Страница 8 из 128
Таким образом, царская власть, которая для знати означала гибель свободы, у плебса могла, напротив, ассоциироваться с защитой его свободы от притеснений знатных и богатых. И если имена Спурия Кассия и Спурия Меллия были одиозны в официальной традиции, то даже она не могла осудить погибшего якобы от рук сенаторов Ромула. Энний в своих «Анналах» называет Ромула богом, рожденным богами, стражем родины, отцом римлян, которых он вывел в мир света (Warmington, v. I, р. 40). Не могла она осудить и признанного народолюбца, также убитого сенаторами, Сервия Туллия, с которым твердо связывалось представление о том, что он, во-первых, «укрепил свободу граждан», раздав им земли и тем освободив от экономической зависимости, а во-вторых, как сын Лара и рабыни, возлюбленный Фортуны, ввел ценз, дававший каждому возможность выдвинуться не ввиду знатности рода, а благодаря способностям, инициативности и т. п. качествам, которые могли обеспечить человеку удачу и продвижение. Так, у Акция в «Диомеде» содержится известное изречение: не род украшает человека, а достойный муж — vir fortis — украшение рода (Ibid., v. II, р. 416); и у него же в «Персидах»: какой бы ранг (ordinem) ни дала кому-нибудь Фортуна, никогда низкое происхождение (humilitas) не оскорбляло прекрасный талант; «человек украшает место, а не место человека» (Ibid., р. 507, 624). По Эннию, «Фортуна дается сильным мужам», а по Цецилию — «часто под жалким плащом скрывается мудрость» (Ibid., v. I, р. 93, 552). Вообще у римских драматургов III–II вв., с одной стороны, зависевших (кроме Невия) от сильных покровителей из знати, с другой — рассчитывавших на успех своих пьес у широких масс, отношение к царской власти двойственное. Они признают, что царская власть противоречит свободе. Так, у Пакувия в «Аталанте» некто говорит, «что рабствующие при царях (sub regno), укрощенные господством (domiti imperio), научились страшиться» (Ibid., v. Il, р. 382); в «Дулоресте» Орест говорит о дерзости (temeritudo) тиранов (Ibid., р. 216), в уста Атрея Акций вкладывает ставшее знаменитым и одиозным изречение: «пусть ненавидят, лишь бы боялись» (Ibid., р. 382). Многие, утверждает тот же Акций неверны и враждебны царской власти, немногие к ней благосклонны (Ibid., р. 570). Положение царей ненадежно, замечает Энний, так как тех, кого боятся, ненавидят, а ненавидя, желают погубить (Ibid., v. I, р. 370, 372). С другой стороны, у Акция в «Эгисфе» сказано, что жестокость и дикость людей не будут сломлены, пока они по почувствуют силы господства — vim imperii (Ibid.,v. II, p. 328). По Эннию, «плебсу дозволено плакать, царю этого не позволяет честь» (Ibid., v. I, р. 304).
Разбирая различные точки зрения на царскую власть, следует иметь в виду, что, в отличие от нашего противопоставления ее республике, у римлян такого противопоставления не было. Республика, по классическому определению Цицерона, «дело народа» — res populi, res communis, res civitatis.
Можно полагать, что наиболее близок к римскому идеалу civitas и res publica Рим был в эпоху от окончательной победы плебса до середины I в. до н. э. Как известно, наиболее полную (хотя и, несомненно, приукрашенную) его характеристику оставил нам Полибий (VI, 11–18; 19; 37–38; 52–54). Он подчеркивает совершенство политического строя Рима, его «смешанное устройство», соединяющее элементы монархии (власть консулов), аристократии (авторитет сената) и демократии (право народного собрания не только принимать законы и выбирать магистратов, но и решать вопросы войны и мира, карать или даровать почести в награду за доблесть). Взаимный контроль всех этих институтов, согласованность их действий, их зависимость друг от друга придают всему строю исключительную прочность и способность завоевывать другие народы и ими править. Полибий отмечает также экономический стимул всеобщего единения: все граждане в большей или меньшей степени участвуют в откупах, в эксплуатации достояния римского народа, в прибылях, приносимых войнами.
