Страница 21 из 27
К моему приходу у них на двоих было всего два соболя. Правда, впереди еще почти полмесяца. А в декабре зверьки все-таки должны зашевелиться. Ведь чем сильней мороз и глубже снег тем, с одной стороны, больше пищи нужно зверю, а с другой — тем труднее ее добыть. Значит, соболя начнут теснить друг друга, и появятся наконец ходовые экземпляры. Пусть не в большом количестве, но все равно они должны быть. И надежды терять не стоит.
Однако Андрей решил уезжать домой, в Москву. Он заявил, что суровые и опасные условия нынешнего сезона не окупятся, даже теми 10–15 соболями, которые, может быть, и появятся, к концу зимы. Эта зима и для ребят оказалась трудной, хоть им и не пришлось изведать прелестей купания в ледяных ваннах. Но уже одно отсутствие дичи и зверя в тайге не вдохновляло на дальнейшие испытания в условиях морозного и снежного стресса. Одна из их избушек находится тоже в 20 километрах от соседей, и переход к ней всякий раз сопровождался риском и огромными трудностями: каждый раз лыжня заносилась начисто, а засечки удавалось найти не всегда, так как, во-первых, они тоже заносились, а во-вторых, подходить приходилось в сумерках, когда и без того плохо все видно. Такой же собаки, как мой Мальчик, у них нет, хотя собак четыре. Они быстро выбиваются из сил и не хотят идти впереди. В общем, горя хлебнуть ребятам тоже пришлось. А ведь они ходили все время вдвоем. Но, видно, легче от этого было не намного.
Итак, мы собрались все вместе в одной избе. Несмотря на то, что изба большая и нар хватало на всех, теснота все же ощущалась. Ведь было еще и пять собак, из них три кобеля, вечно рычащих друг на друга. У Андрея были все те же собаки: Рыжий (старый «друг» Мальчика) и сучка, а Володя купил двух собак у вдовы погибшего в прошлом году охотника. Это те самые собаки, что полмесяца лежали у трупа хозяина, пока их не подобрали спасатели с вертолета.
Я боялся возвращаться к себе из-за все той же воды и морозов, которые могли запереть меня надолго, и я не успел бы подойти к самолету, который садится зимой только здесь, на базе. Пока мы жили вместе, морозы отпустили, снова повалил снег, и на реке вновь выступила вода. Я все-таки попытался раз пробиться, но безуспешно, и после этого не предпринимал более попыток. А надо было проверить капканы и рассторожить их. Ведь я тоже намеревался улететь в Москву.
Убедившись, что пробиться к себе невозможно, я стал охотиться в окрестностях базы, на территориях, не занятых путиками ребят. Но эти походы мало что давали. Я в основном убивал время, чтобы не скучать. Правда, в эти дни удалось подстрелить с дюжину птиц и поймать в капканы двух зайцев, по-моему, единственных на всю округу. Как-то обнаружив у поваленной березы массу заячьих следов, я замаскировал там капкан и на следующий день принес одного зайца. Тогда я повалил еще одну березу. А когда убедился, что и здесь появился зайчишка, снова поставил капкан и снова поймал белоснежного грызуна. После этого свежих следов больше не появлялось.
Ребята же тем временем сходили в одно из своих зимовий и принесли двух соболей. Все-таки соболь появился, как и ожидали. Но такой хилый подход не изменил решения ребят прекратить сезон. Возможно, на моих путиках тоже застряла пара-тройка соболей. Но как их достать?
Последние дни декабря сидели дома в ожидании самолета. Ребята рассторожили все капканы на своих путиках, спрятали в лесу ценные вещи до следующего года и отдыхали, предаваясь размышлениям о превратностях жизни. Мы с Мальчиком тоже отдыхали. Если было жарко, Мальчик залезал под мои нары; ночью же, когда изба остывала, он забирался ко мне наверх и храпел, как мужик, бесцеремонно развалившись. Я его не гнал, потому что он согревал меня. Конечно, вставать и подтапливать печь приходилось. Но мы обычно тянули до последнего, и делал это тот, кому было холоднее всего.
