Страница 53 из 128
Интерес к религии «предков» принял характер отчасти антикварный, отчасти связанный с попытками обосновать свое собственное кредо, что нашло яркое отражение в упомянутом трактате Варрона, дошедшем до нас в отрывках, сохранившихся у Сервия, Августина, Авла Геллий, Проба и др. Сам он как философ исходил из того, что бог это душа мира, им правящая, регулирующая его устройство и движение. Сам космос тоже божествен н разделен на небо, состоящее из эфира и воздуха, и землю, делящуюся на воду и почву. Все они полны душами, эфир и воздух — бессмертными, земля и вода — смертными. От высшего круга неба до сферы луны обитают эфирные души светил, между луной и началом облаков — воздушные души, их МОЖНО видеть не глазами, a духом: это Герои, Лары и Гении (Aug. De Civ. Dei, IV, 31; VII, 7). Не отвергая переселения душ, Варрон приводил мнение, что душа возвращается в тело через 440 лет, и считал полезным обожествление великих людей, так как если они верят, что они боги и дети богов, то с большим рвением трудятся на благо родины (Ibid., III, 4; XXII, 28). С точки зрения Варрона, религия наиболее чиста тогда, когда получена от природы, такова была религия древних римлян. Поэтому он утверждал, что в течение 170 лет с основания Рима они не строили храмов и не делали изображений богов, и культ их был естествен и близок истинной религии. Те же, кто стали делать изображения богов, поселили среди людей страх и заблуждение (Ibid., IV, 31)[102].
Помимо Варрона, к толкованию древних обычаев, связанных с ними терминов н т. п. обращались и другие его современники: Л. Цинций, написавший книги о календаре, Сервий Сульпиций Руф, посвятивший книгу порядку отречения от священнодействий своего рода при переходе в другой род, Г. Требатий Теста, написавший 9 или 10 книг «О религии», консул 64 г. до н. э. Л. Юлий Цезарь и авгур М. Валерий Мессала Корвин, составившие книги об ауспициях, понтифик Л. Корнелии Бальб, писавший об ауспициях и понтификальных вопросах, Гранний Флакк Лициниан, автор книг об индигитаментах. Об их сочинениях нам практически ничего неизвестно. Но в трудах Варрона, очевидно, содержались те же противоречия, что у Цицерона: с одной стороны — собственное, мало что общего имевшее с традиционной религией философское мировоззрение, с другой — стремление привлечь внимание ко всем подробностям древних религиозных установлений, призвать к их исполнению, разъяснить то, что было уже забыто и во что автор уже не верил. Такое откровенное и никоим образом не утаиваемое противоречие — поскольку труды Цицерона и Варрона мог читать любой — представляется странным современному человеку, еще помнящему века религиозного догматизма и сопутствующего ему ханжества. Но дело, видимо, именно в том, что римская религия не знала догмы в нашем понимании. Участие в культе своего коллектива было делом в прямом смысле общественным, а эмоции, вера, мысли — делом личным. В этом смысле тогдашнее отношение к религии не отличалось от отношения римлян ко многим другим сторонам жизни. Так, раб и сын были обязаны повиноваться господину и отцу, гражданин — магистратам и законам, но никто не требовал, чтобы раб любил господина, сын — отца, гражданин — консула и сенат. Напротив, считалось естественным, что раб ненавидит господина, сын тяготится властью отца, а плебс враждует с сенатом. Религия, связывавшая человеческие коллективы, была органической частью порожденной ими римской системы ценностей, но она не была имманентной человеку силой, движущей его поступками, этикой, мировоззрением. Его моральный кодекс зиждился на «нравах предков», на «римском мифе», на сознании (в этом смысле, видимо, следует понимать термин consuentia), что свободнорожденный не должен поступать, как раб. Поворот наступил в эпоху Империи, когда попытки консервировать старую систему ценностей наткнулись на все более подрывавшие ее тенденции.
3. НА ПУТЯХ К МИРОВОЙ РЕЛИГИИ. РЕЛИГИЯ ИМПЕРИИ
Религия эпохи Империи представляет собой чрезвычайно сложное явление, столь же неоднородное, как неоднородна была сама Римская империя с входившими в ее состав народами, племенами, различными социально-экономическими укладами, различными классами и социальными слоями. К тому же она не оставалась неизменной, a эволюционировала под влиянием эволюции общественной структуры н политики правительства. Огромную роль, и чем далее тем более, играла теперь официальная пропаганда, имевшая своих сторонников и противников, отвечавших на нее поисками своих, новых путей.
