Страница 14 из 18
Против леди Канард также сыграло то, что она активно двигала любимицу Гитлера, принцессу Стефанию, в высшее общество или как заявили в докладе МИ-5: «Ей… удалось прорыть путь в определенные социальные круги, где она положительно отзывалась о нынешнем режиме в Германии».
Но по иронии судьбы «тенью на министерство иностранных дел», где прогерманские политики и дипломаты встречались в тайном конклаве, современники считали «Кливден».
Среди политических классов леди Астор рассматривали как женщину «мужественно борющуюся за Гитлера и Муссолини», хотя в ее защиту нужно сказать, что она использовала эти социальные мероприятия, чтобы попытаться убедить таких гостей, как специальный уполномоченный Гитлера по вопросам разоружения, Иоахима фон Риббентропа в недостатках национал-социализма. На их первой встрече она спросила немецкого политика, как люди могут всерьез воспринимать Гитлера, когда он упорно носит усы как у Чарли Чаплина.
Когда фон Риббентроп был почетным гостем на Гросвенор-сквер в июне 1935 году, Эмеральд Канард была не менее провокационной и ворковала: «Скажите нам, дорогое Превосходительство, почему г-н Гитлер не любит евреев?» Что насчет политики, Эмеральд, в отличие от левых политических взглядов ее дочери Нэнси, которую она ненавидела, была консервативна и придерживалась общего мнения, что Гитлер был «благим делом» для Германии. Она с таким энтузиазмом относилась к нацистам, что американский посол в Лондоне Роберт Уорт Бингам описал приемы Канард как «группу прогерманских заговорщиков».
В некотором отношении леди Канард не многим отличалась от значительной части правящей элиты. В течение «респектабельных лет» нацистского режима – как это время называл историк Джон Уилер-Беннет – большинство наблюдателей предпочитало считать, что Гитлер придерживался принципов мира и уважения к национальным границам и суверенитету других стран. Его видели как современное правительство с упором на молодежь и создание рабочих мест. Хотя были предупреждающие сигналы, в том числе жуткие истории о нацистских варварствах, рассказанные еврейскими немцами, которым удалось бежать, не многие представляли, какие их ждали ужасы.
Более того, леди Канард была увлечена хорошо одетым, очаровательным фон Риббентропом с безукоризненными манерами. Его подчеркнутая помпезность, отсутствие чувства юмора и высокое самомнение только добавляли ему комедийную привлекательность, колкости Эмеральд просто отскакивали от него. Мемуарист и соотечественник из Америки Чипс Ченнон поймал социальный подтекст между фон Риббентропом, Эмеральд и Уоллис за ужином, записав в своем дневнике: «Много слухов ходит о нацистских наклонностях принца Уэльского; утверждается, что он находится под влиянием Эмеральд Канард, которая была влюблена в г-на Риббентропа, из-за миссис Симпсон».
«Эмеральд интриговала от имени германской идеологии, – отмечал он, – вдохновленная ямочкой на подбородке г-на Риббентропа».
Однако не праздный флирт леди Кунард заставил языки говорить в Берлине, Вашингтоне и Лондоне, а внимание, которое уделял в тот вечер г-н фон Риббентроп миссис Симпсон и его последующее рыцарское, чересчур внимательное поведение: он посылал 17 гвоздик – кто-то говорит роз – каждый день в ее квартиру на Брайанстон-корт.
Эта ассоциация ни на секунду ее не оставляла в то время и преследовала всю оставшуюся жизнь. До этого она встречалась с фон Риббентропом, когда немецкий посол в Лондоне, Леопольд фон Хеш, организовал ужин, чтобы познакомить представителя Гитлера с будущим королем. Даже фон Риббентроп, который как правило был на ножах с учтивым и утонченным фон Хешем, был поражен. Посол сделал все возможное, чтобы принц чувствовал себя как дома. Зная, что как и он, принц любит цыганскую музыку, он нанял известную цыганскую группу из венгерского ресторана на Риджент-стрит в центральном Лондоне специально для частной вечеринки. Уоллис всегда нравились эти обеды с немецким послом, она считала его остроумным, забавным и культурным. В свою очередь, фон Риббентроп был соответствующим образом очарован и заинтересован американкой. В какой-то момент он попросил Констанс Спрай, знаменитого флориста и подругу Уоллис, делать букет цветов каждый день и доставлять в ее лондонскую квартиру. Бывшая помощница, известная только как Шейла, рассказала репортеру Джону Эдвардсу, что именно она занималась доставкой букетов роз или гвоздик с длинными стеблями.
