Страница 8 из 15
— Ты меня удивляешь, — сказал он, обманчиво неторопливо заходя мне за спину, — Приятно удивляешь, — пальцы, показавшиеся обжигающе горячими, легли на плечи.
Мне никогда не приходилось ничего объяснять этому мужчине, не приходилось стыдиться желаний, притворятся кем-то другим. Мысль, пришедшая следом, заставила похолодеть. Мне не приходилось, а ему? Он каждый день играл роль. Каждый божий день, и ни разу за десять лет не сорвался, ни разу не причинил боли, до того дня, когда взял Алису и исчез.
— Ты слишком много думаешь, — он собрал мои волосы в руку и поцеловал в шею.
По коже побежали мурашки, одно прикосновение и тело превращалось в пластилин. Он мог делать все, что вздумается, а я благодарила. Сейчас ему было нужно мое решение, а мне был нужен он, вполне возможно, что в последний раз. И я не видела причин не удовлетворить желания друг друга.
Мужские пальцы скользнули ниже, пробежались по позвоночнику и замерли на талии, там, где футболка граничила с поясом брюк. Он погладил полоску обнаженной кожи. Безумно хотелось, чтобы он содрал эту преграду и коснулся уже по-настоящему. И он как всегда это почувствовал. Рывком развернул лицом к себе и дернул за ткань, разорванная футболка упала на пол, его руки, наконец, легли на кожу.
По телу прошла дрожь. Он толкнул меня, и я упала на кровать, совершенно не помня, когда мы успели отойти от двери.
— Ты приняла решение? — Кирилл наклонился.
Рука скользнула по животу, дразнящее поднимаясь все выше и выше. Я не могла ответить, даже думать не могла. На этот он и рассчитывал. Придя сюда, я знала, что он воспользуется своей властью. У него была цель, и глупо ожидать, что он отступит сейчас, на своем поле. Я бы не отступила. Он мог заставить, но по каким-то причинам, этого не делал.
Кирилл медленно провел руками по бедрам, сминая плотную ткань, и я выгнулась, не сдержав тихий стон предвкушения. Я чувствовала себя стоящей на краю обрыва, на последнем покачивающемся камушке, когда любой порыв ветра мог столкнуть вниз. Кирилл был не просто порывом, он был ураганом.
После ночи в прошлом, меня ждало будущее. До того как сядет солнце, я должна перестать быть человеком, или умереть им. Страшно было до чертиков, и все что мне было нужно в это утро, это побыть женщиной.
Мужчина склонил голову, теплые губы прижались к ключице, где бешено бился пульс, а рука расстегнула пуговицу на брюках, стягивая казавшуюся грубой по сравнению с прикосновениями одежду. Я лихорадочно стащила с него футболку, дернула за штаны, срывая все, до чего могла дотянуться, любой кусок ткани, мешающий прикасаться к телу.
Кирилл зарычал, сдирая затрещавшее белье. Его руки скользили по моей груди чуть сжимая, дразня и заставляя задыхаться от ощущений. Спустились к животу, коснулись бедер. Я вцепилась в плечи, подрагивая от предвкушения.
— Решение, — потребовал он, подаваясь вперед.
Я вскрикнула, почувствовав его внутри себя. Горячо, сильно, не оставляя места ни для чего иного. Он всегда был таким, наполняющим без остатка, почти заслоняющим небо, таким же великолепным, как и в первый раз, как все разы после этого.
— Давай… — голос с рычащими нотками стал ласковым.
Это в рыцарских романах о прекрасных принцессах ночь между героями возводиться на пьедестал и стыдливо укрывается многозначительной недосказанностью. В нашей тили-мили-тряндии секс — это оружие, но подобное определение отнюдь не лишало его привлекательности.
Он двигался так медленно, растягивая, каждое прикосновение, каждое единение до бесконечности. Из моего горла выходило лишь, что-то очень похожее на мяуканье. Чужое горячее дыхание опаляло шею, ногами я обхватила его талию, словно боясь, что он может отстраниться. Будто моих сил хватило, чтобы удержать демона.
Одно движение за другим, сладкое предвкушение и его воплощение.
— Ты и так моя. Все что нужно, это сказать "да", — его пальцы сжали мои бедра.
Мне не было дела до его слов, только до его тела. Всего одно движение и мир сорвется в пропасть. В восхитительную бездну, одно из падений, которые ждут с нетерпением.
