Страница 65 из 68
В это время в пункте… ч юга наступала группа Клейста, севернее – Гудериана. Эти две группировки шли с таким расчетом, чтобы соединиться в районе Ромны.
Прошли мы в Полтаву. Остановились в Диканьке. Два дня я вел разведку в этом направлении.
Из Диканьки мы выступили в район Ромны и там столкнулись с этими двумя группировками. В Диканьке корпус первый раз получил награду, причем получила только 9 дивизия, а 5 так и не успела. Белов выступил с речью. Вручил награду армейский комиссар Запорожец. Тогда он был членом военного совета Южного фронта.
В районе Ромны мы столкнулись с противником, причем так получилось так, что нам пришлось огрызаться и на севере и на юге. Группировкам противника удалось соединиться в районе Ромны. Фактически они до нашего прихода соединились. Нам приходилось занимать оборону на широком фронте. Штаб оставался в Васильевке, потом нам пришлось отойти, сначала к Михайловке, потом дальше.
Когда мы вели разведку под Ромны, у меня был разведчик исключительно бесстрашный человек лейтенант Магомедов. Не было случая чтобы этот лейтенант не захватил пленного, если ставили такую задачу. У него была даже своя машина, захваченная конечно у немцев. Если нужно было он сажал своих людей на машину, а коневоды уже вели лошадей. Под Ромны я его и послал. Приехал он в Ромны в конном строю, спешился, спрятал лошадей в кустах. Ему сказали, что тут немцы. «Раз немцы, я за ними и приехал», сказал он. Тогда темнело около 10 часов. Он приехал, только чуть-чуть сереть начало. Он спрятал лошадей на юго-восточной окраине Ромны. Ромны делятся речкой. Это было по этой стороне речки. Он приехал, остановился, спешился, лошадей убрал, их самих было 12 человек. Людей он положил в кювет. Он сказал: «Не стрелять пока я не выстрелю. Как выстрелю, тогда стреляйте». Сам в черной бурке, в кубанке стоит на дорогу смотрит. Идет немецкая машина. А немцы тоже вели разведку. Открывает дверь в кабину. Там сидит 3 унтер-офицера и солдаты и еще кто-то. Всего в машине было человек 9 и зенитный пулемет. Он открывает дверь в машину и говорит: «Гутен морген» (хотя был уже вечер), а в левой руке у него наган. Шофер так растерялся, что подает ему руку. Он выдергивает его из машины. А в это время средний офицер из-за головы шофера из парабеллума в него целит. Тогда он стреляет. Наган у него дает осечку. Второй раз тоже. И только третий раз стреляет в унтер-офицера и убивает его. Автоматчики в это время открывают огонь. Был только один раненый немец, остальные посечены. Те, которые были в грузовой машине, были все посечены, там стало только одно мясо. Магомедов сел в машину. Он учился управлять. Машина поехала, но она испортилась, потому что они пробили ее пулеметом. Взяли они и привели двух пленных. Так мы узнали, что Гудериан наступает, для того чтобы соединиться с Клейстом. Командир корпуса был представлен к ордену Ленина.
Магомедов делает такую вещь. Когда все уходят, он прячет своих по чердакам. Ночью хватает пленных. Когда мы стали уходить по Лебедин, он остался. Потом бывшие там красноармейцы сказали, что хозяйка, в доме которой он сидел, сказала немцам. Говорят, что он живой уехал, это было вечером, даже пленного с собой захватил. А где потом он погиб не известно.
После отхода от Ромны мы занимали оборону на широком фронте. Штаб был в Васильевке. Противник силою до 70 танков прорвал оборону. Но прорвать ничего не стоило, потому что противотанковых ружей и бутылок не было, только одними гранатами и дрались. Били мы только зенитными орудиями 76 мм на тракторной тяге, причем, когда он прорвался в район Васильевки – все танки прошли через штаб корпуса и вклинились в 25 мотодивизию, которая сейчас стоит против нас.
Так противник прорвался к Шепетовке, причем 9 дивизия осталась севернее, 5 южнее. Получилось так, что они раскололи корпус этими танками и мотодивизия вклинилась между нами. Нужно было отходить. Но мы не отошли, а соединились.
