегда радушно, однако это совершенно не сулило решения моих проблем.
– У вас есть для меня новости?
Чиновник спонтанно насупился и сделал вид, что что-то ищет на своем письменном столе.
Через полчаса изощренных поисков он, наконец, воскликнул, – «Ах, да вот же она!» – и схватил бумагу, все это время лежавшую у него под носом.
– Вам разрешается выехать в четверг, – сообщил чиновник, изобразив совершение обряда ознакомления с содержимым документа.
Живущая в моей голове электронно-вычислительная машина по фамилии «мозг» принялась отчаянно перемалывать полученную информацию, жутко скрипя несмазанными деталями.
– Но ведь сегодня понедельник! – раздраженно воскликнул я.
– Мне очень жаль, господин Чайкенфегель, но это максимум моих возможностей.
– Ладно, – ответил я, поумерив свой пыл, – Спасибо и на этом.
Спустя три часа я вышел на улицу, держа в руках папку со всеми документами, которые требовались для непродолжительной иммиграции в Эфиопию.
Вернувшись домой, я долго топтался в прихожей, репетируя показательное выступление аборигенов племени тумба-юмба. Когда же руки и ноги слегка оттаяли, я зашел на кухню с твердым намерением согреть чайник. Но тут я заметил стоящую под окном «Ниву».
Собираясь поутру в «бумажный дом», я видел, как ее хозяин пытался оживить мотор. Машина стояла на том же месте, дверца была распахнута, но движений человеческих существ в ней или рядом не отмечалось.
– Пойду помогу бедолаге, – решил я.
Однако когда я оказался перед машиной, крупнозернистые мурашки забегали по моей спине и я впервые в жизни ужаснулся. На месте водителя сидело то, что когда-то было хозяином авто, а теперь представляло собой посиневший и покрытый инеем труп, который скрюченными пальцами впился в ключи зажигания.
В порыве ужаса и отвращения я собрался бежать прочь, но чудовищный грохот заставил меня обернуться.
– Твою мать, – прошептал я под впечатлением от увиденного.
Сметая у себя на пути здания, столбы электропередач, одиночно стоящие деревья и другие псевдопрепятствия, на меня неслась гигантская ледяная глыба. Бежать было бесполезно, и я понял, что это конец.
Когда она поглотила меня и все прилежащее, я был все еще жив и думал о том, что все могло сложиться иначе…».
После легкого подрагивания мои глаза открылись. Ночь прошла и уже рассвело. Попытка сползти с постели отдалась болью во всем теле, но горячая ванна вернула меня в строй. Отыскав в шкафу чистую одежду, я оделся. После этого сунулся в холодильник. Там было шаром покати, а желудок настойчиво требовал пополнения. Пришлось идти в магазин.
Удивительно, но когда я вышел на улицу, то не увидел того, чего с таким садистским и неистовым нетерпением ожидал. Не было ни беспорядков, ни митингов, ни этнических чисток. Все кругом выглядело совершенно спокойным. Будто ничего не произошло. Словно то, что случилось, на деле явилось очередной сплетней, которую тут же наглухо позабыли по причине ненужности и исчерпанности.
Весеннее солнышко пригревало, а люди шли мне навстречу. Веселые, угрюмые, погруженные в ежедневную суету…. И все вокруг было спокойно. Невозмутимо спокойно. Будто всего лишь несколько страждущих были принесены в жертву незримому и всеобъемлющему Богу кровожадного небытия. И, по всей видимости, именно тогда я впервые задумался о том, что Ельцин действительно жив!..
Наполнив в магазине продуктовую корзину, я также прихватил свежую газету со стенда возле кассы.
– Что-нибудь еще? – раздался вопрос.
– Нет, спасибо, – ответил я и расплатился.
На обратном пути мне взбрело в голову развернуть газету, и броский заголовок вмиг вдарил мне по глазам, едва не отправив в нокдаун.
«Тверской беспредел продолжается», – значилось во главе всего, а ниже более мелким текстом, – «За прошедшие сутки в городе произошло несколько разбойных нападений на частные объекты.