Страница 43 из 128
Естественным следствием господства над умами «римского мифа» было то обстоятельство, что, в отличие от других народов, по представлениям которых награждали и карали боги, в Риме следы освященной религией этики очень незначительны и, пожалуй, прослеживаются только в рамках фамилии, где носителями этического начала были Лары. Это и понятно, так как на первых этапах истории Рима основное противоречие между неограниченной властью господина и абсолютным повиновением его подчиненных, особенно рабов, проявлялось в основном в рамках фамилии, и только апелляция к религии могла его как-то умерить и сгладить. В целом же высшей этической санкцией было одобрение или осуждение сограждан, а истоком этики была гражданская община. Но так как она сама была неразрывно связана с миром богов, их волей и предначертаниями, то выступавшие против нее в конечном счете выступали и против них.
«Римский миф» обусловил и толкование обрядов и ритуалов, смысл которых был забыт, на основании истинных или легендарных исторических событий. Так, праздник «бегства царя» — regifugium — связывался с изгнанием Тарквиния, а праздник «бегства народа» (poplifugium) — с исчезновением ставшего богом Ромула, которого народ в смятении побежал искать. Праздник Нонны Капратины, когда рабыни одевались и вели себя, как свободные, возводился к подвигу рабынь, которые некогда отправились, переодевшись матронами, к требовавшим заложниц врагам и, напоив их допьяна, подали знак римскому войску, легко перебившему пьяных. Новогодний праздник Анны Перенны интерпретировался как воспоминание о доброй старухе, кормившей хлебом и пирожками удалившихся на Священную гору плебеев.
Видимо, параллельно с генезисом «римского мифа» шла разработка методов общения с богами, уточнение их функций и формул, по которым следовало к ним обращаться. Так создавались понтификальные книги, устанавливавшие, как, в каких случаях и каких богов следует призывать.
В тот же период жреческие коллегии, прежде доступные только патрициям и пополнявшиеся кооптацией, становятся доступными и плебеям, а члены их, в первую очередь великий понтифик, стали избираться народным собранием. Было запрещено дарить и завещать богам, т. е. храмам, землю, чтобы она не уходила из-под контроля общины и не обрабатывалась хуже, чем положено (Cic. De leg., II, 23, 45; Ulp. Fragm., XXII, 6). Опубликование календаря, ранее известного только жрецам, имевшим возможность по своему усмотрению объявлять дни неблагоприятными для народных собраний, судов и т. п., лишило их и этой возможности влиять на политическую и общественную жизнь. Таким образом, в Риме не смогло развиться храмовое хозяйство, в других странах обеспечивавшее влияние жрецов, а сами они не превратились ни в касту, ни в сословие, в какой-то мере противостоящее другим социальным слоям. Религия нередко использовалась в политических целях, но в интересах не жречества, как некоего целого, а в интересах той или иной политической группировки. В результате при обязательном участии граждан в культе тех общин, к которым они принадлежали, они не были стеснены никакой обязательной догмой, что имело огромное значение для развития как римской религии, так и всей римской культуры.
Религия цементировала общины, связывала их с богами и предками, как бы включавшимися в их коллектив, следовавший их указаниям и воле. И именно эта органическая связь устраняла представление о сверхъестественном в позднейшем и современном понимании этого слова. Боги могли разгневаться на какие-то неугодные им, оскверняющие действия, послать необычайные знамения, страшные бедствия, покойники могли быть и благодетельными, и зловредными, но все это входило в естественный порядок вещей, могло быть улажено соответственными искуплениями. Страха перед какими-то стоящими вне мира, вне регулирующих его законов силами не было. А следовательно, не было боязни оскорбить эти неведомые и страшные в своей непостижимости силы отступлением от какого-то предписанного ими и столь же непостижимого человеческому разуму учения, требующего слепой веры, обычно лежащей в основе догмата. Законы религии общин были в конечном счете законами самих общин. Они утверждали основополагающую взаимосвязь изначального органического единства общин и вторичность, производность множественности их сочленов, к числу которых принадлежали и боги.
Не было в римской религии и какого-то божественного оправдания существующей социальной структуры, санкции повиновения низших высшим. Рабы повиновались господам не потому, что так предписали боги, а потому, что господа обладали правом принуждения, действовавшим до тех пор, пока раб не избавлялся от власти господина, получив вольную или сбежав[81]. Граждане были, по крайней мере в принципе, равноправны и должны были во всем руководствоваться прежде всего благом Рима, повиноваться его законам[82].
