Страница 11 из 23
— Всё в порядке, мы с Орланом натаскали дров на целую неделю! — ответил я с гордостью.
— Ну тогда пожалуйста. Мелкую рыбёшку вычисти, а карпа не трогай, я сама.
Приготовление обеда надо было начинать, как бабушка Наташа говорила, с организации костра.
Для этого первым делом надо было выгрести из-под таганка пепел, устроить так называемый запальник. Это значит, на расчищенное место положить скомканную бумагу, немного сухого сена и на всё это — мелко наломанные прутики. На запальнике построить пирамиду из хвороста, и костёр готов. Чиркнуть спичку — и он запылает.
Орлана я заставил выгребать пепел, у него лапы для этого подходящие, а сам пошёл на корабль за бумагой. Возвращаюсь, вижу — собаки нет, а над земной поверхностью торчит только хвост, закрученный в бублик.
Оказывается, Орлан вырыл почти метровую яму и всё ещё продолжает рыть.
— Заставь дурака богу молиться!
Орлан очень хорошо понимает, что означает слово «дурак», и, когда его так называют, страшно обижается.
— Вылезай сейчас же!
Пёс послушно выпрыгнул из ямы и лёг в стороне, грязный как чёрт, в песке, в саже, в пепле. Я начал зарывать яму, он не выдержал, подошёл.
— Ну ладно уж, прощу тебе такое самовольство, потому что ты собака.
Орлан всё понял и начал носом сталкивать в яму песок. Но скоро так засорил ноздри, что принялся чихать. Я ему сказал: «Будь здоров!», а он, кажется, ничего не понял.
Мне вспомнился один случай из моей жизни. Учительница по английскому языку у нас очень высокая, наверное, выше её нет женщины на всём свете, и очень строгая, сама никогда не улыбалась и нам улыбаться не разрешала. И вот как-то раз она громко чихнула — не успела потереть переносицу, — а я возьми да и выпали: «Будьте здоровы, растите большая!» Весь класс загрохотал от смеха, а учительница покраснела, впилась в меня таким взглядом… И выгнала из класса.
Когда я рассказал об этом моей бабушке Насте, она ахнула. «Чихать в обществе неприлично, но уж если это с человеком случится, то присутствующим надо этого не заметить». Может быть, и собаке говорить «Будь здоров!» неприлично?
С горем пополам с костром мы справились, теперь надо было заняться ухой. Я очистил две морковки, одну большую луковицу. Жалко, что у нас не было петрушки. Потом вытащил из-под нар зелёную эмалированную кастрюлю, начищенную мною до блеска, зачерпнул в неё чистой воды, бросил туда перец, лавровый лист, морковку, лук, соль, закрыл кастрюлю крышкой и осторожно, чтобы не расплескать воду, вскарабкался по песку на откос. Поставил кастрюлю на таганок и подпалил дровишки.
После этого мы с Орланом немножко поплавали, потому что было так жарко, так жарко — с меня ручьями лился пот, да и псу надо было отмыться.
Искупавшись, я начистил картошки, нарезал её кубиками. Теперь оставалось приготовить рыбу. Я быстро начистил маленьких рыбёшек, а бабушка Наташа всё не шла, а вода уже кипела, я видел, как пар приподнимал крышку. И тут мне пришла в голову мысль: почистить карпа самому. Подумаешь, дело какое, ну чего тут сложного?
Отвязав от штурвала садок, где гулял карп, кряхтя выволок его из воды. На удивление, карп оказался совсем смирный, и я, не задумываясь, положил его на носовую палубу. Лежит спокойно. Но я на всякий случай его придерживаю. Только я хотел начать чистить, как сердце моё почувствовало, что по берегу движется бабушка Наташа. Оглянулся — так и есть! Я на минуту растерялся. Опять скажет: «Самовольство, непослушание, самоуправство, а на корабле, в походе этим явлениям не место», и так далее, и тому подобное. Злодей карп воспользовался моей растерянностью и был таков!
Я — за ним. Да разве его поймаешь! Он сразу в глубину ушёл.
Вылез я убитый горем, мокрый, несчастный, сел на песок. Меня распирала такая злость, что хотелось бить себя кулаком по черепу, или нападала такая обида, что хотелось плакать.
Бабушка Наташа молча смотрела на меня. Глаза у неё были печальные, а лицо как-то искривилось, и ни один мускул на нём не дрогнул. Никогда её такой не видел, и мне стало её так жалко, так жалко, что я захныкал. Она подошла ко мне и положила мне на голову руку.