Предновогодние дни стояли пасмурные и серые. Солнце не показывалось совсем. Полярной ночи, конечно, не было, но днем эту серость назвать было трудно. Вообще декабрь — самый унылый и неприятный месяц в этих местах. День уменьшается, морозы увеличиваются. Круглосуточно торчать в избе — сплошное уныние. Кроме приемника, никаких развлечений. Многие охотники берут старые журналы и газеты, ну и книги, разумеется. А один из наших, тоже приезжий, помимо книг возит портативный проигрыватель с долгоиграющими пластинками. Все эти атрибуты быта, конечно, скрашивают довольно убогое существование в тайге.
Самолет прилетел 26 декабря. Первый вопрос охотоведа был: «Сколько добыли?» Мы только развели руками. На борту находились и другие охотники, которых захватили по пути. У них положение было примерно таким же, хотя у нас все-таки хуже всех. Некоторые везли по семь-восемь штук.
АН-2 взял курс к балагану Толи. Когда мы сели на лед, тот подбежал возбужденный и сказал, что в деревню на каникулы не полетит.
— Почему?
— Соболь пошел!
— Когда?
— Да вот в самую последнюю неделю! Не хочу терять случай. Летите без меня. Вот записка, там я указал, что привезти мне в январе. А пока до свидания!
В мешочке, что он передал мне, лежало шесть соболей, и в записке говорилось, что соболь обнаружен на всех путиках и после встречи самолета Толя намерен снять с капканов еще столько же. В общем, парню начало везти.
Все начинается сначала
В Москву я не улетел. Не пустили. Никакие мои доводы не действовали на охотоведа, ему нужен был план — и все тут.
Пришлось сидеть и ждать обратно отправки в тайгу. А Андрей с Володей улетели по домам. Андрей сослался на болезнь отца, а Володя, как стажер, не имел права на самостоятельную охоту. Конечно, если бы захотел, то остался бы. Но тут закон был на его стороне.
16 января ранним морозным утром меня высадили на карповской базе и затем полетели дальше, к Анатолию. Но не успел я стаскать вещи к берегу, как самолет снова появился и сел. Оказалось, что Анатолия в балагане не было. Вероятно ушел на один из своих путиков. Но охотовед забеспокоился, а вдруг Толя замерз в доме, как это случилось с одним из охотников в самые лютые морозы декабря? Поэтому специально велел опуститься снова ко мне, чтоб попросить меня сходить к нему. Не знаю, понимал ли он, что это нереально, или просто хотел застраховать себя от очередного ЧП: мол, сделал все, что мог. Если вода стоит уже против балагана, то на всем тридцатикилометровом промежутке — тем более, и ходу мне туда нет. Впрочем, я-то не беспокоился за Толю, так как знал, что у него все путики проложены вдали от реки и добирается он даже до самых дальних по лесным тропам. Так что у него-то как раз все в полном порядке. Тем не менее, я сказал, что постараюсь пройти к Толе. На этом мы и расстались.
Первым делом я растопил печку и начал затем потихоньку затаскивать вещи на обрыв. В этот раз кроме традиционных продуктов я привез целый мешок замороженного молока (50 килограммов), несколько мешков свежезамороженного хлеба и 30 килограммов мороженой брусники. Так что против авитаминоза я застраховался хорошо. Уж если зимовать так с комфортом.
На следующее утро, встав уже свежим и отдохнувшим я решил сходить в лес и попробовать восстановить карповские путики. Заранее зная, что это не такое уж простое дело, потому что все лыжни занесены начисто, я пошел в направлении, куда всегда уходил Андрей, и стал тщательно изучать малейшие признаки путиков. Вскоре мне удалось нащупать начало одного из них. Дальше пошло легче, так как Андрей наделал много затесов, по которым удалось за день восстановить один большой путик. Настроение мое поднялось. И хоть утром я встал с болью в мышцах, к вечеру после напряженного дня, изрядно попотев, я, несмотря на усталость, чувствовал себя отлично. Появился зверский аппетит (признак исправного здоровья) и лошадиная трудоспособность.
Следующий день также прошел в восстановлении путика, только другого. Этот был круговой и тянулся на 15 километров. Идя все время по лесной целине, я сделал приятное открытие — в лесу появился наст. Он держит не только меня, но и собаку. Значит, к себе в избу я могу идти не по реке, а по лесу. В прошлом году такого не было.