Ассы – в массы

По действию Герман со своими железяками был создателем вселенной, а мы как безумные идиоты демонстрировали ее разрушение. Вылезали, осматривались, начинали толкать друг друга и под конец разносили все вокруг. Устроили быструю самозабивку. А Герман Виноградов немного заигрался и все еще продолжал чем-то булькать на сцене. И вот какой момент. Сцена была под освещением двух рамп, верхней и нижней, за день работы раскалившихся добела. А публика ничего не поняла, просто вжалась в кресла и глаза пучит. Смотрю я на них, и даже ругаться не хочется, а просто взорвать все это помещение с этими муромоями. Думаю – чтобы такого сделать-то? – и машинально выхватываю у Германа таз с водой и мечу воду в зал (а попадаю в рампы под потолком). Зрители воду не видят, но она их окатывает. Поэты впадают в ступор от ужаса, и в это время взрываются софиты! Шум, треск. Трам-тарарам. Стекла летят. Пиздец! Кстати, тогда и была придумана аббревиатура «мир мертвых» – «peace deads»…

Все лопнуло. Свет погас, пробки вылетели. Облако дыма и… гробовая тишина. Минут несколько, точно. И только потом с задних рядов донесся тоненький, (как будто где-то далеко кто-то кинулся с высокой горы вниз) крик. Или скорее причитание «а-а-а-а»… А потом истерически завопили бабки-вахтерши, которые подавились пирожными в соседней комнате. Видимо, до них тоже энергетика взрыва докатилась и они, завывая, врываются в зал и начинаются биться головами о псевдомраморные колонны. Сталкиваются, орут матом с таким же надрывом, как ранее кричали «Родина в опасности!!!» – а зал молчит. Из мрака доносится очередной женский вопль «Кто, блять, нахуй!» Потом кто-то включает свет и разворачивается картина круче, чем шоу Бенни Хилла. Остолбеневшие физиономии с выпученными глазами. Вжатые в кресла, ручки вцепились в подлокотники. Зал расплющен и присыпан пылью. При этом поэтов набилось в помещение битком: сидят, молчат, глазами хлопают. Бабки начинают носиться между рядами, и кое-как расшевеливают людей, которые начинают приходить в себя и ощупывать друг друга. Раздается крик: «Пять тысяч!».

М.Б. Чего?

Г.А. Рублей убытка. Типа, сгорело все. Стукаясь друг об друга, зрители потянулись на выход. Бабки вызвали ментов, а те не понимают, что происходит, кого забирать и за что тоже непонятно. Художники испугались. Зашептали по углам «нас посадят», «нас посадят»… Все знакомые ржут, кричат: «Беги, Гарик, беги!». Вызвали электрика, он все проверил – и оказывается, ничего не сгорело. Милиция начинает рыскать мимо меня, приговаривая «где этот гад». Я тоже задумался. А где это я? Потом все успокоились и посчитали убыток, который составил двадцать пять рублей. Коля Филатов объяснил присутствующим, что эти спецэффекты были задуманы и заранее внесены в смету. После этого Баженов, который был никем, никем и стал, объявил меня персоной нон грата, и меня больше никуда не приглашали. Что, собственно, мне и нужно было…

Потом за спиной начались какие-то «шуры-муры». Замаячили перестроечные деньги, пошел разлад. Потом выступление «Ассы» на Кузнецком мосту, которое организовывала Света, просто запретили. Меня позвал Артем Троицкий, который был не в курсе про опалу. А народ валит и спрашивает, где будет «Асса». А им бабушки отвечают: «Что такое «Асса» мы не знаем, но ее точно не будет»…

Вполне возможно, что они так и решили. С Африкой мы тогда разошлись. После того, как он мне заявил, что если же я не перестану его стебать, то про карьеру в «Поп-Механике» я могу забыть. Карьера!.. Какая карьера, когда дело-то было сделано, а дивиденты меня другие интересовали… С Лешей Тегиным, как-то тоже разошлись. Съехал я от Гоши Острецова и переехал на Полежаевскую, забив на старые связи.

