Страница 1 из 9
О смерти и будущей жизни
Преподобный Паисий Святогорец
[Арсений Эзнепидис]
ОБ ОТНОШЕНИИ К СМЕРТИ
Память смертная
— Геронда, о чём должен думать человек в день своего рождения?
— Он должен думать о дне своей будущей смерти и готовиться к этому великому путешествию.
— Геронда, если при извлечении из могилы окажется, что останки усопшего не разложились, то причина этого — грех, в котором человек не покаялся?
— Нет, не всегда. Причина может быть и в тех лекарствах, которые он принимал, или в составе почвы кладбища. Но как бы там ни было, если усопший при извлечении его останков из могилы окажется неразложившимся, то он расплачивается за часть своих грехов. Это происходит потому, что и после смерти он становится посмешищем для других.
— Геронда, смерть — это самое несомненное событие, которое произойдет с человеком. Почему же тогда мы о ней забываем?
— Знаешь, раньше в общежительных монастырях одному из монахов давали послушание напоминать другим отцам о смерти. Когда другие братья занимались послушаниями, этот монах подходил к ним и говорил каждому: «Братия, нам предстоит умереть». Жизнь наша обёрнута смертной плотью. Эту великую тайну не просто понять тем людям, которые состоят лишь из плоти и поэтому не хотят умирать, не хотят даже слышать о смерти. Смерть становится для таких людей двойной смертью и двойным горем. Но, к счастью, Благий Бог устроил всё так, чтобы, по крайней мере, люди пожилые получали пользу от некоторых признаков наступающей для них старости. Ведь пожилые люди естественным образом находятся ближе к смерти, чем молодые. У них седеют волосы, у них уже не та бодрость, силы постепенно их оставляют, у них начинают течь слюни и таким образом они смиряются и бывают вынуждены любомудрствовать о суетности мира сего. Даже если пожилые люди хотят «взбрыкнуть», они не могут этого сделать, потому что всё, что с ними происходит, их тормозит. Или когда они слышат, что кто-то из стариков такого же возраста, как они или даже младше, умер, они тоже вспоминают о смерти. Вы видели, как в деревнях, когда звонит погребальный колокол, сидящие в кофейне старики встают, осеняют себя крестом и спрашивают, кто умер и когда он родился? «О, — говорят они, — ты только погляди, пришёл и наш черёд! Все мы покинем сей мир!» Они понимают, что их годы ушли, что нить их жизни подошла к концу и к ним приближается смерть. Так пожилые люди постоянно думают о смерти. Попробуй-ка скажи малому ребёнку: «Имей память смертную». Он ответит тебе: «Тру-ля-ля» — и побежит опять играть с мячиком. Ведь если бы Бог помог малому ребёнку понять, что он умрёт, то несчастный разочаровался бы в жизни и пришёл бы в полную негодность, потому что ничто бы его не привлекало. Поэтому Бог, как добрый Отец, устраивает всё так, чтобы ребёнок не понимал, что такое смерть и беззаботно и радостно играл с мячиком. Однако чем старше становится ребёнок, тем постепенно всё больше он понимает, что такое смерть.
Погляди, ведь и новоначальный монах, особенно если он молод, не может иметь память смертную. Он думает, что у него впереди годы жизни, и вопрос смерти его не занимает. Помните, как апостол Пётр сказал: «Позовите юношей, чтобы они забрали мёртвых Ананию и Сапфиру»[1]? В монастырях мёртвых обычно погребают молодые монахи. Старые монахи, погруженные в задумчивость, бросают на тело усопшего немного земли. Они с благоговением бросают горсть земли только на тело и никогда на голову усопшего. Оказавшись на похоронах в одном монастыре, я стал свидетелем неприятной картины. Когда усопшего погребали и засыпали землей, священник произносил слова: «Земля ecu и в землю отыдеши». В то время как все монахи по обычаю, со многим благоговением и скромно бросали горсть земли на тело своего усопшего брата, один юный монах подобрал свой подрясник, схватил лопату и без внимания, как заведённый, принялся забрасывать усопшего всем, что оказывалось на его лопате: землёй, камнями, деревяшками... Он делал это для того, чтобы показать, какой он молодец! Вот ведь выбрал час, чтобы показать свою силу, свою работоспособность! Другое дело, если бы в монастыре сажали деревья или засыпали кювет и он, проявляя доброту и жертвенность, сказал бы: «Другие монахи — старички. Что от них можно ждать, какой работы? Дай-ка поработаю я». В этом случае он устал бы чуть больше, но других бы разгрузил. Да тут даже если видишь мёртвое животное, его становится жалко. Что уж говорить, если ты видишь, как в могиле лежит твой брат... А ты, как землечерпалка, равнодушно забрасываешь его землёй и камнями... Всё это показывает, что у этого молодого монаха совершенно не было памяти смертной.