В современной литературе утвердилась варьирующаяся, но в основе своей одинаковая схема истории римской религии при Империи. Согласно этой схеме Август в соответствии со своей реставрационной политикой восстанавливал приходившие в упадок религиозные институты «предков» — храмы, жреческие коллегии, праздники, дополнив их ставшим официальной религией императорским культом (на Востоке принявшем форму обожествления правящих императоров, на Западе — форму почитания Гения живых и обожествления умерших императоров) в соединении с культом Рима, при Адриане получившим храм в качестве Dea Roma. Но сухая римская религия и чисто политический императорский культ не удовлетворяли эмоциональные потребности населения державы. Высшие классы искали прибежища в философии, в первую очередь стоической, низшие — в восточных культах, действовавших на чувства верующих красочными ритуалами, мистериями, сознанием причастности к божеству, надеждой на загробное блаженство, формами организации верующих в братства, заменившие прежние общности людей, близких по этносу и статусу. Старые и новые, туземные и римские боги сливались, сливались их функции и атрибуты, иногда переносившиеся на какого-либо одного бога, всемогущего, великого, например на бога или богиню, получавших эпитет Пантей (со временем такое единое божество под влиянием восточных солярных культов все более связывалось с Солнцем). Почитание таких синкретических богов, т. е. объединявших в своем образе различные элементы многих других культов, представлений и идей, открывало путь к монотеизму и, соответственно, к победе христианства. С Востока же шли почитание светил, астрология, магия, пристрастие к сложным, непопятным непосвященным символам, демонология. От низших классов все эти тенденции переходили к высшим и привели к полному слиянию философии и религии, к торжеству иррационализма и к полнейшей деградации строившегося на приоритете разума и познания античного мировоззрения, что в этой среде расчистило путь христианской теологии. Старая религия вплоть до окончательной победы христианства сохранялась только среди крестьян и в фамильных культах, поскольку фамилия менее других институтов была затронута внешними влияниями.
Многие элементы этой схемы, видимо, отвечают действительности, другие вызывают известные сомнения, ибо основаны, так сказать, более на ярком, красочном, чем на массовом материале. Между тем именно этот массовый, эпиграфический материал не подтверждает распространения восточных культов в массах при Республике; не подтверждает он его и для эпохи Империи. Он показывает, что такие, например, наиболее известные восточные боги, как Митра и Юпитер Долихен[103], не говоря уже о менее распространенных Юпитере Дамасцене, Юпитере Гелиополитанском, идентичной Атаргатис богине Сурия и т. п., отнюдь не были особенно популярны среди низших классов Рима, Италии и западных провинций (в восточных, кроме мест их культа, они вообще мало известны). Дедикантами в огромном большинстве выступают свободнорожденные и несвободнорожденные члены императорской администрации и военные в те периоды, в которые тот или иной из этих богов почему-либо пользовался особым покровительством императора, и значительно реже частные лица, к тому же часто принадлежавшие к землячествам купцов, происходивших из тех областей, где восточные культы были туземными.
Храмы восточных богов, в том числе и Митреумы, помимо Рима, куда стекались уроженцы всех провинций и имелись приверженцы всех культов и богов, были распространены или в городах и местностях, наиболее тесно связанных с ветеранами, военными и их лагерями, или в крупных торговых городах с их разноплеменными торговыми землячествами. Из храмов и святилищ и происходит большинство надписей и изображений богов, что также следует учитывать при суждении о количестве и распространении соответствующих памятников. Более популярны были издавна известные и официально признанные Калигулой Исида и Серапис, а также Кибела, праздник в честь которой реформировал и сделал более торжественным и впечатляющим император Клавдий. В основном же надписи показывают, что наиболее популярными оставались боги римские (в западных провинциях и Италии), греческие (в восточных провинциях) и туземные, и недаром именно против римских и греческих богов направляли в основном свои насмешки и обличения ранние христианские авторы. Наконец, следует иметь в виду, что восточные боги проникали в Рим уже значительно эллинизированными[104], т. е. содержали в себе больший или меньший компонент античной культуры, античного мировоззрения, что давало возможность воспринимать их не как чужеродный, а как могущий быть включенным во всю систему античной религии элемент. То, что было ей абсолютно чуждо, привиться не могло, как показывает неудачная попытка императора Элагабала перенести в Рим культ своего эмесского солнечного бога, хотя Рим, казалось, был готов дать приют самым экзотическим божествам.
102
О Варроне как философе и историке религии см.: Boyancée P. Op. cit., р. 255–282; Caurdans В. M. Terrentius Varo. Anüquilates rerum divinarum. Wiesbaden, l'J76 (комментарии к отрывкам).
103
Vermaseren M. J. Corpus inseriptiomim et momimentorum religionis Mithraicae. Hargue, 1956; Merlat P. Répertoire des inscriptions et monuments du culte de Iuppitcr Dolichenus. P., 1951.
104
Показательны новые данные о сирийских солнечных божествах, отнюдь не пользовавшихся распространением в доэллинистической Сирии и пришедших в Рим уже после многовекового развития В царстве Селевкидов. См.: Seyrig H. Le prétendu syncrétisme solaire syrien. — In: Les syncrétismes dans les religions greque et romaine. P., 1973, p. 147–152.