Среди факиров

— Чудесное угощение, приятное для глаз и для желудка! Это как будто молодая цесарка! Капитан! Я приготовлю вам отличное жаркое, на славу!

Пока он ощипывал великолепные перья птицы, Боб поймал еще добычу. Он схватил самку на гнезде и тоже задушил ее. Патрик взял ее от него, обещая ему хорошую долю, когда кушанье будет готово. Скоро заблестело яркое пламя от костра, разведенного Бераром; ощипанные павлины начали поджариваться на устроенном Марием вертеле. Беглецы немного оживились и, как люди, закаленные в путешествиях, почувствовали бы себя вполне хорошо, если б не мысли о миссис Клавдии и Мэри. Эта мысль, как легко себе представить, удручала капитана, заставляла его страдать и сильно огорчала его преданных и верных товарищей. Напрасно он старался убедить себя в том, что его жена не подвергалась никакой опасности, что это дерзкое похищение не будет иметь других последствий, кроме требования большого выкупа, что это шантаж, от которого пострадает разве только казна богатого Керосинового Короля. Напрасно он старался вызвать в своей памяти воспоминание о мужестве и выносливости жены, о ее находчивости, решительности и обо всех подобных ее качествах, которым могли бы позавидовать многие мужчины.

Он чувствовал в сердце острую боль, которая давила его до того, что он готов был кричать. Берар сорвал большую ветку с листьями и бил ею по траве, чтоб отогнать пресмыкающихся и вредных насекомых. Патрик, подкрепившись куском жареного павлина, заснул рядом с Бобом. Марий и Джонни последовали примеру Патрика, между тем как капитан не мог заснуть и сидел около огня, отблески которого ложились на слона. Берар тоже не спал и усердно работал. Он нарезал большое количество тонкого и гибкого тростника и с невероятной быстротой сплел из них очень легкую, но прочную корзинку. Потом он свил из того же тростника лестницу, не менее гибкую, чем веревочная; Рама спал, прислонившись к дереву; у него на спине все еще находился ящик, найденный в Башне Молчания. Берар подошел к доброму животному, которое стояло неподвижно, и бросил вверх лестницу; она зацепилась за один из углов ящика. Берар влез по лестнице наверх и сказал капитану, который, как ему было известно, не спал:

— Не захочет ли саиб почтить своего слугу, оказав ему помощь?

— Да, Берар, что надо делать?

— Пусть саиб подаст мне эту тростниковую корзину.

Капитан подал ему этот предмет, напоминавший клетку, и Берар, поблагодарив его, усердно занялся прилаживанием ее к ящику. Пеннилес подавал ему веревки по мере того, как работа подвигалась, и факир привязывал их с удивительной быстротой. Через полчаса легкое здание была прочно утверждено на спине слона, который дремал с полузакрытыми глазами, уши настороже, как бдительный часовой, от которого не укроется малейший шум. Капитан при свете костра с удивлением следил за этой странной работой.

— Да ведь ты устроил нам houdah! — сказал он наконец.

— Да, господин, это houdah, в который вы все поместитесь.

— А ты?

— А я сяду вместо вожака на шее у моего друга Рамы. А теперь, саиб, если вы захотите выслушать меня, я дам вам совет: ложитесь и отдохните немного, днем предстоит нам тяжелый труд.

— Но я не могу спать. Нет, это невозможно!

— Не можете? Засните, сейчас, саиб, засните, потому что вы должны непременно отдохнуть. Засните тут, около Рамы.

Удивительное дело! Капитан тихонько опустился на землю, его веки замигали, потом он растянулся на траве и уснул сном ребенка.

На заре факир разбудил его. Он кончил свою работу с первыми лучами солнца: срезав несколько прекрасных листьев зонтичной пальмы, привязал их к тростниковой клетке, сделав из них крышу и, с удовольствием и гордостью выслушав похвалы, которые беглецы расточали ему, сказал:

— Я сделал, что мог; теперь едем!

Все без труда взобрались по лестнице на спину Рамы, в том числе и Боб, которого подсадили на руках, и устроились в корзине, только, к сожалению, натощак. Рама пустился в путь, взяв направление, указанное ему Бераром. Он шел около шести часов, не останавливаясь ни на минуту. Беглецы уже опять стали мучиться от голода и жажды, когда Берар, увидя несколько соломенных шалашей, живо слез на землю. Он осмотрел первую из этих хижин и увидел, что на левом углу двери был начерчен черный треугольник с черным кругом посередине. Все это было очень трудно разглядеть, и непривычный человек не обратил бы на это внимания. Но Берар радостно воскликнул:

— Пусть саибы сойдут! Мы здесь в безопасности.