Если ты хочешь умереть, то не умираешь
— Геронда, поставлен окончательный диагноз. Ваша опухоль злокачественная. Это рак в одной из самых худших форм.
— Принеси-ка мне какой-нибудь платочек, и я пушусь в пляс! Я станцую танец «Будь здоров, прощай несчастный этот мир!» Я не танцевал ни разу в жизни, но сейчас пущусь в пляс от радости, что приближается смерть.
— Геронда, врач сказал, что сперва Вас будут возить на облучение, чтобы ослабить опухоль, а потом будут делать операцию.
— Понятно. Сперва будет бомбить авиация, а потом пойдут в атаку войска! Вот что, лучше-ка я [сразу] пойду наверх и расскажу вам, что там творится!.. Некоторые, даже пожилые люди, если врач скажет им «ты умрешь» или «есть надежда на пятьдесят процентов, что ты вы живешь», расстраиваются. Они хотят жить. А ради чего? Удивительное дело! Если хочет жить человек молодой, это ещё куда ни шло, этому есть какое-то оправдание. Но если старается выжить старик, я этого не понимаю. Понимаю, если он лечится, чтобы быть в состоянии как-то выдерживать боль. То есть он не хочет, чтобы его жизнь продлевалась, но хочет лишь быть в состоянии хоть немного выносить боль и ухаживать за собой, пока не умрёт. В таком лечении есть смысл.
— Геронда, мы просим Бога о том, чтобы Он продлил Вашу жизнь.
— Зачем? Разве в псалме не написано, что семьдесят лет — это срок нашей жизни?[2]
— Однако псалмопевец прибавляет: «Аще же в силах осъмъдесят лёт»...
— Да, но потом он говорит и о том, что «... множае их труд и болезнь»[3]. Так что лучше упокоение в жизни иной!
— Геронда, а может ли человек от смирения чувствовать себя духовно не готовым к иной жизни и хотеть пожить ещё немного, чтобы приготовиться?
— Это, конечно, хорошо. Но откуда такой человек знает: может быть, если он проживёт дольше, то станет ещё хуже?
— Геронда, а когда человек сдруживается, примиряется со смертью?
— Когда? Если в человеке живёт Христос, то смерть — для него радость. Однако не дело радоваться тому, что ты умрёшь, потому что устал от жизни. Когда человек радуется смерти — в добром смысле этого слова, — то смерть уходит от него и приходит к какому-нибудь трусу! Если ты хочешь умереть, ты не умираешь. Человек, живущий припеваючи, боится смерти, потому что мирская жизнь приносит ему удовольствие, и он не хочет умереть. Если кто-то говорит такому человеку о смерти, то он отвечает: «Постучи три раза по деревяшке!» А вот тот, кто страдает, испытывает боль и тому подобное, считает смерть избавлением и говорит: «Как жаль, что еще не пришла смерть, для того чтобы меня забрать... Видно, она повстречала на пути какое-то препятствие».
Смерти желают немногие. Большинство людей хотят успеть что-то завершить в сей жизни и поэтому не хотят умереть. Однако Благий Бог устраивает так, что человек умирает, когда он становится зрелым. Но что ни говори человек духовный, будь он молодым или старым, должен радоваться и тому, что он живёт, радоваться и тому, что ему предстоит умереть. Не надо только добиваться смерти самому, потому что это будет самоубийством.
1
См. Деян. 5, 6-10.
2
Пс. 89, 10.
3
Там же