Страница 14 из 25
Валерий Павлович повернулся к вошедшему, цепким быстрым взглядом партийного инструктора окинул его, как бы набрасывая портрет и составляя ему служебную характеристику, настороженно поздоровался, обескураженный блеклостью и бесцветностью авторитета. Что-то шевельнулось в его памяти, но он сразу не признал своего бывшего школьного дружка.
— Ну, здорово, Валя! — произнес вошедший, называя Петлякова так, как его давным-давно называли товарищи по футбольной команде. В школе его обычно звали Валик, в институте — Валера, а потом, в кабинетах — Валерий Яковлевич.
— Погодите-ка, постой! Неужели Казик! Елки зеленые! Вот так встреча! — Валера засуетился, радость и страх заговорили в нем одновременно. Внутренний голос подсказывал ему, что перед ним сейчас не его школьный друг и центр нападения его команды, а закоренелый вор, пахан, властитель темных сил Петербурга Кызя.
А тот стоял напротив, бесстрастно взирая на не знавшего, как себя вести, потерявшего чувство равновесия вратаря. Наконец, прекращая душевные муки забытого вместе с прошлой жизнью приятеля, Кызя протянул руку для пожатия:
— Узнал, говоришь? Ну, тогда еще раз здорово! Как жизнь?
Как Валя жил, что делал, Кызя и так знал, поэтому импульсивную попытку гостя действительно начать рассказывать, как у него жизнь и что где болит, он сразу же прервал следующим деловым вопросом:
— Говорят, ты хотел со мной побазарить. У тебя что-то есть предложить?
Они стояли друг против друга, такие в прошлом близкие и такие теперь далекие. Один — на переднем крае нападения, а другой — на последнем рубеже защиты.
— Слушай, Казимир Пырьевич. — Как Петляков вспомнил отчество Слухотского, для него и самого осталось загадкой. Он его и знать-то мог, скорее всего, только по протоколам да заявочным спискам на матчи. Столько воды утекло с тех пор, а, поди ж ты, память сохранила его в своих закромах и сейчас выдала. — Я понимаю, что законы, хоть светского мира, хоть ваши, надо выполнять. И платить вам я буду. Единственное — я надеюсь, что плата будет соразмерна моим скромным возможностям, а «крыша» будет надежной. А то я вот до сих пор платил одной вашей организации, — при слове «вашей» Кызя поморщился, — так у меня в Озерках целую партию югославских аккумуляторов увели. Концов и по сию пору не нашли, да и убытки на себя не взяли.
— Ну, концы мы поищем, хотя дело это прошлое, к тому же и не наше. Но ты давай ближе к делу, Петля. — Кызя первый раз назвал его так, хотя в детстве это естественное прозвище не раз фигурировало в обращении подростков. Но сейчас прозвучавшая кличка «Петля» как нельзя лучше укладывалась в тему разговора и в дальнейшем за ним закрепилась.
— Ну а по делу я хотел рассказать вот о чем. Понимаешь, по ходу моей работы приходится встречаться и заводить отношения с очень многими людьми. И вот среди таких знакомых есть один военный чин, морской, секретный. Нас познакомила одна моя, ну, сам понимаешь, женщина, в общем. Иногда он обращается ко мне по поводу того-сего, запчасти там, фигли-мигли. А я его держу про запас, думаю, может, когда и пригодится.
Так вот, встретились мы недавно по его инициативе, и он сказал, что у него есть какое-то интереснейшее изобретение. Можно на определенной территории установить какие-то там штуки, компьютеры и всякую муру, запустить программу, и все, кто там есть, или заболеют, или с ума сойдут, или даже сдохнут. Это как настроишь регулятор. Как я его понял, он хочет найти надежного и денежного покупателя на это «ноу-хау» — так эта штуковина по-ихнему называется. И еще желательно, чтобы рядом были какие-нибудь элементы крупных конструкций и трубопроводы. Причем трубы могут быть и под землей. Главное — чтобы по ним что-то текло. Ну а у нас в городе, да и в любом другом городе тоже, все коммуникации под землей. В любом месте, куда ни ткни, попадешь на какую-нибудь трубу. Сам-то я хоть и строитель, правда, бывший, но ни хрена в этом не могу разобраться. Так вот, я и подумал, может, вас заинтересует такое предложение?
