Академия

Карлос с Ракимом переглянулись.

– Нам не нравится здесь по ночам, – произнес Карлос.

– Найдите другую работу, – посоветовал Энрике. – Дальше?

– Работа нас устраивает, – возразил Карлос. – Не нравится только здесь. Ночью.

– Баба, – презрительно бросил Энрике.

Карлос попробовал объясниться, но тщетно. Не обращая на него внимания, Энрике уставился в свои записи.

– Так, тихо, – приказал он. – Сегодня у нас много дел, слушайте внимательно.

Летучка завершилась рано, еще до конца дневной смены. Карлосу нужно было заступать на дежурство лишь через два часа, поэтому он поехал домой. Позвонил Марии, назначил свидание на пятницу. Сварил себе на ужин сосисок, посмотрел конец «Побега из Нью-Йорка». Вернулся в школу.

Карлос оставил машину на служебной стоянке. Солнце садилось, на асфальте центрального двора лежали длинные тени. В подсобке, рядом с уборочными тележками, уже ждал Раким. Лицо у него было недовольным, и Карлос сразу понял почему.

– Черт, кто тебя за язык тянул? – упрекнул Раким.

– Перестань, мы уже все обсудили.

– Ну и что? Зачем было говорить Энрике? Теперь у нас ночная смена «до скончания наших долбанных дней».

– Ты знал, что я расскажу. И хотел этого.

– Да, но…

– И вообще, ты ж молчал. Так что ночные смены только у меня. Ты свободен и «чист».

– Не, братан, куда ты, туда и я. Мы напарники.

– Напарники?

– Ага.

– Ты просто не хочешь работать с Майком.

– Точно, – осклабился Раким.

Как обычно, подбросили монетку. Карлос проиграл. Значит, Ракиму доставалась уборка канцелярии, библиотеки и нижних классов, а Карлосу – спортзал, художка, музыкальный кабинет и классы наверху.

– Какая радость, – пробурчал он.

– Развлекайся! – громко хохотнул Раким.

…Карлос толкал по двору тележку и каждой клеточкой ощущал безмолвие и пустоту классов в полутемных учебных корпусах. Скрежет колес и дребезжание уборочных инструментов звучали громко, слишком громко. Карлос сутулился, ежился – словно так он меньше привлекал внимание. За лето со школой что-то произошло. Карлос работал здесь восемь лет, последние три года – в ночную смену, и никогда ничего не боялся. Он ведь не ребенок, чтобы пугаться темноты. Но в последнее время тут стало как-то странно, неспокойно. Жутковато. Почему – точно и не скажешь, да только на душе очень уж нехорошо. Они с Ракимом даже это обсудили. Сперва, правда, не всерьез. Карлос мимоходом, с грубоватыми шутками, упомянул про всполошивший его громкий удар в стену класса; потом он заглянул в соседнее помещение, но источника шума не нашел. Раким, посмеиваясь, рассказал, как чуть не выпрыгнул из штанов, когда с учительского стола сама по себе грохнулась стопка книг. Пришлось Ракиму тогда убирать не только за школьниками, но и за собой – с перепугу разлил бутылку моющего средства. Через неделю после разговора выяснилось, что оба таинственных события произошли в одном и том же классе, и что были и другие странности. Тогда напарники отбросили притворную беспечность и выложили друг другу все без утайки. Оказалось, оба они слышали необъяснимые звуки и встречали жутковатые картины в разных местах школы. Потому-то Карлос и решил пожаловаться Энрике – хотя и непонятно, что мог по этому поводу сделать начальник.

Теперь он, ясное дело, считает Карлоса с Ракимом последними слабаками, а остальные уборщики небось хихикают втихомолку или даже готовят какой-нибудь страшный розыгрыш.

Раким прав. Надо было держать болтливый рот на замке.

Карлос вздрогнул – тележка с громким лязгом налетела на трещину – и торопливо оглянулся.

Чего он боялся?

Боялся, что его учует нечто, притаившееся в темноте.

По небольшому подъему Карлос дотолкал тележку до кабинета музыки, открыл двери универсальным ключом, привычно щелкнул выключателем. Наверное, воображение разыгралось, только лампочки вроде бы горели слабее, чем в прошлом году. Оборудование нигде не меняли, но Карлосу казалось, что за лето освещение во всей школе потускнело. Он пытался себя уговорить – мол, это сделано специально, для экономии. Верилось с трудом.