Он приложил лезвие своего ножа к губам и издал резкий, странно переливавшийся свист. Через несколько минут выбежали два человека, обменялись с Бераром какими то таинственными знаками и упали перед ним на колени. Это вызвало у Мария смешное замечание:

— Кажется, друг наш Берар здесь считается важной птицей!

Берар с достоинством велел им встать, потом долго говорил им на индусском языке, и они внимательно его слушали. Потом они закричали, и в ответ на их крик появились их жены и ребятишки, спрятавшиеся за кусты при появлении каравана. С поспешностью и как будто с некоторым страхом они принесли в посудинах свежей воды, рисовой водки, пшеничные лепешки, фрукты, мед и для слона связки маисовых колосьев. Бедные истощенные путники едва верили своим глазам. Пока они делали честь этим простым кушаньям, находя их великолепными, оба незнакомца взяли по палке, небольшое количество провизии и приготовились уходить. Они поклонились Берару до земли, потом стали на колени и растянулись перед ним с благоговением, доходившим до идолопоклонства. Факир сделал им знак своими сухими и жилистыми пальцами, они бросились в джунгли и исчезли, как тени.

— А теперь, — прибавил Берар, — эти дома принадлежат нам. Все, что в них есть, — наше; сами их хозяева наши верные рабы до смерти. Пейте, ешьте, спите, живите спокойно, без малейших забот! Вы здесь можете чувствовать себя спокойнее, чем под охраной целого полка солдат.

Джонни, Марий и Патрик слушали с удивлением и восхищением. Но Пеннилес серьезно покачал головой и спросил:

— Можешь ли ты мне сказать, Берар, кто эти люди?

— Саиб наверное догадывается. Пусть он отойдет со мной в сторону, и я все ему скажу.

Они отошли на несколько сот шагов и подошли к величественным руинам, скрытым под гигантскими деревьями.

— Вот, — прибавил просто Берар, — один из храмов богини Кали, жрецом которой я состою. Эти люди — хранители этих развалин, туги-душители, мои верные, неподкупные слуги, исполнители моей воли. В Бенгалии их имеется под моим начальством более десяти тысяч.

Несмотря на свое мужество, капитан почувствовал легкую дрожь, выслушивая признание Берара.

— Куда они пошли? — спросил Пеннилес.

— Они ушли, получив формальное приказание завербовать человек десять помощников и потом отыскать и спасти супругу саиба и молодую англичанку. Саиб нигде не найдет более искусных ищеек и более верных сторожей.

«Я нахожусь под защитой бенгальских тугов, — это вещь не совсем обыкновенная, — подумал капитан, — и моя милая Клавдия будет очень удивлена, когда узнает, что принимала услуги этих страшных сектантов».

— Как только они найдут след, — продолжал Берар, — они вернутся сюда известить вас, между тем как другие будут продолжать преследование.

— Благодарю, Берар! Твоих благодеяний и услуг по отношению ко мне и не перечесть, и я, право, не знаю, как выразить тебе мою благодарность.

— Господин, вы не обязаны мне ничем! Я считаюсь тут Царем Мрака, и мне повинуется целая армия фанатиков… Но надо мной стоят просвещенные, Цари Света, которым я повинуюсь в свою очередь и которые покровительствуют вам… Они приказывают, я слушаюсь их!

— Так значит, — сказал капитан, — из твоих слов выходит, что обожатели свирепой Кали повинуются браминам…

— Им здесь повинуется все, господин…

— Объясни точнее, друг факир…

— Господин, я должен хранить эту тайну, но вы не англичанин, и я отвечу вам. Во-первых, знайте, что место, где мы обитаем, внушает всем такой ужас, что никто, даже белый, не осмелится к нему подойти. Здесь земля пропитана человеческой кровью. Здесь были убиты тысячи и миллиарды людей, начиная с того момента, когда этот, теперь разрушенный, храм воздвигся в честь Дурги, супруги Шивы, которую мы зовем Кали.