Матриархия

Потом я вижу, как из проема - того самого, из которого мы убрали лестницу - показалась рука. Как паук, с белесо-синюшными лапами.

Кисть, пальцы. Вторая рука. И голову видно теперь.

- Там... СЗАДИ! - заорал я. Рифат развернулся, оттолкнул Олю. Она снова начала грызть ногти, к самому краю «борта» прижалась. Рифат прицелился в проем: вспышка, вспышка.

В ухе стрельнуло.

Я замахал Оле, чтоб она лезла. Она потыкала пальчиком в сторону Рифата и состроила рожицу.

- Лезь! - гаркнул я. И тогда она полезла, а Рифат по недавнему примеру Юрки, швырял вниз кирпичи.

Одна из рук схватила его за ногу и дернула. Рифат взмахнул руками. Винтовка вылетела, перевернулась в воздухе и упала, подняв облако пыли.

Рифат грохнулся.

Из проема показалась лысоватая, голова той самой бабки. Я только сейчас заметил, что сквозь жиденькие патлы на черепе, проглядывают коричневые пятна.

Бабка зарычала и прыгнула. Рифат вцепился в дряблое горло, а старуха скалила зубы, как горилла, сжимая его шею. Оля закусив губу, метнулась к винтовке. Прицелилась.

Ничего.

Она тоже забыла.

- Предохранитель! - закричал Юрец. И я тоже подхватил, но почему-то не услышал собственного голоса.

А потом понял, что он какой-то... чужой. Слишком хриплый.

У Оли дрожали руки, да и вообще ружье было слишком тяжело для нее.

Рифат никак не мог справиться с бабкой. А в дыру уже заглядывали новые головы. Неизвестно, каким образом женщины смогли забраться на крышу без лестницы. Встали друг дружке на плечи?

Рифат оторвал от себя бабку, свободной рукой что-то нашаривая возле себя, а старуха царапала когтями его предплечье, а другой клешней сминала лицо Рифата, как газету.

Женщины все прибывали, как вода в пробоину. С серыми лицами, в грязи, с размазанным макияжем, с валиками бигуди в спутанных волосах. Телки-подростки, на вид не старше Оли.

Старуха занесла над Рифатом половинку кирпича. Вот он уже идет вниз, удар в висок...

Эпизод мелькнул и медленно таял, таял.

Лысоватая голова взорвалась как арбуз. Глаза с верерочками нервов разлетелись в стороны. Осколки кости. Желтовато-бордовые ошметки, брызги. Оля завизжала, прикрываясь руками, винтовку выронила. Вверх поплыли сизые завитки дыма.

В волосах у Оли сосульками поблескивает гадость. Рифат кричит, чтоб Оля лезла, а она все смотрит на поверженную старуху: из шеи торчат фиолетовые трубочки, из них толчками вытекает кровь. Кирпичи, лаги, канат - все в дряни.

Наверняка я видеть не могу, но откуда-то знаю.

Оля лезет по канату, Рифат подхватил «Соболя» и шмаляет по головам - те уже кишат в проеме.

Он как-то так стрельнул, что к нам на крышу упала железка. Я пригляделся к ней: часть заколки.

Оля ползла медленно. Вот уже одна фигура вылезла из дырки на крышу, пока Рифат перезаряжал оружие. Я что-то кричал и подпрыгивал, не боясь скатиться с крыши. Это самое дерьмовое, видеть, как к товарищам подбирается смерть, и ничего не делать. Но как им помочь?

Я придумать способ не мог. Поэтому просто твердил про себя какую-то скороговорку, вроде молитвы.

И конечно, сжимал канат, чтоб он не дай бог не соскользнул, потому как держалась скобка на добром слове. Удивительно, как это мы с Юрцом смогли перебраться на эту крышу. Может, само провидение так распорядилось?

Дурацкие, беспомощные мысли.

Скоба заскрежетала, кусая трубу. Юрец вцепился в канат, потом вдавил скобку ногой. Я тоже держал канат, а Оля двигалась, замирая от ужаса.

Рифата одолевали сучки. Он стрелял и влажно трещали разламываемые кости, опять летели ошметки и густые капли крови.

Олю мы подхватили. Она обвила мне шею и в мозгу вновь всплыла Аня. Как мы планировали семью, так - в шутку, - что когда-нибудь пожениемся и у нас будут дети. И я еще тогда подумал, что моя дочка будет вот так же обнимать меня за шею, когда я буду брать ее на руки. Почему-то я был уверен, что у меня родится дочь.