Когда позднее римляне сталкивались с племенами и народами, в той или иной мере сохранившими те же общинные отношения, которые были характерны для первых веков истории Рима, они обнаруживали там религиозные представления, весьма сходные с их собственными более ранними верованиями. Частично сходство связано было со свойственным всем древним народам обожествлением гор, водных источников, лесов, деревьев[83], некоторых животных, иногда антропоморфизированных. Но главной основой сходства была аналогичная социальная психология, обусловленная общинным строем. Общины могли быть кровнородственными или территориальными, и, соответственно, божество могло быть или предком, или покровителем соседств, но во всех случаях оно было неразрывно связано с почитавшим его коллективом, почему боги и богини часто носили имена и эпитеты, производные от названия родов, племен, сел. Такие культы были связаны именно с социальным строем, a не со слабостью эллинизации или романизации. Особенно показательна в этом смысле издавна романизированная долина По, где сохранилось много общин различного тина, почитавших богинь Матерей или Матрон, носивших имена этих общин. Насколько идентично было повсюду отношение общинников к их божествам, показывает сопоставление надписей из района Медиолана и других западных областей, посвящавшихся Matronis et vicanis (например, CLL, V, 5716), с посвящениями из Малой Азии «богу и кометам»[84].
В зависимости от конкретно-исторических условий такие боги могли быть разного тина. У народов, издавна знавших классовое общество и государство, это были повсеместно чтимые боги с эпитетами, произведенными от наименования общины. Такой характер носили, например, боги Малой Азии[85], почитавшиеся в сельских общинах. У племен, стоявших на более ранней стадии эволюции, в основном прослеживаются два варианта: почитание родом, мелким племенем, поселением группы божеств типа Матерей и Матрон с гентильными или локальными эпитетами, иногда вместе с одним, главным божеством общины, кое-где еще носившим название главы или царя туата — Тевтата, Тауторикса (этот вариант особенно распространен в прирейнских областях, кое-где в Галлии и на Дунае), или почитание одного бога данной общины, носившего ее или свое особое имя (этот вариант особенно характерен для районов Испании с многочисленными гентильными общинами[86], отчасти для Британии). Во всех западных провинциях в той или иной мере существовал культ обожествленных умерших царей или вождей, изображавшихся в виде всадников, воинов и охотников. Вряд ли оправдано заметное в литературе последних десятилетий стремление связать коней, a также других священных животных исключительно с царством мертвых. Гораздо убедительнее соображения о связи коня и всадника со сражавшейся верхом родоплеменной знатью, по образу которой изображались Герои и некоторые боги, а также о связи коня с царской властью[87], тем более что там, где вожди сражались на колесницах, колесничими изображались и боги (например, у белгов, не говоря уже о странах древнего Востока). Несомненно, существовали и «культурные герои», хотя нам больше известны аналогичные по своему характеру боги. Первое место среди них занимал общекельтский бог, знаток всех искусств и ремесел — Луг. В Британии известны и боги или «культурные герои» с более частными функциями — Брациак, ведавший пивоварением, Медоций — медом, Рига — пахотой.
81
Достаточно почитать Плавта, чтобы увидеть, насколько неприкрытыми и ничем не замаскированными были взаимоотношения рабов и господ, в отличие от взаимоотношении «батюшки барина» и зависимого крестьянина.
82
В этом плане интересно сопоставить учение брахманов о происхождении различных каст из уст, рук, бедер и ног создателя с басней Менения Агриппы, сравнивавшего возмущение плебеев с отказом различных членов тела кормить желудок, отчего они и сами захирели. Здесь за основу берется не установленный богом порядок, а органическое единство гражданской общины как живого организма.
83
Так, в Аквитании богами были яблоня, бук. самшит, дуб, Sexarbor, т. е. дерево с шестью стволами, растущими из одного корня.
84
Голубцова Е. С. Идеология и культура сельского населения Малой Азии I–III вв. М., 1977, с. 43.
85
Там асе, с 11–54.
86
Blâzquez 1. M. Op. cit., p. 86–87.
87
Nilsson M. On. cit., S. 382; Le Roux F. Notes d'histoire de religion. — Ogam, 1955, vol. VU, p. 293.