Страница 4 из 92
Однако, если нет случая, сулящего неожиданные выгоды, импульсивный ум пытается сам создать ситуацию, сулящую нежданную прибыль или хотя бы захватывающее приключение. Любовь Хрущева к действиям, родившимся из взбалмошных идей, не была тайной для его коллег. Для иллюстрации этой главной черты его характера Л.М.Каганович вспомнил известную на Украине байку про "дюжеразумного" Опанаса, которую как-то Н.С.Хрущев рассказал И.В.Сталину. Однажды ночью Опанас разбудил свою жену и сказал ей: "Танько, вставай, придумал я нове: коли зiбраты з всьего села топоры, да вырубить проруб в рiчке, да кинути иi топоры в ту проруб, ось булькне, аж на все село чутко буде". С тех пор, когда Хрущев приходил к Сталину, последний нередко обращался к нему: "Ну, скажи, Микита, что сегодня булькнет". По мнению Кагановича, "своим бульканием нового Хрущев угощал ЦК слишком часто, иногда даже удачно, но в значительной части неудачно и надоедливо… Не знал Сталин, что, приближая к себе "Микиту" с его "бульканьем", тот "булькнет" о Сталине после его смерти такое, что превзойдет даже намного Опанаса с его топорами и прорубью".
О том, что стремление к безрассудным и рискованным предприятиям было главным в деятельности Хрущеву, утверждалось в статье из американского журнала "Лук" в октябре 1964 года, посвященной отставке Хрущева и подводившей итог его правлению. Автор сравнивал Хрущева с лихачом, который устроил человечеству гонку на рискованно предельной скорости, поставив под угрозу его существование. В то же время те зарубежные наблюдатели, которые в силу своего географического положения не ощущали страха за свое существование во время очередного международного кризиса, обостренного или спровоцированного действиями и заявлениями Хрущева, даже высказывали сожаление по поводу его отставки, исключительно потому, что им нравилось наблюдать издалека за подобной "гонкой". Мой знакомый из Малайзии говорил, что без Хрущева ему стало скучно жить: "Раньше открываешь газету и ждешь, что он еще такое выкинет интересное!"
Возможно, что психологический ключик к пониманию Хрущева можно найти также в содержании пьесы А.Н.Островского "Горячее сердце". По словам Аджубея, Хрущев видел постановку этой пьесы в МХАТе "раз десять не меньше". Наиболее запоминающимся героем этой пьесы является купец Курослепов, любящий "поблажить". По словам одного из персонажей пьесы, купец "в саду беседок, фонтанов наделал; песельники свои; каждый праздник полковая музыка играет; лодки разные завел и гребцов в бархатные кафтаны нарядил. Сидит всё на балконе без сертука, а медали все навешаны, и с утра пьет шампанское. Круг дома народ толпится, все на него удивляются. А когда народ в сад велит пустить, поглядеть все диковины, и тогда уж в саду дорожки шампанским поливают!" По его приказу палят из пушки всякий раз, когда Курослепов выпивает бокал шампанского, а это происходит довольно часто. Грозный с домашними и слугами, купец от беспробудного пьянства теряет контакт с реальностью, а потому ему кажется, что городские часы пробили пятнадцать часов вместо девяти, "смолой откуда-то запахло", "пел кто-то диким голосом", раздался "звук струнный или трубный", а небо стало валиться или же в нем появилась трещинка.
Хотя вряд ли можно говорить о полном сходстве Хрущева с Курослеповым, некоторые черты в поведении Первого секретаря (его любовь к устройству всевозможных праздничных мероприятий, приемы писателей и послов зарубежных стран в загородных парках с обильной выпивкой и непременным катанием на лодках по пруду, приглашения видных деятелей страны и различных стран мира на черноморскую дачу в Пицунде с купанием в бассейне, катанием на весельной лодке в море, его привычки принимать гостей в неформальном одеянии, часто в расшитой украинской рубахе, но в то же время украшение себя на официальных мероприятиях многочисленными медалями Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Ленинской премии мира и так далее, постоянное стремление "удивить народ", некоторое увлечение спиртными напитками в начале своего правления) напоминают купца из пьесы Островского. Сходство с Курослеповым, постоянно опасающимся зловещих знамений конца света, проявлялось и в склонности Хрущева "драматизовать" окружающую реальность, не раз доводя международную ситуацию до острых кризисов и ставя мир на грань ядерной войны.