Рифат полез на канат, как-то уж слишком резко. Скоба заскрипела.

Потом по трубе пошла трещина.

Рассохшийся от жары, потрескавшийся от морозов кирпич, размытый ливнями бетон - и скоба выскальзывает вместе с обломками.

Рифат летит вниз, сжимая в одной руке канат, а в другой винтовку. Твари тут же кидаются к нему.

Крик, рычание. Выстрелы.

Юрец орал мне что-то в лицо, тянул за руку. Оля тут же, закусывала губы, заламывала пальцы.

Глава 6

Шифер с треском лопался под ногами, подошвы проваливались и острые края царапали голеностоп. Уже после я заметил, что кожа вокруг суставов изрезана вдоль и поперек, да и боль пришла позже.

Вот и край крыши. Чуть не полетел кубарем, вниз. Почему-то сначала эта мысль не вызвала беспокойства. Что ж, упасть головой в асфальт и свернуть шею - меньшее из зол.

Но звериный инстинкт выживания, поднял голову и заставил пальцы вцепиться в трухлявые доски.

Калитка открыта, пара баб ковыляет сбоку. Наша старая знакомая, армянка, которую мы сбили, у другой «особи» - нож. Еще одна пасется на углу перекрестка. Я увидел погнутый треугольник «Уступи дорогу» и еще вчера женщина не смогла бы разгуливать там так просто: движение будь здоров. Она стояла к нам спиной, а те двое сразу заметили нас и поковыляли к Колькиному дому. Благо, что были они уже здорово потрепаны в боях, так что еле волочили ноги.

У одной оторвана щека, кожа так и висит лоскутом. Сразу перед глазами картинка: женщина пытается убить своего мужа, а его верный пес приходит на помощь хозяину. Но баба и пса насаживает на кухонный тесак.

Вот и сейчас, сжимает рукоять ножа, буравит меня взглядом, а с лезвия в пыль падают капли.

«Шанс» стоит, только сейчас обратил на него внимание. Вроде бы на том же месте, весь в бордовых ладонях, с трещиной в лобовухе, с вмятинами на крыше. Как раз от армянки. Юрец припечатал ее здорово, но все-таки не до конца.

- Чо тормозим? - спросила Оля. Я не успел ничего ответить, а она уже спрыгнула в песок. Лететь-то пару метров, и горка приличная: хорошо, что рабочие не успели его толком разворошить.

Я прыгнул, ноги по колено ушли, крупинки набились в кеды. Дернул черт надеть джинсы, неудобно же!

Юрец рядом завыл от боли. Оказывается, в песке строители бросили лопату. Снова на глаза попался тот синий ковшик, детский.

Уже слышно рычание баб и шоркающие шаги. Калитка нараспашку и они бредут оттуда тоже.

- Быстрей, к машине! - крикнул я Юрцу. Он поглядел на меня, как будто я заговорил на французском. Потом моргнул и, не говоря ни слова, побежал к тачке.

Кровавые отпечатки на белоснежных крыльях и капоте «Шанса», никогда не забуду.

Черенок у лопаты шершавый и засален множеством прикосновений. Полотно - с зазубринами. Первой подскочила толстуха-армянка, и я рубанул ее лопатой в скулу, плашмя. Мисс Рваная Щека кинулась к Оле, размахивая ножом, и та кинула в тварь кирпич - попала в живот.

Мисс Рваная Щека даже бровью не повела. Армянку я хватил по шее, уже ребром полотна. Железо рассекло кожу, выступила кровь. Я раньше и представить не мог, что человеческий организм такой крепкий. Думал, хватишь кого-нибудь лопатой - и голова отлетит, как кочан капусты.

Следующий удар, и толстуха перехватила лопату, дернула. Черенок скользнул по ладоням, обжигая кожу.

Завизжала Оля.

«Шанс» уже шкворчал, выплевывая сизые выхлопы.

Армянка поперла на меня, скаля зубы. Волосины в ноздрях, пучки в подмышках. Изо рта у  нее тянуло гнилью, и вряд ли только от того, что она рвала зубами своего сына или мужа.

Юрец налетел сбоку и огрел армянку по башке здоровенной железной дурой. Грузное тело осело на дорогу, и между век замелькали белки.

Юрец вновь подхватил оружие - колодку от электровоза, килограмм на десять, - Оля тем временем пряталась от Мисс Рваной Щеки за деревом, как будто девушка ее подруга, и они решили вспомнить детство и погонять в салочки. А Мисс Рваная Щека и не нападала уже, теперь она явно ждала подмогу.

Конец ознакомительного фрагмента.