Страница 1 из 5
❺
Гай присел на корточки и расчистил трубу от осколков. Обернулся:
- Готов?
- Дай мне скальпель, - попросил Антон, вытянув руку. – И иди первым.
Тонкая хирургическая струнка, почти невесомая, - подумал Антон, когда скальпель оказался у него в ладони. – На нем все еще моя кровь.
Он аккуратно обтер лезвие с обеих сторон.
В это время Гай забрался в трубу по-пластунски. Во тьме мелькнули подошвы его ботинок.
- Давай следом! – позвал он из темноты.
Антон вытер пот со лба.
- Хорошо! - крикнул он и задвинул кровать к стене. Обернулся на стоявшего в дверях мальчугана на велосипеде.
– Не смотри так! – пригрозил он.
Но мальчишка смотрел. А потом молча развернул велосипед и лязгнул дурацким звонком. Антон заметил примотанную к багажнику клетку, полную слепых, скулящих щенят. Им было тесно внутри, они наползали друг на друга, тыкались мордочками в гнетущую решетку.
- Где ты взял их?! – зарычал Антон в гневе. – Отдай их мне!
Мальчишке было плевать – он толкнул велосипед и заскочил на потертую сидушку. Поймал ногой педаль и не спеша покатил по зашарканному ковру.
Антон ринулся следом. Толкнул тяжелую дверь – так, что та хлопнула о стену. Коридор напоминал длинный, узкий окоп, выстланный ковровой дорожкой, обложенный кирпичом и рядами дверей. Тусклые лампы в плафонах издавали странный пчелиный гул. А может быть, это гудели линии телефонных проводов, по которым текли кровавые приказы Гаспара. Стоило проводам оборваться, и на пол непременно хлынула бы вязкая черная каша. Затопила бы все вокруг.
Антон коснулся стены, в надежде прийти в себя. Сощурился, пытаясь разглядеть мальчонку. Но коридор был пуст. Лишь где-то там, впереди, позвякивал дурацкий велосипедный звонок.
Он прошел мимо кабинета Гаспара – симфоническая музыка все также звучала из-под закрытой двери. Наполняла все вокруг дикой болью, под которую маскировалась, стараясь заглушить крики разбитых женских ртов. Здесь, под землей, это божественное творение обретало чудовищную форму, становилось предвестником страданий. Антон знал это, видел еще в Европе – потайные двери в барах Голдтауна, гримерки, где проститутки приводили себя в порядок, собирая щеточками растекшуюся по щекам тушь. Щуплые комнатушки с заплеванными зеркалами, тусклым светом и полным комодом презервативов. В барах подороже, в гримерках, стояли корзины для белья – туда можно было положить трусики, если вдруг начиналось кровотечение после гэнг-бэнга. Пластиковые корзины – место, где проститутки прятали свою слабость, чтобы не потерять клиентов. Все это происходило в Европе, где права человека охранялись конституцией. И страшно было даже подумать, какой ад творился здесь, в резервации.
Держась стены, Антон побрел вглубь коридора. Как немощный ослепший старик за шнурком поводыря.
Ты снова пил, - прозвучал упрек в голове.
«Всего лишь пару глотков»
Этого достаточно, чтобы тебя убить.
Разум пытался ему что-то объяснить. Но что он мог, когда вокруг творилось такое безумие?
«Гай тоже видел этого паренька. Он сказал мне, я помню»
Напарник говорил ему, это правда. Там, у морга, куда они приехали забрать старика. Гай сказал – «всего лишь мальчишка». Значит, тоже заметил, как паренек смотрел на их револьверы.
Ты не должен был пить. Это разбудило их.
- Кого?! – спросил Антон вслух. Остановился, ожидая услышать ответ.
Но прошептал его сам, высохшими, окровавленными губами.
- Чудовищ.
Нет, нет! Чудовищ пробудили не они! Они забрались в их логово, пока чудовища спали. Но не успели уйти до того, как они проснулись.
Ты должен вспомнить, Антон, - сказал ему разум. – Может быть, у тебя был такой же велосипед в детстве? И ты катался на нем по двору, пока отец ставил жаровню и раскладывал на ней мясо? Стейки. Вспомни, отец любил, чтобы они были пожирней. Держал в руке вечно дымящуюся сигарету и поливал свинину виноградным соком. Он смотрел на тебя и на ту клетку, которую ты примотал к багажнику – в тот вечер с остальными ребятами вы собирались развезти щенят по новым хозяевам.