Поведение Курослепова объясняется прежде всего тем, что он, как всякий нувориш, опьянел от свалившегося на него богатства и связанного с ним высокого положения. Нечто похожее происходило и с Хрущевым. Говоря о Хрущеве, Каганович замечал: "Есть люди, у которых на большой высоте голова кружится. Хрущев и оказался таким человеком. Оказавшись на самой большой вышке, у него голова закружилась, и он начал куралесить, что оказалось опасным и для него, и особенно для партии и государства, тем более что стойкости и культурно-теоретической подкованности у него явно недоставало". И в то же время известно, что, несмотря на многие недостатки, Хрущев был наделен чувством юмора. А поэтому он мог живо реагировать на карикатурное изображение на сцене близких ему черт курослеповской натуры.
Впрочем, Хрущева мог веселить и другой комический образ пьесы городничий Серапион Мардарьич Градобоев, человек немалой хитрости. В отличие от склонного к паническим страхам Курослепова, Градобоев наделен непоколебимым оптимизмом и в ответ на заявления купца о трещине в небе, уверенно говорит: "Лопнуло, так починят". Градобоев готов судить по законам, но он предлагает и другую альтернативу – судить "по душе, как мне Бог на сердце положит". Для того, чтобы помочь просителям сделать правильный выбор между этими способами принятия решений, лукавый городничий приказывает полицейскому унтер-офицеру Сидоренко принести много сборников законодательных актов. Градобоев замечает при этом: "Вот сколько законов!… И законы всё строгие; в одной книге строги, а в другой еще строже, а в последней уж самые строгие". После этого просители хором просят: "Суди по душе, Серапион Мардарьич". Градобоев милостиво соглашается, но предупреждает: "Только не жаловаться, а коли вы жаловаться… Ну, тогда уж…" Но просители дружно заверяют его, что жаловаться они не будут.
Как и Градобоев, Хрущев излучал безграничный оптимизм. Успехи же Советской страны в освоении космоса в период пребывания Хрущева у власти и его безграничная вера во всесилие ракетной техники чем-то напоминают уверенность Градобоева в то, что власти смогут "починить" небо, если бы в этом возникнет необходимость. В то же время, как и Градобоев, Хрущев – человек с хитрецой и лукавством, прикрывавший популистской демагогией свои "волюнтаристские" решения, за которые он и был снят в октябре 1964 года. Как и Градобоев, Хрущев явно предпочитал судить не по законам, а "по душе, как мне Бог на сердце положит".
В образах Курослепова и Градобоева можно найти сходство с Хрущевым, когда он уже обладал верховной властью и упивался своим высоким положением. Однако пока Хрущев, поднимался к высшей власти и, даже находясь на высоких постах, он зависел от вышестоящего начальства. Во многих ситуациях он ощущал себя лишь подневольным исполнителем решений, принимаемых наверху. Возможно, по этой причине Хрущеву был симпатичен образ бравого солдата Швейка, созданного чешским писателем Ярославом Гашеком.
Оправдывая свою деятельность, Хрущев винил во всех неудачах советского государства вышестоящее начальство, и, прежде всего Сталина. Рассказывая же о поражениях Красной Армии в первые дни войны, Хрущев обрушивается и на Генеральный штаб. Он заявлял: "Вмешательство Генерального штаба получилось таким же, как у бравого солдата Швейка: все было хорошо, пока не вмешался Генеральный штаб". Взгляд на Великую Отечественную войну с позиции Швейка раскрывает еще некоторые стороны в личности Хрущева. Олицетворяя отношение чехов к империи Габсбургов и первой мировой войне, Йозеф Швейк глубоко чужд целям войны, интересам Австро-Венгрии и презирает имперские власти. Хитрюга Швейк озабочен лишь тем, как бы ему уклониться от тяжелой и опасной службы. При этом на протяжении всего романа Швейк придуривается, изображая из себя верного патриота Австро-Венгрии и исполнительного солдата императорской армии. Таким образом, он доводит до абсурда проявления патриотизма и исполнение солдатского долга. Если учитывать, что Хрущев постоянно ощущал себя Пиней, лишь случайно втянувшимся в ненужное ему дело, то, скорее всего, показное рвение Хрущева в исполнении своих обязанностей служили ему лишь удобной маской для прикрытия своего безразличия (а, возможно, и антипатии) ко многим сторонам советской общественной организации.