Страница 22 из 92
Не исключено, что созданию заговора предшествовало выяснение отношений между его будущими участниками в ходе неформальных бесед фрондерского характера. В разговорах за обеденным столом или за шахматной доской со своими соседями Якиром, Демченко и другими, Хрущев мог лучше понять их подлинные настроения. Не исключено, что содержание этих бесед могло заставить Хрущева задуматься о том, к каким последствиям может привести его участие в еще одном "оппозиционном уклоне". Такие мысли могли стать источником острых переживаний Хрущева, уже однажды пострадавшего за поддержку троцкистов. Хрущев не занимал достаточно большого положения, чтобы "разоблачить" крамолу Якира, Демченко и других. Более того, в случае если бы он стал публично осуждать их за те взгляды, которые они высказывали в личных беседах, он сам бы мог сильно пострадать.
Возможно, что для того, чтобы покинуть опасное общество, Хрущев решил уехать из Киева и Украины и даже отказаться от рискованной политической деятельности. Учеба в московской Промышленной академии имени Сталина открывала такую возможность. В любом случае решение отказаться от сравнительно высокого положения в Киеве, связанных с ним привилегий, и отправиться в Москву в поисках иного места работы скорее всего стало причиной больших внутренних переживаний. Возможно именно это спровоцировало стресс и связанное с ним заболевание. Вскоре после своего выздоровления, Хрущев, получив в Харькове рекомендацию С.В.Косиора, отправился на учебу в Москву.
Часть 2. От Промакадемии до Политбюро за две пятилетки
Глава 5. Как обратить внимание Сталина на себя
Достигнув 35-летнего возраста, который Данте считал серединой жизни, Хрущев, подобно великому поэту, вступил в новый для него, необыкновенный мир. Видимо по этой причине, все, что было в первых 35 годах его жизни, Хрущев не удостоил большого внимания в своих воспоминаниях. Напротив, последующим 35 годам своей жизни, Хрущев посвятил почти все страницы своих мемуаров. Из этого следует, что ни его собственная жизнь до осени 1929 года, ни события в жизни страны, свидетелем и участником которых он был, не представляли для Хрущева большого интереса. Не удостоил Хрущев внимания и события в жизни страны 1929 года, хотя этот год, по словам Сталина, стал "годом великого перелома" в жизни советской страны. Очевидно, что если 1929 год стал "годом великого перелома" для Хрущева, то исключительно потому, что в этот год во время пребывания в Промышленной академии произошел перелом в его партийной карьере.
Однако на пороге новой жизни в Москве Хрущев споткнулся. Как вспоминал Хрущев, в Промакадемии он "встретил трудности, потому что у меня не было достаточного руководящего хозяйственного стажа. В Промышленной академии товарищи говорили, что я не подойду им, и рекомендовали идти на курсы марксизма-ленинизма при ЦК партии… Пришлось мне побеспокоить Лазаря Моисеевича Кагановича (он был секретарем ЦК) и попросить, чтобы ЦК поддержал меня". Л.М.Каганович несколько иначе излагал причины обращения к нему Хрущева. По словам Кагановича, Хрущев сказал ему: "Я учился на рабфаке, но не кончил, взяли на партработу, а теперь вот очень хочу доучиться в Промакадемии. Меня могут на экзамене провалить, но я очень прошу Вашей помощи – дать мне льготу, я догоню". Как писал Каганович, "в Промакадемии было больше всего хозяйственников, которых тоже частично принимали с льготами по экзаменам, и я, посоветовавшись с товарищами Куйбышевым и Молотовым, позвонил по телефону и просил принять товарища Хрущева в Промакадемию". Эта просьба была удовлетворена. Так Каганович снова послужил Хрущеву "золотой рыбкой", исполнявшей его желания.
Хрущев стал жить со своей семьей в общежитии Промакадемии. Он вспоминал, что стипендия была "приличная, столовая неплохая и общежитие хорошее: у каждого – комната, а некоторые маститые хозяйственники имели возможность получить две комнаты и устроиться там с семьей, Хрущев умалчивал о том, что, хотя он не был "маститым хозяйственником", он жил с семьей в двух комнатах общежития (Н.С.Хрущев, Нина Петровна и маленькая дочь Рада в одной комнате, Юлия, Леонид и няня для Рады в другой). Очевидно, и здесь ему была оказана помощь благодаря протекции Кагановича. Правда, эти жилищные условия были хуже, чем те, в которых жили Хрущевы в Киеве, но очевидно, что глава семейства считал эти трудности временными.