— Ах, Виталий, Виталий!
Она сказала это хоть и ласково, но с лёгким упрёком. Я схватил её руку и прижался щекой, и бабушка Наташа чуть-чуть улыбнулась.
Решено было ничего не говорить дедушке, рассчитывали на его рассеянность. Раньше она часто говорила, что её муж не отличается гурманскими вкусами и не разбирается в блюдах, с ним ей легко.
Но увы! Бабушка Наташа просчиталась. Вы бы видели дедушкино лицо, когда он хлебнул нашей ушицы!
Моё положение было ужасным. Ведь я упустил самую крупную рыбу, которую поймал дедушка за всю свою длинную жизнь. Вечером он, бедняга, мрачный, с испорченным настроением изо всех сил старался поймать что-нибудь приличное. На крючки насаживал хлеб, ракушки, червей, кузнечиков… Но никакая приманка не помогала. Он попробовал забрасывать спиннинг. Но не было ничего и на спиннинге. Да тут ещё, на несчастье, дедушка сделал большую «бороду» — это значит запутал лесу ка катушке спиннинга при броске. И распутывал «бороду» до самой темноты. И дедушку мне было тоже очень-очень жалко. Но почему же всё-таки не брала рыба? Вероятно, карп, которого я упустил, предупредил всех рыб, чтобы они убирались от нас подобру-поздорову, пока не попались на крючки.
Можно, конечно, прожить и без рыбы, надо только, чтобы все члены нашего экипажа были в хорошем настроении, а дедушка и до этого был мрачноватым, а тут совсем перестал разговаривать и даже ужинать отказался, ушёл на корабль и лёг спать. Мне было очень горько, и я решил просить прощения.
— Дедушка, карп выскользнул у меня из рук совершенно неожиданно… — начал я издалека.
— Никогда не берись за дело, которому не научился, — пробурчал дедушка.
— А как же тогда учиться, если не браться за дело?
— Учиться надо постепенно.
— Я же так и делаю. Я сначала научился чистить маленькую рыбку, ну а потом…
— Большая рыба — это совсем другое. Её надо прикрыть тряпкой, чтобы она не скользила под руками, ну а потом уж…
— Так ведь бабушка Наташа мне этого, самого главного, и не сказала!
— А ты её спросил? Да и потом, тебе самому надо шевелить мозгами. А то твой мозг заплывёт жиром и станет неповоротливым, как закормленный гусак. Иди-ка лучше спать.
Я уныло поплёлся к палатке. Где-то далеко уже кричала ночная птица. Мне было не по себе, и я снова вернулся к кораблю.
— Дедушка, а разве можно всему научиться?
— Надо стараться постичь как можно больше. Познание — великое дело!
— Я буду стараться. Только сейчас ты меня прости…
— Хорошо, я тебя прощаю!
13
На следующий день дедушка проспал утренний клёв, но зато встал в хорошем настроении. Он ходил в одних трусах по песку и всё время поглядывал на тихую воду, в которой отражалось небо с редкими кудрявыми облаками. Купаться ему запретили врачи, а бабушка всецело присоединилась к их мнению. И пойти против её убеждений…
Но смотрю, мой дедушка уже забрёл по колени и с опаской посматривает в сторону лозняка, где загорала бабушка Наташа.
Мы с Орланом сидели на сваленном бурей дереве. У нас была удобная позиция для наблюдений. Было очень интересно, сможет ли наш большой, сильный и мудрый дедушка хоть на минуточку выйти из-под власти женщины?
И, представьте, как только он убедился, что ему ничего не угрожает, то сейчас же камнем упал в воду. Мы смотрели на расходящиеся круги по воде. Круги становились всё больше и больше и так растянулись, что совсем исчезли. Странно, но где же дедушка, уж не утонул ли он? Орлана, наверное, тоже испугала эта мысль, он сорвался с места и бросился в воду. Я — за ним. Дедушка наконец вынырнул далеко-далеко от берега и поплыл ещё дальше. Плыл забавно, всё время нырял и фыркал. Но мы с Орланом скоро его настигли и втроём повернули обратно. Дедушка не замечал нас, а только внимательно следил за кустами. А когда доплыл до берега, то быстро выскочил из воды и как-то смешно, по-козлиному побежал к кораблю. В каюте вытерся махровой простынёй, и когда бабушка Наташа вернулась после приёма солнечных ванн, дедушка брился на носу корабля и как ни в чём не бывало мурлыкал себе под нос весёлую песенку.