В голове Кызи промелькнули огороженные колючкой участки лагерной зоны, с ее вышками, охранниками и прочими символами смертельных запретов. Несмотря на то, что он уже несколько лет жил вольной и вполне цивильной жизнью, его память все измеряла по въевшимся во все клеточки организма меркам лагерной жизни. Вот куда они могли бы применить свои научные изобретения. Никакой душегубки, газовой камеры не надо. Тут его все еще острый ум подсунул из памяти часто мелькающую в современных кино-теле-триллерах дешевую ситуацию. В финале таких фильмов герои оказываются в каком-нибудь огромном недостроенном здании или пустующем цехе со всякими там кран-балками, перилами, многоэтажными перекрытиями, лестницами и прочей искусственно-промышленной требухой. Начинаются примитивные погони, стрельба, кто-то куда-то падает, цепляется за вдруг появившиеся канаты, ужимки и прыжки и прочая галиматья.
Но такие места, и не только в кино, а иногда и в действительной жизни, выбираются для «стрелок» и всяческих разборок. И вот если противную сторону заманить в такое помещение, например, в подвал, можно из них сделать то самое, о чем сейчас трекает этот фармазон! Да и вообще — тут такое можно придумать! Это даже лучше карманной атомной бомбочки. А, главное, никто из соперников ни о чем таком вроде бы не только не знает, но и в своих бредовых фантазиях вообразить не может.
Кызя слушал Петлякова молча, смотрел на него почти не мигая и никак не показывая, какая буря чувств всколыхнулась в нем в результате сообщенных ему сведений. Когда Валерий Яковлевич умолк и вопросительно посмотрел на Кызю, что он думает обо всем этом, тот лениво пригасил сигарету и равнодушно скользнул бесцветными глазами по возбужденному лицу Петлякова:
— Ну, и что? Ты к чему это, Петля? Я тебе подобных сказок столько могу порассказать — всем твоим базам не хватит места, куда их складывать. Ты сам видел все это?
— Да нет, Казик, сам не видел. Но человек очень уж ответственный. Говорит, не хочется просто так, по дешевке, отдавать все государству. Все равно будут использовать против нас же самих. А у вас, я смотрю, все чин-чинарем, все по-современному: вон, и компьютеры, и всякая новая электронная техника. Короче, видно, что человек он с понятием, и хочет заработать.
— А раз сам не видел, так и не бери на себя ответственность за чужие слова. Слова хоть и чужие, но, если ты их произносишь, значит, ты за них и отвечать должен. — Кызя, как бы играя, жестким плотным кулаком слегка постукал несколько раз по челюсти Петлякова, но так, что голова бывшего вратаря дернулась. — А за слова, Валя, надо отвечать. Ты это учти, браток. — Он первый раз употребил такой термин, и, по мнению Петлякова, проявил этим признаки доверия к нему. Валерий Яковлевич понял, что к его рассказу отнеслись с вниманием, это его воодушевило и придало уверенности. — Ну, и как все это выглядит, ну, размеры, там, вес, транспортабельность, и сколько стоит? — уточнил Кызя.
— Насчет стоимости и всего прочего нужно еще говорить с ним. Если желаешь — я устрою встречу.
— Я буду иметь дело только с тобой, Петля, и только ты будешь за все отвечать. Твои комиссионные и прочая мура меня не интересуют. Ты называешь цену и отвечаешь за качество товара. Твоя ответственность вот здесь. — Кызя выпрямил указательный палец, направил его между бровями и чуть выше в лоб и выразительным ввинчивающим движением продемонстрировал степень ответственности посредника за предоставляемый товар. Петляков понял, что этот жест обозначал пулю, и жуткий холодок пронзил все его тело.
— Через неделю к тебе приедут мои ребята, будешь готов?
— Давай я лучше позвоню, скажи, куда. Тот чин высокий, и может куда-нибудь слинять, не сразу до него доберешься. А то слово дам, но не от меня зависит. А ты тут нагнал на меня страху.
— Вот тебе номер. — Кызя что-то крикнул в соседнюю комнату, и тот же парниша, что проводил Петлякова сюда, принес и протянул ему визитку какого-то общества, то ли массажного, то ли масонского — сразу не разглядеть, особенно, когда руки трясутся так, что хоть зажимай их в тиски. — Позвонишь, когда будет все точно определено.