Кровь Янтаря

— Да.

— Почему бы тебе не воспользоваться Козырем?

— Хочу получше узнать эти места. Мой дом все-таки. Мне здесь нравится.

— Но я же говорила тебе… это опасно. Хрусталики пометили тебя. Тебя могут выследить.

— Но это же не значит, что меня непременно выследят. Сомневаюсь, что хозяин тех парней, с которыми я встретился прошлой ночью, уже знает, что они нашли меня и потерпели поражение. Да они до сих пор рыскали бы вокруг, если б я не решил выйти пообедать! У меня в запасе как минимум несколько дней. За это время можно удалить метки, о которых ты говорила.

Винта спешилась и позволила лошади пощипать травку. Я сделал то же самое. В смысле — не травку пощипал, а спешился.

— Вероятно, ты прав. Мне просто не нравится, что ты готов воспользоваться любыми возможностями, — сказала она. — Когда думаешь вернуться?

— Не знаю. Похоже, чем дольше я выжидаю, тем меньше вероятность, что человек, который стоит за событиями прошлой ночи, угомонится и не ниспошлет еще большие силы.

Винта взяла меня за руку и повернулась так, что оказалась вдруг прижавшейся ко мне. Я был несколько удивлен ее порывом, но свободная рука моя рефлекторно поднялась, чтобы — как полагается в подобных случаях — обнять даму.

— Ты ведь не собираешься уехать прямо сейчас, правда? Потому что, если собираешься, я поеду с тобой.

— Нет, — ответил я.

Это была чистая правда — я в самом деле собирался отбыть только на следующее утро, после доброго ночного сна.

— А когда? Нам еще о многом нужно поговорить.

— Думаю, мы отложим вопросы-ответы, пока ты не захочешь заняться этим снова.

— Есть еще кое-что…

— Я знаю.

Неловко, вот что. Да, она была желанна. И — нет, мне не хотелось ничего предпринимать в этом направлении. Отчасти потому, что я чувствовал: ей нужно еще что-то — я не был уверен, что именно; отчасти потому, что был убежден: она обладает необычайной силой, открываться перед которой в интимной обстановке мне не хотелось. Как говаривал мой дядюшка Сугуи, — правда, не о таких ситуациях, а о нашем колдовском ремесле: «Коли не понимаешь, то и не суйся». А у меня было ощущение, что дружелюбие наших с Винтой отношений может взорваться непримиримым противоборством…

Поэтому я бегло поцеловал ее — чтобы сохранить дружеские отношения — и высвободился.

— Может быть, завтра поеду, — сказал я.

— Ладно. Я надеялась, что ночь ты проведешь здесь. Может, и не одну… Я тебя буду оберегать.

— Я все еще чувствую усталость, — сказал я.

— Придется накормить тебя как следует и восстановить твои силы.

Винта провела кончиками пальцев по моей щеке, и до меня вдруг дошло, что когда-то я уже знал ее. Откуда? Непонятно. И это тоже пугало. Больше, чем слегка. Пока мы садились в седла и скакали в сторону Лесного Дома, я строил планы убраться оттуда той же ночью.

Итак, сидя в своей комнате, потягивая из стакана вино имени отсутствующего хозяина (красное) и наблюдая, как мигают свечи от порывов ветерка из открытого окна, я ждал — сначала, чтобы дом угомонился (что уже было), затем подходящего для отбытия момента. Дверь я закрыл на засов. За обедом я несколько раз упоминал, что устал, а затем рано удалился. Я вовсе не эгоистичный самец, который вечно чувствует себя вожделенным, но Винта дала понять, что могла бы заглянуть ко мне, и мне нужна была отговорка. Меньше всего мне хотелось обижать ее. У меня было достаточно проблем и без того, чтобы обращать против себя даже такого странного союзника.

Хотелось бы мне иметь под рукой хорошую книгу — но последняя, которую я читал, осталась в доме у Билла. Я бы вызвал ее, но опасался, что Винта почувствует это, — как однажды Фиона почувствовала, что я создаю Козырь, — вдруг начнет колотить в дверь и требовать объяснить, что за чертовщина происходит.

Но никто не приходил и в дверь не ломился, и я стал прислушиваться к скрипам засыпающего дома и ночным звукам снаружи. Свечи укоротились, тени на стене позади кровати ослабели и потекли, словно темный прилив за гранью неровного света. Я думал о своем и потягивал вино. Очень скоро…

Почудилось? Или я и впрямь слышал свое имя, прошептанное откуда-то из пустоты?

