Страница 95 из 118
На стеле, посвященной Артемиде Анаит и Мену Тиаму, изображены две ноги, излечить которые просит Мельтина, жительница деревни в окрестностях Кулы[415].
Жительница Стратоникеи ставит стелу Артемиде Анаит с просьбой вылечить ее глаза (ТАМ, V, 1, № 332). Аналогична просьба жреца Трофима, обращенная к Матери богов и Зевсу Сабазию (ТАМ, V, 1, № 459).
В одной из лидийских надписей к богам обращаются с нестандартной просьбой «помочь избежать тяжелой болезни вместе с родиной и друзьями». По предположению комментатора этой надписи К. Буреша (S. 140), этой «тяжелой болезнью», скорее всего, была чума, которая в течение второй половины II в. н. э. опустошала Римское государство, и Малую Азию в особенности.
Таким образом, культ Асклепия-врачевателя был популярен как в городах, так и в сельской местности, однако в деревнях, в отличие от городов, эти функции выполняли еще и другие, местные божества — Анаит, Мен, Акситтен, Мен Тиам и многие другие. Видимо, крестьяне обращались за помощью в первую очередь к своим исконным местным, а не греческим божествам.
Особо следует остановиться на отношении горожан и крестьян к жрецам, жреческим коллегиям. Бесспорно, что они играли в их жизни существенную роль, особенно в сельских местностях, где жрец являлся вторым, а иногда и первым лицом. Источники сообщают, что в деревне правосудие очень часто было облечено в религиозную оболочку. То или иное наказание, которое понес крестьянин, выдавалось за божью кару. В Меонии, например, некий Гермоген был проклят богом, который в виде наказания сначала убил принадлежавших ему животных — быка и осла, а когда тот не повиновался — отнял у него и дочь (KP, II, S. 106, № 208). Аналогичной была кара, постигшая жителей катойкии тадзе-нов, укравших и уничтоживших списки задолжников, — все они были убиты, хотя в надписи говорится, что «божество их покарало» (Buresch, S. 113).
Есть и другое отличие в отношении к служителям культа в городах и деревнях. У нас нет свидетельств о продаже должности жреца в сельских районах Малой Азии, в то время как для полисов таких законодательных актов начиная с V в. до н. э. имеется сравнительно много.
В работе Ф. Соколовского[416] приводятся декреты относительно регламентации культа Афины Никефоры и культа Асклепия в Пергаме, культа Диониса на Теосе, интересные надписи о продаже должности жреца Диониса и Посейдона в Приене, ряд религиозных установлений из Ми-лета, касающихся, в частности, культа римского народа и богини Ромы, надписи из Миласы, относящиеся к культу Деметры и Зевса, а также о продаже должности жрецов этих богов. В приложении к книге приведена таблица цен на жреческие должности различных богов в городах, а также стоимости жертвоприношений.
Цена жреческой должности Аполлона Ликия равнялась 270 драхмам; столько же стоила должность жреца Ποταμώς Αλέων (местность в Ликии или Киликии, происхождение которой связано с культом какой-то реки).
Самой дорогостоящей и, вероятно, самой доходной была должность жреца Асклепия — цена ее доходила до 5 тыс. драхм, самой «дешевой» же — должность жреца богини Ге — она стоила всего 10 драхм и, очевидно, была малопопулярна. Жреческая должность Зевса Апотропайоса стоила 52 драхмы, Зевса Басилевса — 230 драхм, Зевса Элевтера — 300 драхм, Зевса Фемия—140 драхм — культ «Зевсов», видимо, широко почитался. Подобная четкая регламентация стоимости должности жреца указывала на глубоко укоренившуюся практику продажи этих должностей в городах. Следует еще раз подчеркнуть, что для сельских местностей мы подобными сведениями не располагаем, но можно предположить, что практика продажи должности жреца в деревнях не была распространена так, как в городах, хотя сведений о жрецах и жреческих коллегиях в эпиграфике деревень Малой Азии имеется много.
Благотворительность в религиозной жизни деревни играла гораздо меньшую роль, чем в городах. На'дписи об этом редки, и не всегда ясно, принадлежат ли, они крестьянам или жителям окрестных городов — эвергетам деревни. О религиозных празднествах в деревне дает возможность судить одна из киликийских надписей II в. н. э. (МАМА, III, № 50). Она была выбита на скале в горной местности неподалеку от Селевкии (совр. Силифке), в некрополе находившейся там в древности деревни Имбриогов. Это чрезвычайно любопытный памятник и по своему внешнему виду (размер скалы 4,6 м X 0,79 X 0,74 — колонна 70 см длины), и по тексту. Согласно надписи, деревня Имбриогов оказывает различные почести Англу, сына Лоллия, его жене Дас, дочери Татея, и четырем детям. Интересны их имена: Ουασις, Ούάνθα, "Α3[3ασις. Четвертого, как отца, звали Англом. Первое из них, женское имя, упоминается, согласно Л. Згусте (§ 1145—1, стр. 394), лишь этот один раз в эпиграфике не только Киликии, но и Малой Азии в целом. Второе встречается также один раз и только в Киликии (Згуста, § 1140, стр. 391). Третье также нигде в других памятниках не встречается[417]. Таким образом, имена троих детей имеют местное киликийское происхождение. То же самое можно сказать и про патронимикон их матери— Τετεης (род. пад. — Τετεους) — оно встречается пять раз, и тоже только в Киликии (Л. Згуста, § 1540—1, стр. 510). Получив от деревни Имбриогов почести, жена Англа, сына Лоллия, поставила в честь деревни колонну, а муж пожертвовал в дар деревне 1200 драхм, с тем чтобы проценты с этой суммы шли ежегодно на проведение религиозного праздника деревни — rcotvvüxißt. Что это был за праздник, можно судить на основании изображенного на стеле над надписью знака серпа луны, являвшегося символом бога Мена (KP, I, 24, Abb. 14). К сожалению, четыре последние строки надписи не сохранились, поэтому ничего нельзя сказать о том, как этот праздник проводился.
