Страница 43 из 45
В итоге, за несколько лет мне удалось накопить достаточно обширный материал по строению и многообразию социальных систем в мире животных. Сам собой напрашивался вопрос, что со всем эти следует делать дальше.
К тому времени я начал осознавать, что для начала следует разграничить, насколько это возможно, две стороны заинтересовавших меня явлений. Это категории структуры и организации. Когда речь идет о структуре социальной системы, имеется в виду способ членения ее на элементы более низких уровней (группировки, демы и прочее). Они определенным образом размещены в пространстве и обладают свойственными данному виду демографическими параметрами, такими, например, как соотношение численности размножающихся самцов и самок. Простейшим примером может служить все то, что мы наблюдали в сезон размножения у каменок: моногамные семьи (самец, самка и их отпрыски) относительно равномерно распределены в пригодных для их существования участках местности. Фигурально выражаясь, структура – это одномоментный срез через систему, отражающий ее статику. Множество последовательных временных срезов дают динамическую картину, позволяющую перейти к описанию организации. Организация – это все способы взаимодействия структурных единиц разного уровня друг с другом: их взаимное притяжение, отталкивание, вытеснение одних другими и т. д. Эти взаимодействия могут быть как непосредственными (собственно коммуникация), так и опосредованными. В последнем случае наблюдаемый исследователем результат (например, вытеснение одной группировки другой) может быть следствием событий, существенно удаленных в пространстве и во времени от непосредственно исследуемой ситуации.
Важно заметить, что сам факт существования конкретных устойчивых связей между элементами системы указывает на ограничения, которые налагаются ими на все мыслимое пространство возможностей. Если возможны все без исключения варианты связей, то организация, в строгом смысле слова, отсутствует. С этой точки зрения организация есть не что иное, как спектр ограничений или запретов, налагаемых на отношения между структурными элементами системы.
Весь литературный материал, который уже был накоплен мной, рисовал картину поистине необозримого разнообразия социальных структур. Взять хотя бы описанные к тому времени у птиц. Здесь можно было видеть полный спектр от воплощения стремления семейных пар к полной пространственной изоляции от других таких же ячеек до поистине удивительных форм «коллективизма», которые очевидным образом вредят жизненному успеху по крайней мере некоторых членов подобного социального организма. Например, в колониях южноамериканских кассиков висящие плетеные гнезда почти вплотную примыкают одно к другому. Их может быть выстроено так много в ряд, что ветвь удерживающая фрагмент колонии, обламывается под тяжестью, и все гнезда с яйцами либо с птенцами содержимым оказываются на земле и обречены здесь на гибель.
У кукушек-личинкоедов, обитающих в субтропиках и тропиках Нового Света от Техаса до Аргентины, две или три, редко четыре супружеские пары объединяются на более или менее длительный срок в своеобразное содружество индивидов, не состоящих в кровном родстве. Птицы строят общее гнездо, в которое откладывают яйца все самки группы. Чем раньше та или иная самка оказывается готовой к откладке яиц, тем меньше потомков она рискует оставить. Дело в том, что следующая по очереди, прежде чем начать нестись в гнездо, выбрасывает из него все отложенные ранее яйца. Так, в группах с тремя самками та из них, которая приступает к откладке яиц второй, лишается в среднем двух из 5 своих яиц. Самки, начинающие нестись последними – после того, как они свели на нет все предыдущие усилия своих товарок, вышвырнув их яйца на землю – сохраняют в неприкосновенности все отложенные ими яйца, которых обычно бывает 4 или 5. Таким образом, в гнезде, опекаемом тремя самками, к моменту завершения кладки сохраняется, как правило, не более 12 яиц из снесенных 16–18. Гнездо оказывается переполненным, яйца лежат в два слоя друг на друге. Нижние из них никогда не получают достаточного тепла, сколько бы наседок ни принимало попеременно участия в их обогреве. Такие «сверхнормативные» яйца со временем все глубже уходят в мягкую подстилку гнезда, так что птенцы из них либо не вылупляются вовсе, либо бывают затоптаны своими собратьями при попытке выбраться из скорлупы яйца.