— Ааах, — я была способна только на отрывистые бессмысленные звуки, и совершенно не понимала, о чем он говорит.
Но понимал он. Все исчезло. Мягкость рук сменилась требовательной жесткостью, тело окаменело. Кирилл снова подался вперед грубо и резко, желая причинить боль, желая заставить кричать.
И я закричала. Не от боли, от наслаждения. Он сам привел меня на грань, когда стирается разница между сладостью пытки и ее горечью.
— Посмотри не меня, — приказал он, — Посмотри!
Я распахнула затянутые пеленой удовольствия глаза. Лицо, замершее в сантиметре от моего, искажалось от гнева. От виска к скуле побежала цепочка чешуек.
— Ты приняла решение, — он не спрашивал, он знал ответ, — И я хочу его услышать.
— Кирилл, пожалуйста, — я выгнулась недовольная тем, что он остановился, продолжая цепляться за плечи, продолжая прижиматься к нему, продолжая желать.
— Ольга! Ты отдашь душу мне?
Не знаю, что меня отрезвило, холодность в голосе или произнесенное имя. Мое имя — его голосом.
— Не знаю, — и это была правдой, любую ложь он бы почувствовал, едва она слетела бы с губ, и скорей всего затолкал бы ее обратно, — Мне страшно.
— Тогда ты пришла не по адресу, — нехорошая ленивая усмешка скривила его губы, так же он улыбался, когда однажды пьяненький сосед ухватил меня за зад, и вывез что-то скабрезное, он продолжал улыбаться ломая ему руку и выбивая зубы, — Я не рассеиваю страхи, я их умножаю.
Руки сжались на талии, и он снова погрузился в меня с той же резкостью и силой. И в тот момент, когда я закусила губу, удерживая внутри очередной крик, Кирилл изменился. Только что со мной был мужчина, а секунду спустя — демон. Хозяин серенных пределов принял свой истинный облик.
Грубая чешуя цвета пепла заменила кожу. В прошлый раз она показалась мне ледяной, сейчас — обожгла одним прикосновением. На пальцах вытянулись когти, один из них проткнул кожу над грудью, потекла кровь. Черты лица заострились, волосы превратились в тонкие стальные иглы. На меня узкими вертикальными зрачками белесых глаз смотрел хищник. Он склонил голову и коснулся шершавым языком только что нанесенной раны, слизывая алую кровь, одновременно двигаясь внутри меня. И это ему нравилось.
Больше не было притворства в угоду слабому человеку, он стал собой. Я должна была завизжать. Он ждал этого. Должна была забрыкаться, и тогда бы он с удовольствием закончил начатое. Закончил урок, который решил преподать.
Я впервые видела его столь близко, и впервые по-настоящему, во всей неприкрытой грубости и чуждости. Он двинулся, проникая глубже, и наслаждение, все такое же острое пронзило меня с удвоенной силой. Я ничего не могла поделать с этим, да и не хотела. Телу, стоящему на грани срыва не было дела до масок и обличий.
Над ухом раздалось ворчание, на меня смотрел зверь, но на этот раз в его нечеловеческих глазах не было злости, в них было удивление. Он хотел даже отстраниться, но я не позволила. Это потом мне наверняка станет хреново и стыдно, потом я сама себе поставлю кучу диагнозов, и поклянусь, что больше никому никогда такого не позволю.
Шершавый язык скользнул по скуле, наши сплетенные тела качнулись.
Или буду вспоминать сладость того, что происходило сейчас раз за разом, мечтая о продолжении.
Рукой, я коснулась его спины, царапая чешуей ладонь, но едва замечая это. Приподняв голову, я с обреченной решимостью, прижалась к твердым губам. Да, решение было принято, и давно.
Святые, какой он был неправильно горячий, какой сильный, какой недосягаемый. То, что произошло дальше, не поддавалось логике, ни моей, ни его. Мы просто вцепились друг в друга, и я забыла, кто из нас зверь, а кто человек. Сердце билось как сумасшедшее, грудь приподнималась, прижимаясь к чешуе, кровь текла, бедра дрожали, встречая каждое движение. Крики чередовались с рычанием. Что-то обвило запястье и с силой прижало руку к простыне, и я без всякого удивления увидела извивающийся хвост. Костяной наконечник лег в ладонь, вот он был прохладным.