Потом подошла с севера Московская пролетарская дивизия, у нее были уже «Катюши». У нас их еще не было. Командир 25 дивизии немцев бежал, причем дал телеграмму своим офицерам: «Держитесь до последнего». Они бросили все машины и отошли. В результате в одном пункте мы получили 250 машин, в другом 450 машин. Они бросили уйму машин. Это была первая операция по разгрому целой дивизии с танками, со всем прочим. Бой продолжался три дня. Победу нам удалось одержать благодаря искусству. Противник привык все время прорывать оборону и переть, а мы не отходили. Он бил между нами, а мы сомкнулись. Осталось только разделаться с противником, что мы и сделали силами корпуса при поддержке Московской пролетарской дивизии. Противник пытался идти дальше, но Московская пролетарская дивизия не пустила его. Потом подошла уже 11 (1 гвардейская) дивизия. Часть этих машин, конечно, пошло на усиление армии. Все приезжали за машинами. У нас появилось даже «Пежо» (французская машина). Мы взяли там 12 полковых знамен и пошили из них массовые плакаты.
На машинах была масса обмундирования, продовольствия и боеприпасов, денег 400 тысяч с лишком марок я сдал в сейф. В общем, трофеи были огромные.
После этого была задача удержать Лебедин. Но в это время противник прорвался и начал действовать на Сумы. Нас немедленно сняли, оставили 100 дивизию. Нас двинули на Сумы.
Потом противник пошел на Грайворон. Мы скоро шли, чтобы встать ему поперек дороги. Мы в Грайворон пришли, а он пошел чуть-чуть южнее, к Богодухову и на Харьков. Нас бросили на Богодухов. Пока мы к вечеру подошли, Богодухов был уже в его руках. Надо было не пустить его дальше, что и было сделано. Там была еще одна стрелковая дивизия. Дальше Богодухова мы его не пустили. Но этого мало. Мы решили отнять у них Богодухов. За Богодухов мы дрались дней 7. Исключительно упорные бои были. В одном сарае 150 мм немецкое орудие. У нас было 2 КВ или 3, которые нам были приданы. Когда подошли к сараю один был подбит в гусеницу в упор. На одной гусенице он так спиралью и пошел к себе. Цель его была уничтожить громадное орудие, прислуга которого была прикована цепями.
Из-под Богодухова мы были сняты. Оставлена опять был пехотная (стрелковая) дивизия прикрывать другие части, а мы были брошены в район Борисовка, Тамаровка. Противник пошел еще севернее.
Когда мы, в частности штаб корпуса, а мы почти всегда шли впереди штаба дивизии, пошли к Борисовке, то в Борисовке были уже немцы.
Затем идут бои за удержание Белгорода. Отход прикрывали части 21 армии, а штаб 21 армии был в Новом Осколе. Армия только что вышла из окружения.
Затем был приказ отойти на Новый Оскол через Михайловку. Двигались своим ходом. Условия были очень тяжелые. Была страшная грязь. Тылы свои вытянули, прибыли в Новый Оскол, где получили приказ грузиться и ехать – куда, мы не знали, предполагали, что в район Калинина.
Научный архив ИРИ РАН, ф. 2, р. 1, оп. 49, д. 1
Стенограмма беседы с Гвардии Военюристом 1 ранга Мельниченко Федором Андреевичем, председателем трибунала 61 армии
31 января 1943 г.
Орден Красной Звезды и Красного Знамени.
Член партии с 1937 г. Родился в 1906 г.
В армии беспрерывно с 1928 г. и все время в коннице.
Закончил кавалерийскую школу, был командиром взвода. С 1935 г. перешел на трибунальскую работу и здесь тоже кавалерийская часть. В августе 1938 г. – председатель трибунала 2 кав. корпуса, впоследствии переименованного в 1 гвардейский. Там был до 1 сентября 1942 г., т. е. полных 4 года.
С сентября нахожусь здесь. 3 года подряд был секретарем партбюро управления корпуса и в рейде был секретарем парткомиссии корпуса.
Мы видим, что конницу не только в гражданскую войну очень ценят и любят, и это сказывается на всем протяжении времени. Если взять еще до войны, например, 1940 г. подготовка к событиям в Бессарабии, то на всем протяжении времени только и можно было слышать о корпусе отзывы с положительной стороны. Мне по должности приходилось иногда быть и на заседаниях военного совета, только и слышишь оценку действий корпуса с положительной стороны. Корпус первый вошел во Львов, причем дивизия совершала (марш) по 100 км в сутки. Был приказ тов. Хрущева сделать 100 км и прошли. Пришли раньше немцев, немцы тоже торопились. Хрущев приказал конникам быть раньше и мы заняли Львов раньше немцев. Затем в соответствии с договоренностями они стали отходить. Они были (от нас) в 8 км.