Хрущев писал в мемуарах: "В академии люди были очень разные и по партийности, и по общей подготовке. Многие окончили сельскую школу и знали только четыре действия арифметики, а с другой стороны, там были люди, которые имели среднее образование. А я пришел, закончив рабфак: это считалось – имею среднее образование. Наша группа была подобрана довольно-таки сильной. Но у нас имелись один-два таких товарища, которые отставали по математике и они нас тянули назад… Бывало, не его вызывали к доске, а он сам идет к ней, мучает преподавателя, потому что ему непонятны те или другие математические формулы. Мы же сидим и возмущаемся, что и нас держат, потому что для нас это уже пройденный этап". Трудно сказать, насколько верно утверждение Хрущева, что он принадлежал к "сильным" студентам.
Поступление в Промакадемию открывало Хрущеву возможность преодолеть свои недостатки в образовании и стать техническим специалистом высокого класса. Его опыт партийной деятельности в 20-х годах показал ему, насколько рискованными для него могут оказаться хитросплетения идейно-политической борьбы, к которой он не был достаточно подготовлен. Однако возможности, открывшиеся для него в партийной деятельности в стенах Промакадемии, показались ему более привлекательными, чем карьера технического специалиста, требовавшая упорной учебы.
Хрущев писал, что осенью 1930 года в Промакадемии появилось много людей, не не желавших серьезно учиться, а стремившиеся пересидеть трудные политические времена. Якобы лишь после этого его стали отвлекать от учебы и участвовать в острых политических спорах. Однако это не так. Дискуссии в Промакадемии уже в октябре 1929 года приняли столь острый характер, что в своем письме Молотову от 7 октября Сталин писал о них. Вероятно, вниманию Сталина к положению в Промакадемии способствовало то обстоятельство, что в это время его жена, Надежда Аллилуева была слушательницей академии и постоянно информировала своего мужа о делах в этом учебном заведении. Судя по всему почти сразу после своего поступления в Промакадемию, Н.С.Хрущев с головой ушел в политическую борьбу и забросил учебу. Как и во время учебы в рабфаке, Хрущев недолго "грыз гранит науки".
"Сложившиеся политические условия", о которых упомянул Хрущев, были связаны с поражением в апреле 1929 года Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и других сторонников так называемого "правого уклона". Несмотря на начавшийся повсеместно разгром сторонников Бухарина, по словам Хрущева, "руководство партийной ячейки академии было в руках "правых". Секретарем ячейки был Хахарев, довольно влиятельный человек, с дореволюционным стажем, кажется с 1906 или 1907 года… Вокруг него группировалась… старая гвардия". Хрущев утверждал, что ряд других членов партии с дореволюционным стажем также придерживались "правых взглядов", хотя и скрывали это.
Хрущев стал возмутителем спокойствия в стенах Промакадемии, став в первые ряды тех, кто боролся с "правыми уклонистами", а также со сторонниками Зиновьева и Троцкого. Хрущев вспоминал: "В этой борьбе моя роль резко выделялась в коллективе, и все это было на виду у Центрального Комитета. Поэтому всплыла и моя фамилия как активного члена партии, который возглавляет группу коммунистов и ведет борьбу с углановцами, рыковцами, зиновьевцами и троцкистами в Промышленной академии".
Борьба носила острый характер. Порой члены партии даже не могли начать собрание, так как никак не могли договориться о составе президиума. Хрущев вспоминал: "Помню, как мои товарищи выставляли мою кандидатуру в президиум, но знаю, что я раза два или три проваливался и не был избран. Когда шли выборы в президиум, то все кандидаты должны были выйти на трибуну и рассказать свою биографию. Кандидат с послереволюционным стажем члена партии уже был как бы обречен". Очевидно, что Хрущев весьма ревниво воспринимал недоверие коммунистов с дореволюционным партстажем к таким, как он, вступившим в партию после ее прихода к власти.