Страница 19 из 25
Когда через положенное по бюрократическим нормам время, отведенное на вылеживание в казенных столах, материалы заявки поступили к Гаврилову, тот, к приятному своему удивлению, обнаружил следующее. Автор, некто Барабашкин Ю. А., какой-то инженеришка из уральского городка, видимо, хорошо ухватил его, Гаврилова, идею и удачно развил. Причем развил как раз в том направлении, которое никак не удавалось продвинуть самому Гаврилову. Он создал программу, позволяющую компьютеру управлять настройкой параметров инфразвука. Приводилась и сама программа, и результаты ее проверки на моделях.
Капитан первого ранга, главный научный руководитель военизированного подразделения Гаврилов Сергей Ильич вызвал к себе старшего инспектора первого отдела Копышеву Маргариту Николаевну и попросил ее сделать копию с секретного документа — описательной части пришедшей ему на отзыв заявки на изобретение. Маргарита Николаевна не имела права этого делать, но уступила просьбе Гаврилова, как она себя убедила — отнюдь не потому, что когда-то была с ним в отношениях, не предусмотренных служебными инструкциями. Он уговорил ее, мотивируя свою просьбу тем, что ему для работы нужна временная копия, и что после проверки работоспособности программы эту копию можно будет уничтожить по всем правилам секретного делопроизводства, как рабочий документ, сделанный якобы самим Гавриловым. А если так, то, собственно, никаких нарушений как будто и не было — ведь рабочие секретные бумаги пишутся, уничтожаются. Главное, чтобы все сделать по инструкции.
Сергей Ильич не был программистом. Ведь для того, чтобы руководить всеми, в том числе и программистами, самому вовсе не обязательно быть программистом. Так вот, создать свою программу Гаврилов не мог, образовательный ценз не дотягивал, но испортить чужую — на это квалификации доктора наук вполне хватало. Он попросту, где выкинул, а где заменил несколько операторов в приложенной к заявке авторской программе. И хорошую копию заменил испорченной, выдавая ее за оригинал. Затем ввел в бой своих, уже настоящих, программистов, дал им испорченную копию и попросил прокатать эту программу на предмет проверки ее правильности и выполнимости. Ребята из отдела информационного обеспечения добросовестно выполнили все указания шефа и дали вполне объективное заключение, что программа своих заявленных функций не выполняет и не может быть использована по назначению. Далее следовали протоколы испытаний, официальное экспертное заключение, подписи и так далее.
Опираясь на это заключение, научное подразделение в лице своего научного руководителя, а точнее, заместителя командира по научной части Гаврилова С. И. дало отрицательный отзыв на заявку. Временно составленные копии заявки уничтожились, согласно положенным правилам.
Итог. Автор изобретения получил из Центра патентной экспертизы отказ по своей заявке и остался с носом, а Сергей Ильич Гаврилов остался с так и недостающей ему программой. Единственный вопрос, который он в связи с этим еще для себя не решил, это — представлять ли полученную таким путем программу как свое изобретение, конечно, в слегка приглаженном виде, или же применить ее пока без официального оформления прямо сейчас. Тем более что заказчик нашелся и, судя по настырности Петлякова, жмет со сроками. Во всяком случае, теперь можно было уже не прятаться от бедняги Петлякова и предметно обсудить с ним детали проекта.
А бедняга Петляков был приперт к стенке. Находить Гаврилова и рассчитываться с ним зато, что тот спровоцировал приятеля на рискованную авантюру с поиском заказчика, а сам слинял, — это одна сторона дела. Это само по себе, если Петляков сумеет живым выбраться из той передряги, в которую вляпался по своей глупости.
Но для этого еще надо остаться в живых. Да, у него были свои люди, призванные защищать его в пиковых ситуациях. Как у всех серьезных бизнесменов — приличная команда «ломовиков». Но он отчетливо сознавал, что они могли защитить его только от мелкой бритоголовой шпаны ларькового пошиба, а противостоять преступному сообществу Кызи для них было совершенно не по силам. Именно поэтому он и не рыпался, когда посланцы Кызи увозили его к себе на «собеседования». Обращение к своим охранникам он откладывал на самый крайний случай, как последний и бесполезный шаг отчаяния. Это было бы равносильно конвульсии. В общем, он чувствовал себя как онкологический больной на последней стадии болезни.
