Случайный турист

Помолвка длилась три года, до окончания учебы.

Дед Лири призывал повременить со свадьбой, пока внук не утвердится хорошенько на рабочем месте; под местом этим подразумевалась фабрика «Лири Металс», выпускавшая бутылочные пробки для безалкогольных напитков, что в Мэйконе не пробуждало даже секундного интереса. Кроме того, суетливые встречи в Сариной спальне в те дни, когда мать ее отлучалась на мероприятия Красного Креста, уже плохо сказывались на женихе и невесте.

Весной, закончив колледжи, они поженились. Мэйкон стал работать на фабрике, Сара преподавала английский в частной школе. Через семь лет родился Итан. К тому времени Сара уже не величала Мэйкона «загадочным». Теперь его молчаливость ее вроде как раздражала. Мэйкон это чувствовал, но ничего не мог с собой поделать. Как-то вышло, что он застрял в той личине отчужденности, какую надел на их первой встрече. Застыл в ней. Вспоминалось старое бабкино остережение: не коси глазами, останешься косым. Мэйкон очень хотел измениться, но все равно Сара воспринимала его как человека хладнокровного, который гораздо уравновешеннее ее, но не столь чуток.

Однажды Мэйкон наткнулся на заполненную Сарой анкету в женском журнале – чепуху из серии «Насколько вы счастливы в браке?»; в графе «Мне кажется, я люблю свою половину больше, чем он/она любит меня» Сара проставила «Да». И вот что встревожило: сперва-то он машинально фыркнул – мол, ничего подобного, а потом задумался – может, так оно и есть? Мысль эта задела за живое. До сих пор он был весьма холоден душой и никогда ни по кому не страдал всерьез, если не считать сына (но это не показатель, ибо переживать за ребенка вполне естественно).

Вспоминая об этом теперь, Мэйкон радостно отмечал: ну вот же, он тоскует по Саре. Но потом эта радость казалась проявлением все той же бесчувственности, и тогда он стонал, тряс головой и рвал на себе волосы.

– Мэйкон? – спросил женский голос в трубке.

Он тотчас понял, что звонит не Сара. У нее голос светлый, воздушный, а этот грубый, резкий, скрипучий.

– Это Мюриэл, – сказала женщина.

– Кто? – переспросил Мэйкон.

– Мюриэл Притчетт.

– А, ну да, – сказал он, хотя понятия не имел, кто это.

– Ну из лечебницы, – напомнила женщина. – Я та самая, кто поладил с вашей собакой.

– Ах, из лечебницы.

Помнилась она смутно. Перед глазами возникли губы в темно-красной помаде, трубочкой на букве «ю» и сомкнутые на «п».

– Я просто хотела узнать, как там Эдвард.

Мэйкон глянул на пса. В кабинете они были вдвоем, Мэйкону удалось напечатать полстраницы. Эдвард лежал на брюхе, вытянув куцые задние лапы; он смахивал на выпотрошенную утку.

– По-моему, с ним все хорошо, – сказал Мэйкон.

– То есть больше не кусается?

– Да вроде нет, но появилось кое-что новое. Он недоволен, когда я ухожу из дома. Лает и скалится.

– Я думаю, все же надо его подрессировать.

– Видите ли, ему четыре с половиной, и, мне кажется…

– Не такой уж он старый! Я вмиг все исправлю. Знаете что, а давайте я к вам подъеду и мы обо всем поговорим. Выпьем по рюмашке и обсудим собачьи проблемы.

– Пожалуй, не стоит…

– Или вы ко мне приезжайте. Угощу вас ужином.

Интересно, как это поможет Эдварду, если его потащить на ужин в чужом доме? – подумал Мэйкон.

– Ну, что скажете? – спросила женщина.

– Э-э… наверное, я попробую справиться своими силами.

– Что ж, я вас понимаю. Уж поверьте. Сама через это прошла. Ладно, буду ждать вашего сигнала. Визитку мою не потеряли, нет?

Цела, заверил Мэйкон, хотя даже не помнил, куда ее сунул.

– Не сочтите меня настырной, – сказала Мюриэл.

– Нет, что вы… – Мэйкон повесил трубку и вернулся к работе.

Близился конец августа, а он все еще возился с предисловием. И с чем он встретит срок сдачи? Спинка кресла давила на поясницу в ее самой больной точке. Клавиша «с» беспрестанно западала. Машинка отстукивала звучащие слова. «Неподражаемо», – произносила она, идеально точно копируя Сарину интонацию, когда та выговаривала мужу: «Ты в своей неподражаемой манере…» Вообще-то английская еда не такая противная, как в других странах. Хорошо приготовленные овощи, блюда под белым соусом, пудинг на десерт… Я не понимаю, почему некоторые путешественники жалуются на английскую еду.