Уже эти немногие примеры могут дать отдаленное представление о том, насколько социальные системы многообразны в структурном плане. Они могут быть принципиально разными даже у родственных видов, обитающих в сходных экологических условиях. Например, гепардам присущ «одиночный» образ жизни, а львы существуют в составе довольно устойчивых группировок, именуемых «прайдами». А что уж говорить о столь далеких друг от друга миров, как, скажем, позвоночные и членистоногие. У последних также существуют все варианты социальных структур – от склонности индивидов к полному отшельничеству до гигантских коллективов, включающих в себя миллионы особей, как мы видим это у термитов.
Социоэтология, социология и системный подход
Возникал вопрос, каким образом следует действовать, чтобы удалось окинуть все это многообразие единым взглядом, если это вообще возможно.
Подсказка пришла с неожиданной стороны. Моя вторая жена Людмила Шилова училась в то время на историческом отделении Новосибирского университета. Через нее я познакомился с учеными-гуманитариями, которые были увлечены общими проблемами теоретического познания. Новосибирский Академгородок был тогда островком научного свободомыслия в СССР. Здесь можно было заниматься поисками истины, не оглядываясь на идеологические запреты. К нам с Запада, из-за железного занавеса просачивались новые веяния науки. На слуху были такие понятия, как общая теория систем и системный подход[88]. В городок приезжал из Москвы энтузиаст этого направления Георгий Петрович Щедровицкий, философ и идейный вдохновитель «методологического движения», как его называли в те дни. Он проводил семинары, на которые собирались ученые разных специальностей, близкие по общенаучным интересам, вне зависимости от того, каковы были объекты их конкретных сиюминутных исследований.
Из общения с коллегами-гуманитариями я понял, что, сам того не ведая, оказался у опасной черты. Я замахнулся на анализ проблем зоосоциологии, тогда как социология человеческого общества уже многие десятилетия была в СССР под запретом. Мне рассказывали, что еще в начале 1920-х гг. из страны был выслан Питирим Сорокин – признанный во всем мире классик в этой области знаний. Тогда же курсы социологии были изъяты из преподавания в школах и высших учебных заведениях. В сталинские времена, начиная с конца 1930-х гг., социология попала в категорию «лженаук», наравне с генетикой, а позже – и кибернетикой. Сам термин «социология» разрешалось употреблять лишь с эпитетом «буржуазная» и упоминать о ней только в тех публикациях, где их авторы критиковали зарубежные социологические теории.
Теперь мне стал понятен один эпизод из нашего общения с иностранцами, которые изредка посещали Академгородок. Дело происходило в 1963 г., то есть еще до того, как я заинтересовался социальным поведением животных. Канадский зоолог Паул Андерсон, приезжавший тогда на консультации с Н. Н. Воронцовым, как-то раз вернулся совершенно обескураженным после посещения книжного магазина. «Почему – вопрошал он, – у вас совершенно нет литературы по социологии?» И что же мы могли сказать ему в ответ, пользуясь нашим «basic English»… Могли ли мы растолковать пришельцу из другого, свободного мира, что любое движение мысли оказывается у нас под контролем догматов так называемой марксистско-ленинской философии, куда ее идеологи втиснули социологию в качестве составной части. Советские философы не осмеливались оспаривать догмат, согласно которому доктрина «исторического материализма» и есть то самое, что идеологи именовали тогда «социологией марксизма». Могли ли мы объяснить Андерсону, что социология опасна для тотали тарного режима: ведь научные исследования в этой области, которые опирались бы на точные факты, неизбежно могли привести к обобщениям, противоречащим пропаганде так называемых «социалистических завоеваний».
88
В 1969 г. начали издавать Ежегодник «Системные исследования». (Москва: Наука), просуществовавший до 1983 г. Из него я почерпнул очень много при работе над книгой.