И в такой вот ситуации однажды, на исходе первой декады апреля, Верунчик, его верная и преданная секретарша, вдруг к концу дня влетела в кабинет со словами:
— Валерий Яковлевич, на проводе Гаврилов, Сергей Ильич. Вы как, на месте или уехали по делам?
— Что? Что ты говоришь, Верунчик?! — Петляков на несколько секунд полностью лишился рассудка, а потом в порыве радости обнял секретаршу: — Подойди-ка сюда, Верунчик, золотце! Ангел ты мой! Срочно соедини его со мной!
— Конечно, Валерий Яковлевич! — пробормотала секретарша, растроганная таким всплеском эмоций шефа, и выбежала из кабинета.
Петляков поднял трубку и услышал веселый и бодрый голос Гаврилова:
— Валерий? Рад тебя слышать, дорогой! Как твои дела, как супруга?
— Ты что, яйцеголовый? — намекая на ученые степени Сергея, недоуменно ответил не склонный в данный момент к шуткам Петляков. — Я же холостяк во втором колене.
— Ах, да! — веселился в микрофон капитан первого ранга. — Я и забыл, что твоя будущая жена еще не замужем.
— Слушай, клоун! Мне нужно, чтобы ты свои репризы продемонстрировал при личной встрече. И срочно. Дело, Серега, очень серьезное. Я не спрашиваю, где ты пропадал. Прятался от меня у очередной своей балерины, или у тебя другие мотивы.
— Да ладно, Валера, не бухти. Ну, немножко виноват. Но я же сам кладу голову на плаху. Все объясню при встрече. Говори — где и когда. У меня есть чем откупиться.
— Откупиться и подкупить — это разные вещи, мой дорогой, — смягчаясь, сказал бизнесмен. — Давай сегодня через пару часов у меня.
— «Идет, сказал Финглей!» — согласился с предложением знакомый с творчеством Бернса военный ученый.
Через день, набрав нужный номер массовиков-потребителей, Петляков наткнулся на запрос автоответчика и, назвавшись, оставил для Дениса сообщение, что готов к конкретному разговору, и напомнил о предварительном финансировании.
Позавчера они с Гавриловым договорились, что подготовка к проведению работ на испытательном полигоне закончится в конце месяца. Осталось только еще раз проверить работу программы, подрегулировать некоторые параметры и все такое прочее, что называют одним словом — «причесать». Договорились также, что заказчики для этого выделяют предусмотренный аванс в размере пятидесяти пяти тысяч «баксов». Понятно, что пятьдесят — это по расчетам и ожиданиям Гаврилова, а по петляковскому прейскуранту этот аванс должен составить семьдесят пять «штук».
Кызины люди, выдерживая свой стиль, позвонили лишь спустя несколько дней. Но зато сразу по делу. Спросили, в какой форме предоставить аванс. Если наличными — то куда подвезти, это они готовы сделать немедленно. Если перевести на счета — пусть диктует реквизиты. Петляков непослушным от волнения голосом согласился на первый вариант и назначил встречу у себя в офисе.
Ну, в офисе, так в офисе. Денис и его молчаливые спутники появились буквально через час. Все было слишком уж буднично. Валерий Яковлевич подписал три какие-то бумажки, выслушал предупреждение об ответственности, которую он на себя берет, и семьдесят пять овальных портретов Франклина, каждый из которых красовался на стодолларовой купюре, улеглись стопочкой на его рабочий стол. За оборудование плата должна была идти отдельно, по факту его приобретения. Контрольные испытания на полигоне предполагалось подготовить ориентировочно к майским праздникам. На том заказчики удалились. Петляков разделил «франклинов» на две кучки, одну из которых, в количестве пятидесяти бумажек, положил в сейф для Гаврилова, а оставшуюся треть засунул в свой бумажник. Руки его тряслись, хотя ему приходилось пропускать через них и не такие суммы, а превышающие эту во много раз. Скорее всего, они вибрировали между двумя инстинктами — инстинктом самосохранения и жадности. И хотя деньги, несмотря на серьезность суммы, не были ему позарез нужны — человек он был далеко не бедный, — жадность брала верх.