Оркестранты – так же как и футболисты, и девочки из группы поддержки – возвращались в школу за несколько недель до начала учебного года. Карлос оглядел небольшой подиум с левой стороны класса. Большинство инструментов спрятали или разобрали по домам, но парочка, как всегда, осталась. Сейчас в самом центре подиума стояла туба, прислоненная к складному металлическому стулу. Карлос присмотрелся к ней. Верхний свет играл на золотистом ободке вокруг черной дыры, расположенной в середине большого рожка. Зрелище было завораживающим, глаз не оторвать. Карлос, не мигая, смотрел в темное отверстие. Взгляд словно затягивало туда, внутрь, в голове все кружилось, как в водовороте.

Карлос заставил себя отвернуться. Его трясло от страха. Нет уж, лучше уйти. Мусора не видно, беспорядка нет. Мыть полы и вытирать пыль необязательно. Одну ночь кабинет переживет и без основательной уборки.

Ммммммммммммм…

Карлос подскочил на месте. Что за звук? Низкий, непрекращающийся… Откуда?

Похож на… Будто кто-то на тубе играет, да!

Карлос быстро глянул на инструмент. Тот стоял на прежнем месте – нетронутый, неподвижный. Черное отверстие посреди блестящего золота выглядело еще более зловещим.

Ммммммммммммм…

Звук не умолкал – словно у невидимого игрока было бесконечное дыхание, и он собирался дуть в гигантский рожок вечно.

Потихоньку вступила барабанная дробь, хотя никакого барабана не наблюдалось. Голоса двух инструментов зазвучали в унисон, сливаясь в единый погребальный плач.

– Да пошло оно! – громко заявил Карлос.

Может, грубые слова докажут этому… этой… Докажут – Карлос не боится.

Он ведь и вправду думал, что тут кто-то есть, он не верил, будто таинственные звуки – лишь обычные ночные скрипы. От этой мысли стало еще страшнее. Карлос резко рванул назад, под аккомпанемент неутихающей заунывной песни толкнул тележку из класса и запер за собой дверь. Выскочил быстрее, чем хотелось бы, – сразу ясно, что дал деру. Ну и ладно. Зато он опять на улице, а не в той жуткой комнате!

Рацию в подсобке забыл…

Да что с ним такое? Как он свяжется с Ракимом, если что-нибудь… произойдет?

Карлос постоял, напрягая слух. Наконец с облегчением различил возле канцелярии скрип Ракимовой тележки, его фальшивый голос, подпевающий музыке из наушников. Стало спокойней. Карлос оглядел двор и решил начать с физкультурного блока. Спортивные корпуса стояли в северном конце школы, отделенные от остальных зданий теннисными кортами и бассейном. Обычно Карлос оставлял этот участок напоследок, но сегодня бродить там глубокой ночью не хотелось. Уж лучше поскорее с ним закончить и потом работать в классах, поближе к Ракиму. Если все пойдет хорошо, Карлос, может, даже соберется с духом и уберет музыкальный кабинет.

Вспомнилась туба и медленный бой невидимого барабана.

А может, и не уберет.

Ночь выдалась прохладной. Легкий ветерок ерошил волосы. Карлос шел по открытой галерее между кабинетами обществознания. Галерея выглядела длинной. Гораздо длиннее, чем всегда. Словно в кино: когда камера отъезжает назад, и обычное расстояние растягивается до невероятных размеров. Впереди, в арочном проеме, виднелись затемненные корты и огороженный бассейн, дальше округлой глыбой маячил спортзал.

Энрике прав, покаянно вздохнул Карлос. Я – баба.

Он заставил себя идти вперед. Размеренно, ровно – словно смелее него нет человека на свете. Пора кончать с этой нервотрепкой, иначе придется искать новую работу. Нельзя же каждую ночь шарахаться от собственной тени.

Вот бы перейти в дневную смену…

Карлос добрел до физкультурного блока – администрация называла его спорткомплексом, – собрался было войти внутрь и быстренько протереть деревянный пол, но замер перед девичьей раздевалкой. В свое время эта манящая запретная комната по другую сторону от спортзала была для юного Карлоса с приятелями-школьниками священным Граалем, именно о ней они чаще всего думали и мечтали. Даже теперь раздевалка не совсем утратила своей привлекательности. По ночам, надраивая здесь бетонные полы или намывая кафель, Карлос невольно представлял разгоряченные девичьи тела: как они обнажаются, принимают душ, надевают одежду, снимают ее…