Успехам Рима в его замыслах и начинаниях способствует не только единодушие властей и народа при обсуждении, принятии и проведении в жизнь решений, по и организация военного дела: всякий гражданин в зависимости от его ценза обязан совершить 10 кампаний, находясь в коннице, или 20 — в пехоте; призванный на военную службу приносит присягу, которая не может быть нарушена. Наказания солдат за воровство, ложь, трусость, утрату оружия, уход со своего поста так жестоки и позорны, что им предпочитают смерть, но зато и заслуги вознаграждаются похвальным словом, почетными дарами, вейками, что считается большой честью и выделяет награжденного и в лагере, и дома. Войско состоит не из наемников, а из союзников и граждан, которые, защищая родину, воюют упорно и ревностно, до полной победы. Их мужеству способствует и воспитание юношей на примерах доблестных предков и современников, на соблюдении исконных обычаев. Все знают о тех, кто имеет особые заслуги перед родиной, и рассказы о них передаются из поколения в поколение, а юноши, дабы сравняться с ними, легко переносят труды и лишения, не жалея жизни. Большое значение Полибий приписывал честности римлян, их отвращению к нечестно нажитому богатству, взяткам и подкупам, хищению казны, нарушению клятвы, скреплявшей деловые договоры (VI, 56).
Вероятно, именно в это время, оставшееся в памяти последующих поколений, как идеал «республики предков», окончательно сформировалась система ценностей и добродетелей римского гражданина. В литературе часто подчеркивается ограниченность римской демократии по сравнению с афинской, в частности недостаточность социальной мобильности, возможности продвижения простых людей в высшие сословия, монополизация магистратур несколькими знатными родами и их окружением. Но вряд ли тогда такое положение особенно угнетало людей, воспитанных на традициях «общей пользы» (связанной с соблюдением «геометрического равенства», как пишет Николе[11]), на уважении к потомкам заслуженных предков, величию Рима и его исторической миссии и, кроме того, извлекавших непосредственные и ощутимые выгоды из римских завоеваний. С детства римляне впитывали воспоминания о славном прошлом и уверенность в еще более великом будущем, постоянно видя воздвигнутые в честь тех или иных побед храмы, читая высеченные на камнях надписи в честь победителей, присутствуя на блестящих триумфах полководцев. Кроме того, весьма скромное домашнее образование, безусловное повиновение деспотической власти отца, гордость своей свободой и принадлежностью κ римскому гражданству — все это практически исключало возможность противопоставить свои личные суждения общепринятым, а себя — гражданскому коллективу со всеми его институтами, традициями, обычаями, верованиями, усомниться в долге участвовать во всех его начинаниях, в своих «связях соучастия».
Изменения стали намечаться со времени Пунических войн, особенно второй. Во-первых, бедствия, вызванные нашествием Ганнибала, а затем непрерывные войны за пределами Италии, удерживавшие много лет солдат вне дома и стоившие часто огромных жертв (вспомним хотя бы длившееся 200 лет завоевание Испании и трудности, с которыми столкнулся Сципион Эмилиан при наборе легионов для завершения Нумантийской войны), заставляли сенат идти на уступки народу, активизировать его участие в общественной и политической жизни. Постепенно все более снижается ценз для службы в легионах, солдатам начинают выплачивать жалование; в крайних случаях призывались (правда, в основном во флот) вольноотпущенники. Решающую роль приобретают не центуриантиые, а трибутные комиции, вводится тайное голосование. Можно полагать также, что значительно возросло значение различных массовых организаций. Установление первых ремесленных коллегий приписывалось Нуме. Законы XII таблиц (VIII, 27) дозволяли организовывать collegia и sodalicia с уставами, какие их членам будут угодны, лишь бы только они не шли вразрез с общими законами (к таковым можно, например, отнести запрещение устраивать ночные сходки. — VIII, 26). Связи, объединявшие членов collegia и sodalicia, приравнивались к связям между патронами и клиентами, ближайшими родственниками. Так, по lex Acilia de repetundis от 149 г. до н. э., всем этим категориям лиц запрещалось выступать свидетелями и судьями в процессах, где обвиняемыми были родственники, наследственные клиенты, патроны, члены той же коллегии (CIL, I, 583, § 10, 22, 33). Освящены исконными древнейшими традициями и культами были такие корпорации, как vici, pagani, montani в Риме, его окрестностях и в Италии в целом. Что они издавна принимали участие в политической жизни, явствует из закона 358 г. до н. э., в котором, между прочим, осуждались кандидаты в магистраты, агитировавшие на рынках и в селах. В известном De petitione consulatu (гл. 8) кандидату рекомендовалось заручиться поддержкой влиятельных лиц в пагах, селах, соседских организациях, коллегиях. Помпеянские надписи времен Суллы показывают, сколь активна была предвыборная агитация в народе при избрании дуумвиров. Очевидно, члены этих разнообразных товариществ и особенно их лидеры чувствовали свою значимость.
11
Nicolet С. Op. cit.