Страница 2 из 15
Я подчеркиваю свою старость так, словно этот факт должен вызвать у читателя доверие к моей роли ментора. Тем временем старость сама по себе не гарантирует ни мудрости, ни авторитета. Однажды кто-то напомнил мне, что еще в недалеком прошлом авторитет старейшины рода был основан на состоянии, передававшемся по наследству: крестьянин по своему усмотрению передавал детям землю, мещанин при жизни определял наследника, аристократ мог без труда лишить наследства неблагодарных потомков и, повинуясь капризу, одарить недостойного человека, если испытывал к нему симпатию. Поэтому патриарху повиновались, и демонстрировать ему уважение было в известной степени необходимостью.
Сегодня, когда имущественное принуждение стало исключением, старик может построить свой авторитет только на мудрости, то есть на суммарном опыте, накопленном за долгую жизнь. Я с грустью замечаю, что мало кто пользуется этой привилегией. Наблюдаю множество пожилых людей, которые неумны, возможно, даже больше, чем в молодости. От молодых они могут ожидать заботы, положенной слабым, но никак не уважения к своим взглядам.
Следовательно, и я, называя себя старым, не могу по одной этой причине рассчитывать на почтение. Более того, несмотря на свой возраст, я не чувствую себя особенно просвещенным. Я по-прежнему борюсь с собственной глупостью и ничтожностью, как делал это на протяжении семидесяти лет, с того момента, как что-либо помню. Я все еще спрашиваю, вместо того чтобы давать менторские ответы, и хочу, чтобы эта книга состояла из вопросов – самых простых и самых главных. А мой опыт пусть послужит примером того, что поиск ответов на них занимает у думающего человека всю жизнь.
Это вопросы “Как устроен мир?” и “Какие законы в нем действуют?” (если они вообще существуют). Попытки дать на них ответ подскажут нам, как жить, какой выбор верен, а какой плох.
Даже самый закоренелый фаталист допускает мысль, что иногда что-то зависит и от нас самих. Мы оказываем реальное влияние на происходящее чаще, чем кажется, а в ситуациях, нам совершенно неподвластных, способны, по крайней мере, решить, какую позицию занять по отношению к превратностям судьбы. Человек, страдающий серьезным заболеванием, передающимся генетически, может пытаться контролировать мысли, может выбрать способ переживания своего горя: ругать судьбу или примириться с ней, радоваться жизни или отвергать все разом. У каждого человека, независимо от обстоятельств, есть возможность принятия какой-либо жизненной стратегии, концепции самого себя, которую он будет реализовывать.
В этой книге я опишу несколько типичных жизненных стратегий, почерпнутых из моих наблюдений и опыта. Проиллюстрирую их примерами из собственной практики, а также из сценариев и фильмов, сделанных на основе подслушанных и нередко автобиографических мотивов.
Термин “стратегия” относится сегодня прежде всего к управлению и маркетингу. С ними же связано еще одно полезное понятие – “альтернативные издержки”. Главная сложность при совершении выбора заключается в том, что, выбирая одно, мы отказываемся от другого. Это и есть “альтернативные издержки”: мы субъективно оцениваем выгоду, от которой отказались, которую, принимая решение, упустили. В тривиальной форме эту дилемму можно сформулировать следующим образом: как съесть пирожок, чтобы он остался цел. Извечный конфликт желаний.
Самым распространенным примером этого противоречия является выбор между возвышенным, духовным и практическим, материальным. Мы хотим обладать. Хотим быть богатыми. Этого можно добиться тяжелым трудом, а можно – продав свою свободу, достоинство, честь и самоуважение. Самый легкий путь к материальному успеху – бесчестность. В этом смысле быть порядочным невыгодно, хотя мы верим, что в нравственном плане – необходимо. Честность дарит нам чувство собственного достоинства, но иногда мы стыдимся своей наивности: не воспользовались случаем, а ведь можно было извлечь из него пользу; поступили благородно, но непрактично. Мы точно высчитываем альтернативные издержки и задумываемся: а стоило ли? Может, нет, если мы чувствуем себя проигравшими?