Бог Мен был достаточно популярен во всех областях Малой Азии, свидетельства о его культе многочисленны. Однако в горных деревнях Киликии, отличавшихся весьма своеобразными условиями жизни, возможно, что и этот праздник, который праздновался «всю ночь» (ведь слово παννυκίς произошло от слов πάν и νύξ), связан с каким-то особым ритуалом культа Мена.
Конечно, встает вопрос, были ли представители этой семьи местными жителями общины Имориогов. В пользу этого говорят два обстоятельства. Во-первых, имена детей носят чисто киликийские формы, не встречающиеся больше нигде в Малой Азии, а во-вторых, Англ, сын Лоллия, жертвует деньги именно на местный деревенский праздник культа Мена.
В деревнях, как и в городах, были распространены те или иные посвящения согласно обету, данному божеству. По обету ставили статуи богов, строили или реставрировали их храмы, портики[418], алтари[419], отпускали на волю рабов и т. д. Часто обет принимался в сложных жизненных ситуациях, и тогда в надписях появлялись слова: «по обету за спасение» έπιταγήν σωτηρίας ένεκεν — ТАМ, V, 1, № 535). Смысл термина σωτηρία мог быть самым различным. Например, некто Артемон, житель Силанда в Лидии, поставил по обету две мраморные статуи — Кибелы, сидящей между двух львов (ТАМ, V, 1, № 53), и Артемиды. «Эфесской» (ТАМ, V, 1, № 54).
Полисные храмы, в отличие от сельских, имели право асилии. Как отмечает Страбои (XIV, 1, 23), «храм остается местом убежища и теперь, хотя пределы убежища часто менялись. Так, земли храма в Эфесе Александр расширил на одну стадию, Митридат же пустил стрелу с угла крыши и думал, что длина ее полета немного будет больше одной стадии; наконец, Антоний удвоил это расстояние и включил в пределы убежища некоторую часть города… Цезарь Август снова отменил его». Тем не менее право убежища за Эфесским храмом сохранилось в течение последующих веков.
Таким образом, в отношении горожанина и крестьянина к религии и жречеству существовали немалые различия. Конечно, в значительной мере пантеон города и деревни был одним и тем же. Важные события в городах, как и в деревнях, всегда сопровождались обращением к: богам, упоминанием об отеческих богах, о воле богов, о сооружении храмов и статуй божеств, о посвящении им декретов и надписей. Однако в деревнях религия носит значительно более утилитарный характер, чем в городах. Вместе с тем религиозная жизнь общины была демократична. Жители ее — свободные, рабы, вольноотпущенники — поклонялись одним и тем же божествам. Общинник возносил просьбы божеству за здоровье всей общины в целом, за благополучие «всех кометов». Демократичны были также представления о загробном мире. И зажиточный общинник, и раб, судя по изображениям на их надгробных стелах, считали, что на том свете «понадобятся» одни и те же предметы, что раба там ждет та же участь, что и свободного. Демократичны были религиозные празднества общины, в которых принимало участие все ее население, без социальных ограничений. Эти обстоятельства в значительной мере способствовали устойчивости и жизнеспособности сельской общины. Имевший место в ряде районов Малой Азии, особенно в западных ее областях, процесс разложения общины, выделения административной и жреческой верхушки шел в достаточной степени медленно и не мог подорвать ее основных устоев.
415
ТАМ, V, 1, № 323; см.: Hellenica, 1955, X, 97 sq.
416
Sokolowsky F. Lois sacrees de l'Asie Mineure. P., 1955.
417
Л. Згуста (§ 85—1, стр. 88) не определяет, какого происхождения было это имя.
418
Например, Арий, сын Феофила, Сардианец, посвятил Зевсу Сабазпго Ts *?χβν γαν τον περικεΐμενον τω οίκω ψιλδν τδπον (ТАМ, V, 1, 538). В комментарии термин οίκος трактуется как sacellum (часовня) или conventiculum (место собрания).
419
Герма поставил алтарь богу Мену «по обету» (ТАМ, V, 1, № 51, 124/5 н. э.).