- Бред, - усмехнулся Антон. По его лицу стекал пот, и слова казались солеными.
Вы нашли тех щенят у дома священника. Отец Дженкинс напился и пристрелил свою собаку, а щенят не тронул. Старый ублюдок, у него поехала крыша! У многих в то лето поехала крыша.
- У меня никогда не было такого звонка! Так, что – заткнись! - выдавил сквозь зубы Антон.
Он чиркнул скальпелем по стене так, что оставил полосу на кирпичной кладке. И вдруг все стихло. Все оборвалось. Антон поднял глаза. Коридор заканчивался дверью, на которой было выведено одно-единственное слово.
ВНИЗ.
Антон оглянулся. За ним никто не шел. А ему казалось, будто какая-то тварь с руками, свитыми из стальных жгутов, кралась по пятам. Шептала на ухо о том, как он устал. И запутался.
Он протянул руку и коснулся двери. Легонько толкнул и та поддалась.
«Ну, разумеется, от кого им запираться здесь, на такой глубине?» - подумал Антон.
Его знобило. Он чувствовал, что весь вымок, несмотря на прохладу, царившую в бункере.
- Тот еще из тебя супергерой, - он открыл дверь. В темноте, на цепях, болтался грузовой лифт. Металлическая площадка с перилами. Антон глянул вниз – из тьмы тянуло холодом.
Именно там, - подумалось ему, - они и режут людей. Людей всегда режут в темноте и холоде.
Ухватившись за цепи, он аккуратно встал на площадку лифта. Кабина качнулась, звякнув стальными звеньями. Антон почувствовал под ладонями масло – цепи меняли, а тали смазывали. Эта допотопная конструкция являлась важной частью садистского бункера. И от этого становилось только страшней.
Приноровившись, Антон дотянулся до рычага и дернул его, приведя в движение невидимые во тьме механизмы. Пространство наполнилось скрипом и лифт, накренившись, поехал вниз.
Людям нравится это, - решил Антон, поглядывая через перила, стараясь разглядеть хоть что-то в беспроглядной темноте. – Зарываться поглубже. Пока земля не начнет гореть, пока ад не задышит под ногами. В таких местах люди перестают быть людьми.
Он подумал о Гае. О его детях. Наверное, они ждут, когда папа вернется домой. И Антону бы очень этого хотелось.
Надежда, - говаривал его отец, сидя в кресле, окруженный дымной поволокой, - это морг. Морг, ночи в котором бесконечно долги. Запомни это, сынок. И никогда не становись заложником надежды.
Антон не хотел этого. Не хотел запирать себя в морге. И поэтому он ехал вниз на ребристой платформе, держась за скользкие перила, и думал лишь о том, что ему предстояло сделать. Здесь и сейчас. Отыскать парнишку. И вывести его на поверхность. Стараясь никого не убить. Но убить – если придется.
Антон схватился за цепи посильней и перегнулся через ограждение. Внизу было все так же черно, лифт казался тесной глубоководной капсулой, падающей на дно океана. Медленно и верно – во враждебную пустоту. Туда, где никто не услышит. Где никто никогда не найдет.
Антон посмотрел наверх, в надежде увидеть свет. Задрал голову так, что защемило шею. Там, высоко, тускло мерцала серая полоска приоткрытой двери. И в этом бедном, жалком свете, Антон разглядел белый овал лица. Это был тот мальчишка на велосипеде – он смотрел на Антона сверху и, кажется, что-то шептал.
- Я не слышу, - сказал Антон. – Не слышу тебя.
- Оно идет! – крикнул мальчишка.
И вдруг в темноте лязгнули механизмы - лифт дернулся и остановился. Антона мотнуло, но он устоял на ногах, вцепившись в перила.
- Что за?..
Он снова глянул наверх. Дверь в шахту все также была приоткрыта. И тонкая царапина света все так же прорезала густую темноту. Не было только лица мальчишки.
«Да и не было его там, - подумал Антон. – Никогда»
Повсюду царила темнота. Он попытался качнуть лифт, но тот не двинулся с места, только зазвенел цепями. Тогда Антон пошарил мыском ботинка вокруг платформы. Нащупал поверхность. Гулко стукнул по ней каблуком.