Об этой тайне вскоре узнали, сначала об этом заговорили в немецком посольстве в Лондоне, а потом в немецкой канцелярии в Берлине. Посол фон Хеш не смог обнаружить значения, скрывающееся за числом «17» и подумал, что это просто «путь предпринимателя».
Двоюродный брат принца Уэльского, герцог Вюртембергский, который был в хороших отношениях со своей тетей, королевой Марией, другими членами королевской семьи и важными британскими политиками, имел другое объяснение. Герцог, который стал бенедиктинским монахом, известным как отец Одо и противник нацистов, позднее расскажет агентам ФБР, что фон Риббентроп был любовником Уоллис, и что число 17 представляло число случаев, при которых они спали вместе. Он также рассказал непристойную историю, свидетельствуя, что принц был импотентом и только навыки миссис Симпсон могли «удовлетворить сексуальные желания герцога».
Рассказы о Уоллис и фон Риббентропе набирали обороты не только в Лондоне. В Берлине также слухи дошли до верхов, Гитлер поставил под сомнение характер отношений его советника по иностранным делам с любовницей принца. Явное любопытство Фюрера насчет личной жизни фон Риббентропа приводило в восторг множество его врагов внутри нацистской иерархии, а также среди дипломатических кругов, где фон Хеш был не единственным, кто отзывался о нем, вполголоса, как о «дураке».
В отличие от посла фон Хеша, который был сам по себе богат, фон Риббентроп приобрел свою номенклатуру «фон» – обозначающую его аристократическое происхождение, – после брака с Анной Хенкель, богатой дочерью крупнейшего немецкого производителя игристого белого вина. Как отметил министр пропаганды Йозеф Геббельс, фон Риббентроп купил свое имя и женился на своих деньгах.
Фон Риббентроп родился в семье офицера, он хорошо владел иностранными языками, был талантливым скрипачом и первоклассным теннисистом. Хотя он несомненно был тщеславным и претенциозным, в отличие от других лидеров Третьего рейха, он много путешествовал, был учтивым космополитичным политиком среди партии фанатичных националистов. Его утонченность, однако, была только на поверхности: хотя он отлично говорил по-английски и одевался как деревенский помещик, он мало понимал или ценил английскую душу. Принцесса Стефания, которая общалась со всеми нацистскими лидерами, считала взгляды фон Риббентропа о Британии «легкомысленными, некомпетентными в глубоких темах и часто вводящими в заблуждение».
Тем не менее именно в этого сноба и карьериста Гитлер поверил и поручил ему узнать, «что влиятельные англичане думали о национал-социализме». Так начались частые поездки в Британию, где самонадеянный и властолюбивый фон Риббентроп, общался с высшим обществом, вступал в дружественные отношения с теми, кто поддерживал фюрера. Он верил в то, что если добьется расположения высшего общества Британии в поддержке Германии, он может обойти министерство иностранных дел, которое было скептически настроено на какой-либо союз с Германией, особенно из-за того что это бы разозлило их французских союзников.
В ноябре 1934 года фон Риббентроп пробыл три недели в Лондоне и встречался с влиятельными кругами. Он инструктировал принцессу Стефанию, встречался с пресс-бароном и нацистским сторонником, лордом Ротермиром, и обедал со многими другими, включая бывшего министра иностранных дел сэра Остина Чемберлена, драматурга Джорджа Бернарда Шоу и архиепископа Кентерберийского Космо Гордона Лэнга, которого фон Риббентроп назвал «своего рода национал-социалистом». Священнослужитель посчитал его «очень доброжелательным и дружелюбным».
Его наиболее важная встреча произошла несколькими месяцами спустя благодаря послу фон Хешу, он впервые встретился с принцем Уэльским и миссис Симпсон. Какими бы не были последующие сексуальные интриги между фон Риббентропом и миссис Симпсон, его первоначальной задачей было убедить Эдуарда протянуть руку дружбы новому немецкому режиму. Он оказался старательным помощником.