Прекрасная Дева Орков

– После восхода? – слегка удивился Тингрил. – И что ж они, за целую ночь еще не всю утварь унесли?

– Нет, – с запинкой ответил Нарендил. – Я понял так, что ее изгнали из деревни. – А, обычная история. Когда злоба Проклятых не находит выхода, она обращается против них же. Вспомни старика.

– Но это бессмысленно, – сказал Нарендил. Он все не мог понять, что его тревожит. – Они нарушают законы Арды…

– Вот так открытие! Станут ли твари Моргота блюсти законы Арды? У них свои законы, и, благодарение Валар, не по ним ныне живет Арда. Ибо это законы гибели.

– Так они уничтожат сами себя? – воскликнул Нарендил. – Прежде мне это не приходило в голову. Не мы, не Люди, а они сами…

– О том, что будет, знает Намо Мандос, – отвечал предводитель, – но я не вижу другого исхода. Проклятые должны сгинуть, – мрачная тень прошла по его лицу, воспоминание о черных делах, и он добавил: – Рано или поздно…

Временами неловко было беседовать с Тингрилом. Словно не просто усталость прошедшей войны и неминуемой разлуки угнетала его – словно и вправду из вечных сумерек Мандоса он глядел на собеседника, столь безрадостной была его мудрость. Нарендил забыл про орков и попытался развеять печаль предводителя, сказав первое, что пришло в голову:

– Рано или поздно не слетел бы со скалы наш собиратель кореньев! – На узеньком карнизе локтях в пятидесяти от земли Имлас стоял на коленях и вовсю орудовал кинжалом. Мешок его лежал брошенный внизу в кустарнике, и стрижи подобно стрелам проносились у самой его головы. – Не могу понять, зачем такому удальцу гномий корень – если его сила и ловкость удвоятся, не будет ли вреда?!

Нарендил достиг цели – Тингрил усмехнулся, и скорбь Мандоса исчезла из его глаз:

– Пожалуй, ты прав, Нариндол. Заставим его до окончания похода отдать корень Элуину. Садись со мной, посмотрим, как будем возвращаться. До Западного тракта двадцать лиг по прямой…

Достичь тракта и повернуть к месту сбора отрядов они не успели – изучение карты было прервано воплем Элуина:

– Орки! Нападение! Эй, все сюда!

У костра Элуин и подбежавший к нему Элендар боролись с кем-то, кто отчаянно вырывался. Келион уже стоял на высоком камне, со стрелой на тетиве. Имлас торопливо спускался, хватаясь за кусты.

– Ах ты вражий сын! Берегись, он кусается!

– Обнаглели, сауроновы твари! Все-таки приползли, посмели!

– Больше никого нет! Он был один!

– О Элберет! Это же девчонка! Вот и подвеска на шее…

– Хороша девчонка, рычит как раненый тролль в ущелье!

– Ты полегче, ногу ему не оторви!

– Будет так биться, сам себе оторвет!

– А-а, мордорский щенок! Руку… руку прокусил!

Нарендил увидел ее – все ту же, давешнюю орку. Эльфы крепко держали ее на весу, за руки и за ноги. Она бешено дергалась и мотала головой, пытаясь дотянуться зубами до чьей-нибудь руки, и в самом деле издавала жуткие звуки, похожие на рычание.

– Как ее схватили? – спросил Нарендил. Орка затихла, узнав его. Ответил Элуин:

– Мясо она хотела украсть. Я резал коренья в похлебку, вдруг вижу – крадется, как змея. И прямо к мешкам. Я схватил ее, тут подбежал Элендар… Но дралась она, как десять бешеных уруков!

– Келион! – окликнул Тингрил часового. – Как случилось, что она прошла мимо тебя? Или ты воображаешь, что мы стоим лагерем в миле от Дворцовых Ворот?

– Мимо меня никто не прошел бы, предводитель, – глаза Келиона сверкнули, но голоса он не повысил. – Не держать мне больше в руке меча, если тварь пришла из долины.

– Так она спустилась с гор? – воскликнул Имлас.

– Пожалуй, она не за мясом пришла, – медленно сказал Тингрил, разглядывая пленницу. – Ее могли послать те, кто скрывается в горах.

– Нет, предводитель, – сказал Нарендил, – это и есть орка, с которой я говорил у источника – ее прогнали из деревни. А вчера я видел ее там же с другими орками.

– Я узнаю ее, – усмехнулся предводитель. – Не ее ли слова я переводил тебе?

– Да, предводитель, – Нарендил слегка смутился.

– Вижу, что орки не вызывают у тебя отвращения. Утренняя беседа была столь же приятной, как вечерняя?.. Ну хорошо, верней всего, она не соглядатай. Будь она не из деревни, те забили бы ее еще вчера… Похоже, она и вправду просто-напросто воровала.