Я хочу поделиться своими наблюдениями на эту тему, а также сомнениями, коих у меня предостаточно. И все-таки я верю, что в жизни есть шанс отыскать какие-то основы смысла или порядка. Исходя из личного опыта, я полагаю, что некие правила существуют. Искусство в том, как их применять, примерять к конкретной ситуации.
Может ли опыт других людей пригодиться нам? Разве не правы те, кто повторяет, что невозможно учиться на чужих ошибках и приходится совершать их самому? У меня нет однозначного ответа. Конечно, ничто не заменит личного опыта, хотя как учитель (а я являюсь им всю взрослую жизнь) должен отметить значение повествовательного искусства, которым занимаюсь сам и благодаря которому мы узнаем чужие истории и приобретаем опыт других людей. Именно для этого мы читаем Шекспира и Бальзака, Чехова и Конрада (называю произвольно тех, кого очень люблю). Об этом с иронией говорил Бертран Рассел, утверждая, что не стоит повторять те же самые ошибки, ведь всегда можно совершить столько новых.
Понятие “альтернативных издержек” придает нашему выбору экономический характер, а ведь выбор не всегда касается материальных вещей. Есть люди, неустанно подсчитывающие убытки, есть и такие, кого расходы не волнуют. Первые живут осторожно, поскольку прежде всего хотят сохранить пирожок, вторые – ненасытно, жадно, буйно, они съедают пирожок и краткий миг наслаждаются его вкусом. О них можно сказать, что у них богатая жизнь, но это совсем не обязательно означает жизнь в богатстве. Бывают богачи, жизнь которых бедна и даже убога, потому что они живут скучно, неинтересно, тогда как легендарный грек Зорба из фильма Михалиса Какояниса умел жить полной жизнью, не имея ничего. И все же большинство из нас ищет середину, старается сохранить равновесие между этими крайностями, что, как выясняется, необыкновенно трудно.
Многие жизненные указания содержат в себе противоречия, сталкиваясь с которыми современный человек не может найти удачного решения. Библия гласит, что нужно потерять жизнь, чтобы найти ее. Не будет ли преувеличением сказать, что этот мыслительный конструкт напоминает дилемму с пирожком? Съесть, чтобы он остался цел. Так жаль отказываться от жизни и так сильно хочется обрести ее в какой-то улучшенной форме. Об отречении от жизни говорят не только христиане. Похожую мысль мы находим в учении Будды, в Коране и в Ведах. Как видно, это универсальная дилемма. И ее точно не решим ни я, ни вы. Ни на этих страницах, ни в жизни. Но о ней стоит думать.
Это приведет нас к другому вечному вопросу, заключенному в великой литературе, главным образом в русской (по-русски, кстати, этот вопрос звучит наиболее выразительно, и его трудно перевести на неславянские языки). “Как жить?” – вопрошают персонажи Чехова и Достоевского. “Как жить?” – спрашивает Клим Самгин, герой романа Горького. Мне довелось смотреть телесериал по мотивам “Жизни Клима Самгина” на фестивале в Монте-Карло. Снятый на русском языке, он шел с английскими субтитрами, и вопрос “Как жить?” был переведен: What should I do? (“Что мне делать?”). Думаю, в этом переводе отражена вся пропасть между мышлением Востока и Запада. Русский человек ставит вопрос очень широко, неопределенно, и к этому его подталкивает сам язык. Английский язык – продукт другой культуры и других взглядов. Русский вопрос касается самой сущности жизни. “Как жить” перед лицом страданий, несправедливости и зла, осознавая невозможность исправить этот мир? Англичанину нужна практическая задача – что надо делать, ибо действие для него – основное содержание жизни.
Поляки по своей природе принадлежат к культуре Запада, воспитаны в латинской традиции и должны быть ближе к англосаксам, нежели к русским братьям-славянам. Я считаю так, поскольку культурные связи сильнее, чем этническое или языковое родство. Мне особенно легко говорить это потому, что по одной моей фамилии ясно: будучи поляком, я не являюсь славянином. Впрочем, мой случай не имеет значения. Я вспомнил проклятый вопрос великих русских писателей, чтобы задать его себе и вам: “Как жить?”