Одновременно с открытием «Новой академии», Тимур Новиков перестает звать меня куда-либо, и я понимаю, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Это уже много лет спустя нам стали ясны причины столь пространной позиции «художников Тимуровского круга», но время все расставило по своим местам. Я много раз обращался к Тимуру по поводу неадекватного поведения его питомцев. На что Новиков всегда просил потерпеть. А сам грузил Курехина, чтобы тот прекратил контакты с москвичами. Раньше Сергей звонил каждую неделю, звал участвовать, что продолжалось до 87-го года. А потом, когда «Поп-Механика» стала собирать большие залы, отношения как-то поменялись. Тимур прогнулся под свое окружение и, когда я попытался выяснить, что же на самом деле происходит, на меня стал кидаться Влад Гуцевич, которого пришлось приводить в чувства Олегу Евгеньевичу Котельникову. Тимур стал «птенцов гнезда своего» защищать, а те, неверно истолковав поддержку, продолжали наскакивать от страху на людей, которые вполне бескорыстно поддерживали даже не их, а Тимуровские начинания и движение в целом. Это еще их счастье, что я тогда многого не знал про истинное положение дел, а то бы все закончилось быстрее и безболезненнее для российской общественности. При этом в Питере всегда существовали группы не менее интересных художников – таких, как Юфит, Котельников, Сотников, Крисанов, Юрис Лесник, Инал Савченко, с которыми не было и не могло быть каких бы то ни было конфликтов. Тогда же появились «Дикие» – Козин с Олегом Масловым, по-моему, они активничали в «НЧ/ВЧ».

Ну, а потом начались дела «академические» и встал вопрос эстетических и политических расхождений «академистов» с остальными художественными кругами Ленинграда. И мягкой позиции Тимура, который готов был прощать им многое ради достижения своих абстрактных целей. При этом к процессу в Питере подтянулись и Дэвид Боуи, и Анни Леннокс, и Брайан Ино – а сам процесс потек немного в ином, чем изначально, русле. Потом Тимур уехал в Нью-Йорк и пустил весь процесс на самотек. Котельников как-то все свои работы раздарил и до сих пор достойно не представлен в отечественной истории искусств.

Незавидная роль выпала и Виктору Цою. Жить и пытаться сделать что-либо в таком окружении… он был просто обречен. Просто так выпало ему, чтобы музыкальная линия «Ассы в массы» прошла именно через него. Многие исследователи и культурологи до сих пор не могут объяснить феномен резкой метаморфозы, произошедшей с этим человеком. А ключ к этой загадке очень прост. Будучи человеком на самом деле ранимым, неуверенным и, как уже ранее говорилось, стремящимся к интеллигентности во всех проявлениях, Виктор долгое время пребывал в рамках хипповского круга. Над чем подтрунивали его знакомые некрореалисты и панки, с которыми он часто советовался. Потом, когда Густав взял на себя стилистическое лидерство в группе и стал гнуть «ньювейверскую» линию, Цой стал тяготеть к музыке более мрачного характера и слушать «Систерс оф Мерси». Я пытался рассказывать ему про «Лайбах», про героическую эстетику, про Лешу Тегина.

Но он не тянул. И вот когда уже я совсем перестал общаться с этой конфоркой, из Питера примчался Миха Длинный (Кучеренко) – мол, Гарик, спасай Цоя, а то банда «голубая устрица» его засосет. Тогда уже об этом всем просочилась кой-какая информация, но я не мог поверить и отказывался верить.

Я подсаживал Цоя на «Джой Дивижн» и «Свонс»; пришлось показать ему на личном примере, как забиваются люди. С Жанной Агузаровой было все неясно, куда это вытечет, хотя она билась со всей группой за вновь созданный имидж, за вещи, мной подаренные, которые ей запрещали одевать на выступления. А Цоя действительно было жалко, и прямо на его глазах я тогда забил хама и бросил ему под ноги. Его, конечно, перетряхнуло, и он въехал в жесткий имидж и способы защиты от негатива. Приблизительно так же, как Джима Моррисона пробило после того, как в детском возрасте в него попал дух мертвого индейца. После этого и произошли те самые метаморфозы, появилась песня «Группа крови на рукаве». Конечно, не навсегда. Конечно, вся эта нездоровая ситуация отразилась на творчестве и текстах. Густав доводил до слез Гаспаряна и тянул всех непонятно куда. Но, так или иначе, этим можно объяснить то, что Виктор ушел с головой в работу и замкнулся в себе окончательно, хотя до этого активно участвовал во многих совместных акциях, рисовал картины.