Ассы – в массы

«Поп-механику» я в первый раз увидел со «Странными Играми» на Каширке, и они меня впечатлили. Такие все в очочках. После этого дико захотелось познакомиться. А потом получилось, что в Питер я попал в самое пекло, сразу на день рожденья Саши Титова (басист «Аквариума» – ред.), куда Гребенщиков принес, тоже додумался, двух котят! Одного из них я забрал с собой и уже в поезде попросил у женщины тени и раскрасил его в синий и зеленый. А Сереже Курехину как раз нужны были новые впечатления, ему рассказали о Кате Филипповой, и он дико ею заинтересовался. До показа в доме мод на Кузнецком ее «Коррозия Металла» привлекала, тогда она с Боровом общалась, там девушки в таких суровых костюмах и фуражках ходили со свечками по сцене. Это потом попало и на «Поп-механику», и в фильм Алексея Учителя «Рок». Курехин пригласил Катю показать шоу моделей у себя. Были Митьки еще в тельняшках. И Сережа просто наехал на Катю: «Что тебе нужно? Хочешь удовольствий, хочешь впечатлений? Давай все это устроим!» Катя, конечно, повелась и на следующую «механику» меня уже не позвали: она поехала сама по себе, а я поехал с Булычевским, тайно от Кати. Там мы встретились в зале, она уже подружилась с Каспаряном и Густавом, тонким и классным. А Сережа бегал по всем комнатам и ловил людей, выпивающих водку. В наушниках от шума, в которых долбят асфальт. Отлавливал алкоголиков и командовал. После этого они в смерть разругались с Булычевским. Я все это дела застал на пике, в 1987-м году, а после этого, на мой взгляд, все стало затухать. Уже было не так интересно, и все ездили в Москву для того, чтобы просто куражиться. А потом, когда уже «Возвышенность» была, мы почти ни с кем и не общались. Рома Суслов («Вежливый Отказ» – ред.) был единственный человек, с которым мы вот иногда пересекались.

М.Б. А что касаемо березового костюма? Березовая тема… Практически в тот же момент в восьмидесятых берёзовый костюм появился у кого-то из «Аукциона». Миллер, возможно, руку приложил, поскольку занимался их сценическим имиджем. У Гора Чахала был березовый костюм, фотография которого попала на обложку «Театральной жизни»…

Н.О. У них были связи, через перформансы. Катя с Гором были ближе к театру. Я от театра уже давно держался подальше. Здесь есть две составляющие. Одна – это предыстория, переживания по поводу берез. Дело в том, что в 80-м году мы с одним моим другом, Мишей Сухотиным, сбежали из Москвы перед Олимпиадой-80 в Новгородскую область, зарабатывать деньги летом. Это называлось «Санитарная прочистка леса». Были наемными лесниками. И наша работа заключалась в том, что мы в течение месяца прочищали березовую рощу. Абсолютно заросшую. Сколько мы тогда берез нарубили, я уже не помню. В общем, это состояние, серьёзное погружение: жили в лесу, его же и рубили. Это мое базовое ощущение бесконечного пространства – можно было рубить все, что меньше двенадцати сантиметров: считалось, что это сорняк и мешает расти тому, что больше двенадцати сантиметров. Оказалось, что красивые березовые рощи моим трудом и получаются.

Потом, уже много лет спустя, когда начиналась «СВ», вот как раз на первом концерте, я одел белую кофту с черными зигзагами. Ньювейверская раскраска, черно-белая. Мне она очень понравилась. И тогда было очень модно все флуоресцентное и контрастное, а здесь такое классное. Позже я на эту штуку посмотрел и вспомнил, что у меня есть доставшийся от подружки её женский костюм, то есть брюки и пиджак, белого цвета. Она была такая худенькая девушка, я тоже такой. Примерил, смотрю, нормально. В общем, я раскрасил его акриловыми красками. Сначала я хотел раскрасить именно зигзагами. Начал красить, смотрю – у меня береза получилась. Я тут понял, что так оно и есть. Раскрасил, выступил на первом концерте, оно как-то и приросло. А потом думаю, надо картинку нарисовать. Нарисовал картинку: белые вертикали и черные горизонтали. Небольшая такая на кривом картоне. И вот она первый раз была на первой выставке КЛАВы. Над дверью высоко висела. Пришел Илья Кабаков, и она его сильно впечатлила, и тут до меня дошло… Вот моя история. С тех пор много лет как эта тема выплывает. Потому, что есть еще то самое юношеское переживание.