— Мерль…

Снова.

По-настоящему, но…

Перед глазами все, казалось, на мгновение поплыло — и я наконец сообразил, что это было: очень слабый контакт через Козырь.

— Да, — сказал я, раскрываясь и отвечая на вызов. — Кто это?

— Мерль, малыш… Протяни руку, а не то мне крышка…

Льюк!

— Держи, — сказал я, потянулся — и тянулся до тех пор, пока изображение не прояснилось и не обрело плоть.

Он стоял, привалившись спиной к стене. Плечи его тяжело поникли, голова опущена.

— Если это ловушка, Льюк, то я к ней готов, — сказал я, быстро поднялся, подошел к столу, где оставил клинок, вытащил его из ножен и взял на изготовку.

— Какая ловушка! Скорее выдерни меня отсюда!

Льюк поднял левую руку — я тоже протянул левую и сжал его ладонь. Он тут же повалился на меня, я даже пошатнулся. На секунду я решил, что это нападение, но Льюк был тяжел, как покойник, и был весь в крови. В правой руке он по-прежнему сжимал окровавленный клинок.

— Сюда. Давай-ка…

Я, не дав Льюку упасть, дотащил его до кровати и уложил на простыни. С трудом разжал его пальцы, сомкнувшиеся на рукояти, и положил клинок Льюка рядом со своим на ближайшее кресло.

— Какого черта, что с тобой произошло?

Льюк закашлялся и слабо помотал головой. Сделал несколько глубоких вдохов, затем:

— Там, на столе… часом, не бокал вина?

— Да, сейчас…

Я сходил к столу, приподнял Льюка и поднес бокал к его губам. Там еще оставалась с полбокала. Льюк пил медленно, делая остановки, чтобы перевести дыхание.

— Спасибо, — сказал он, допив все, и его голова свесилась набок.

Отрубился. Я проверил его пульс. Тот частил, но был довольно слабым.

— Ах, чтоб тебя, Льюк! — сказал я. — Как не вовремя…

Но он не услышал. Он просто лежал и заливал кровью мою постель.

Проклиная все на свете, я раздел его и обтер влажным полотенцем, чтобы выяснить, куда он ранен. Справа на груди была довольно гадкая рана — клинок мог задеть легкое. Дыхание у Льюка было очень поверхностное, и я не смог определить, задето легкое или нет. Если задето, то оставалось уповать на то, что Льюк в полной мере унаследовал способности принцев Янтаря к регенерации. Я наложил на рану компресс и прижал сверху его же рукой, чтобы удержать компресс на ране, пока я проверяю в других местах. Вдобавок я заподозрил, что у Льюка сломана пара ребер. Левая рука выше локтя тоже была сломана, — я вправил ее и наложил шины, воспользовавшись планками, отвалившимися от кресла, — я обнаружил их в недрах встроенного гардероба. На ногах, на правом бедре, на правой руке и плече, на спине Льюка было больше дюжины рваных ран и порезов различной тяжести. К счастью, ни одно из повреждений не вызвало артериального кровотечения. Я промыл и перевязал все раны, после чего Льюк стал выглядеть как иллюстрация к пособию по оказанию первой помощи. Затем я еще раз проверил рану на груди и прикрыл Льюка одеялом.

Я вспомнил о некоторых известных мне методиках исцеления с помощью Логруса — известных теоретически, мне никогда не приходилось применять их на практике. Льюк был на редкость бледен, и я решил, что стоит рискнуть и попробовать. Когда я закончил манипуляции, мне показалось, что лицо его слегка порозовело. К одеялу, которым я прикрыл Льюка, я добавил свой плащ. Снова проверил пульс Льюка — тот стал куда сильнее. Я снова выругался — просто чтобы не разучиться, — убрал с кресла наши клинки и сел.

Через некоторое время я вдруг вспомнил о разговоре с Колесом-Призраком — и забеспокоился. Пытался ли Льюк заключить сделку с моим творением? Льюк говорил, что ему нужна сила Призрака, чтобы воплотить в реальность свои замыслы против Янтаря. Вчера Призрак спрашивал меня, можно ли доверять Льюку, и я ответил крайне эмоционально и определенно отрицательно.