В сентябре Мэйкон решил поменять свою одежную систему. Если дома ходить в спортивном костюме – таком, без молний, чтобы ничто не царапало и не стесняло, – от душа до душа можно не переодеваться. Спортивный костюм послужит пижамой и домашней одеждой.

Мэйкон купил два комплекта неброского серого цвета. В первую ночь он наслаждался мягкостью ткани, а утром радовался, что не надо переодеваться. Ему даже пришла мысль, что в таком одеянии можно щеголять два дня кряду, пропуская вечерний душ. Это ж какая экономия электричества! Утром нужно будет только побриться. А не отпустить ли бороду? – подумал Мэйкон.

Однако к середине следующего дня настроение его слегка упало. Печатая на машинке, он вдруг понял, что весь сгорбился, сидит квашней. Это из-за спортивного костюма, решил Мэйкон. Он встал и подошел к большому зеркалу в прихожей. Отражение напоминало пациента психбольницы. Наверное, отчасти виной тому были ботинки – обычные черные ботинки на шнурках, предполагавшие иной наряд. Купить кроссовки, что ли? Не дай бог, примут за любителя бега трусцой. Мэйкон отметил, что без ремня живот слегка выпирает. Он подтянулся. Вечером, когда пришла пора простирнуть первый спортивный костюм, он сделал воду погорячее, дабы одеяние село, убавив в мешковатости.

Утром самочувствие было паршивым. Ночь выдалась душная, Мэйкон проснулся липким и разбитым. Мутило от мысли о попкорне на завтрак. Мэйкон занялся стиркой постельного конверта и потом, развешивая его, вдруг застыл, уронив голову и свесив руки через бельевую веревку, словно его самого пришпилили на просушку.

– Встряхнись! – сказал он громко. В отсутствие разговорной практики голос сипел.

Был вторник – день закупки провизии, когда супермаркет не так забит народом. Но почему-то не было сил пойти в магазин. Пугала вся эта возня с тремя записными книжками в закладках, с которыми он делал покупки. В одну вносились данные из «Потребительского вестника» – скажем, под буквой «х» значились лучшие сорта хлеба. В другую книжку записывались цены, в третью складывались купоны. То и дело приходилось останавливаться, листать записи и, шепча цены, сравнивать торговые марки, предлагавшие скидки. Поход в магазин казался невообразимой тяготой. Стоит ли утруждаться? И вообще, зачем есть?

С другой стороны, хотелось молока. У Эдварда заканчивался корм, кошка Хелен вообще все подъела.

И тогда Мэйкон сделал нечто неслыханное. Он позвонил в «Продуктовую корзину», небольшой дорогой магазин, доставлявший покупки на дом. И заказал не просто самое необходимое – нет, он продиктовал весь недельный список.

– Доставить к парадному или черному ходу? – нарядным голосом спросила оператор.

– К черному, – сказал Мэйкон. – Нет, погодите. Скоропортящиеся продукты подвезите к черному ходу, а собачий корм оставьте возле угольного желоба.

– Возле угольного желоба, – повторила оператор, видимо записывая.

– Он с торца дома. Но кошачью еду там не оставляйте, она идет вместе со скоропортящимися продуктами.

– Минутку, позвольте…

– А верхние пункты – к парадной двери.

– Какие еще верхние пункты?

– Зубная паста, плавающее мыло, собачье печенье…

– Кажется, вы сказали, собачье печенье идет к угольному желобу.

– Не печенье, а корм собачий! Это корм идет к угольному желобу, черт бы вас побрал!

– Эй, послушайте! – возмутилась оператор. – Нельзя ли повежливее?

– Ладно, извините. По-моему, ничего сложного: я хочу, чтобы коробка «Молочной косточки» была у меня под рукой в спальне. Если Эдварда угостить промасленным попкорном, у него будет расстройство желудка, а иначе я бы слова не сказал. Не подумайте, что я собираюсь сам жрать печенье, но Эдвард очень чувствителен к жирному, а я в доме один, и если его вырвет, то убирать мне. Больше некому, я совсем один, один-одинешенек, как будто все… сбежали от меня, что ли, я всех лишился и вот теперь стою и вопрошаю: куда все подевались? Где вы? Боже мой, чем я так сильно провинился?