Эльфы, обрадованные таким поворотом событий, просветлели лицами. Минувшая опасность и безвредный враг всегда становятся смешны. Да к тому же Элуин успел накануне поведать товарищам о сражении Нариндола с горластой оркой, и теперь все заулыбались, даже Элендар с окровавленными пальцами. Только Тингрил по-прежнему молча и пристально разглядывал пойманную орку.

– Как же так, Нариндол? Ты нарочно искал ее общества?

– Вы оба вчера погорячились и решили помириться?

– Могу ли я узнать, чем прекрасная леди заслужила твое расположение – красотой или учтивостью?

– Вы напрасно смеетесь, – сказал Нарендил. – Она голодна. Ее преследуют другие орки, и ей нечего есть.

Никто не нашел, что ответить на это. Исконная ненависть боролась в сердцах эльфов с жалостью к живому созданию, попавшему в беду.

– Ее надо покормить, – продолжал Нарендил. – Не бойся, – сказал он ей на Всеобщем языке, и тут вспомнил, что не знает ее имени. – Ты не бойся. Тебя не накажут.

– Я не боюсь, – ответила орка со всем достоинством, какое было возможно в ее положении. Келион засмеялся.

– Эти твари всегда голодны, – заявил Элуин, не выпуская тощих запястий пленницы. – Не за тем мы тащили сюда еду, чтобы кормить орков. В другой раз ей захочется свежего мяса, так что же мне, ждать, пока она меня прирежет?

– Поменьше болтай, – одернул его Тингрил. – Дешево ты стоишь, если она может тебя прирезать. Она не воин и не соглядатай, а безвредная и убогая тварь. Пусть Нариндол покормит ее, если ему так хочется, – и если раньше она не убежит.

– Не убегай, – сказал Нарендил орке. – Тебя покормят, это приказ командира.

Эльфы поставили орку на землю, и Нарендил взял ее за руку. Снова посыпались шутки:

– Нариндол, а я и не знал, что твоя любовь к кэлвар объемлет и орков!

– А ему нравятся гады – помнишь, в Итил Тонион он подманивал зеленых ящериц?

– Ящерицы никому не делают зла, чего не скажешь об орках!

– Ящерицы красивые!

– А эта леди разве не хороша собой?

– Красавица хоть куда!

– Нариндол, угости свою подружку хлебом! Я одолжу тебе, у меня осталось…

Отряд расхохотался. Всем было известно, что орк лучше помрет с голоду, чем будет есть эльфийский хлеб. Орка тоскливо озиралась, гадая, что ей сулит этот смех. Нарендил все еще держал ее за руку. Ему было немного досадно, но как-никак легче сносить насмешки, чем брезгливое удивление. И в самом деле, разве она не то же, что кэлвар? Может, и смешно, что я жалею ее, но ведь в этом нет ничего дурного…

– Я могу дать ей похлебки? – спросил он Элуина.

– Так и быть, можешь. Но не бери мясо для гостьи из большого мешка.

Тингрил подошел ближе и тихо спросил:

– Тебе жаль ее, сын Марвен?

– Да, Тингрил.

– Что ж, накорми ее. Но кто накормит ее завтра, когда мы уйдем?

Не дождавшись ответа, Тингрил кивнул, будто сказал «сам видишь», и отвернулся.

Нарендил и орка устроились среди скальных россыпей неподалеку от лагеря. Орка села скрестив ноги, в обнимку с котелком похлебки. Сперва она чихала, едва подносила черпачок к губам, – должно быть, от запаха кореньев и душистых трав, – но потом дело пошло на лад. Когда котелок опустел, орка, словно очнувшись, взглянула на эльфа. Тот улыбался.

– Почему вы меня накормили?

– Потому что ты была голодная.

– Что вы будете со мной делать?

– Ничего, – замявшись, ответил Нарендил – вопрос напомнил ему о словах Тингрила.

– Тогда зачем ловили?

– Ты же пришла воровать. Мои товарищи рассердились…

– Но потом они сами дали мне это…

– Я сказал им, что ты голодна.

Орка широко открыла свои выцветшие глазища и обеими ладонями зажала рот. Потом медленно опустила руки – губы ее шевелились, брови подрагивали, хмурясь. Теперь Нарендил рассмотрел амулет, что висел у нее на шее, у ворота куртки. Это была рука, искусно выточенная из кости или белого камня, – узкая изящная кисть, длиной примерно с четвертый палец его собственной руки, обтянутая тонкой сеткой из золотых колечек наподобие кружевной перчатки. К запястью рука истончалась, как капля, сетка же стягивалась к цепочке.