М.Б. В Доме Медика состоялся второй концерт группы.

С.В. Это мероприятие в Доме Медиков организовывал Троицкий, и все это называлось «Лекция (поскольку медиков) о вреде наркомании в молодежной среде». Это было официальное название мероприятия. А наша роль была – как бы танцы после лекции. Собралась молодёжная среда, прошла лекция. А потом наступила неофициальная часть, начавшаяся с цитат Канта, где Сергей Ануфриев, подключившийся к нашей деятельности, произвел впечатление куда большее.

Н.О. Мы уже подготовились и написали репертуар. В полной панике мы этот репертуар выдавливали. Оттуда появились песни на стихи «Мухоморов». Потому что срочно все надо было. Так появилась песня «Девушка-кондитер», с текстом из сборника «Мухоморов». Часть текста по-немецки тогда вышла почему-то. И Свен, выйдя на сцену и не помня часть текста, читал его из книжки. Еще не было «Медгерменевтики», но был Ануфриев Сережа.

Художник из Одессы, который приехал в Москву и привез с собой всю свою одесскую тусовку, таким образом сразу став в Москве активным действующим персонажем и мостом к этой мощной брутальной тусовке. Началось, естественно, все на Фурманном переулке… Но, как всегда, все закончилось наркотиками. Хотя, может, и не закончилось…

С.В. Сергей был как удав. Он завораживал людей, потому что когда он начинал говорить, все замолкали и продолжали до последнего слова его слушать. Вся эта одесская тусовка, конечно, взбодрила московское болото. Как свежий морской ветерок… Все его художественные персонажи, были настолько мощные и инородные… уже в каком-то юном возрасте они проскочили уровень галерей и вышли на уровень музеев. Но вот, к сожалению, чего-то тогда им не хватило. Помню, как Сергей кусковой сахар в Берлине на выставку искал. Ему тогда привезли миниатюрные детские кроватки, которые стояли на столе. Была одна работа «Гастарбайтеры»: автомобильчики в косыночках, а вторая – «Сахарный диабет». И для нее не хватало сахара кускового. И никто не знал, куда в Берлине идти за кусковым сахаром, но через Сергея буквально все заболели этой темой и, в конце концов, нашли. А работа была такой, что каждая кроватка стояла каждой ножкой на кусочке сахара. Появился в «СВ» Сережа представлять все это дело. Он и представлял.

Н.О. Он не мог не появиться, потому что он очень сблизился со Свеном и они со Свеном разрабатывали такие глобальные вещи. Они разрабатывали стиль «Героев космоса». Чистый поведенческо-визуальный стиль. «Героев» было два: Свен и Серёжа. Они начали наряжаться. Для этого надо было использовать гардероб жены или лучше тещи, и на себе его применять. Потом уже подключилась Катя, как стилист, несколько облагораживая, но начиналось все героически.

С.В. Там, в Доме Медиков, еще Никита участвовал, который в скором времени уехал, а его место попытался занять Дмитрий Пригов. Никита играл на саксофоне, а по отъезду состоялось торжественное вручение саксофона, на Белорусском вокзале. Трогательное прощание у дверей поезда и торжественное вручение. Никита, как Державин Пушкину лиру, передал саксофон Дмитрию Александровичу Пригову, который тут же отломал от сакса мундштук, оставив себе только эту маленькую штучку. Но надо сказать, он в него все время неистово дудел, кричал «кикиморой». Так что инструмент попал в надежные руки и губы.

Н.О. Но Никита этого и не застал. Он очень быстро уехал. Сначала в Париже Никита очутился, я уже был там до этого. Причем все сразу запомнили Никиту как НикитУ и этой аберрации между нашими именами не возникало. А в то время как раз вышел фильм Люка Бессонна «НикитА», поэтому к Никите многие обращались с вопросом, а разве это мужское имя? И он так от этого страдал – тем более, что жил в квартире рядом с Бастилией, и прямо напротив нее открылся женский бутик под названием «Никита». Это было в период 1987-88-го года, потом я еще раз уехал во Францию, но вскоре вернулся, потому что здесь было интересней.