Страница 12 из 92
Л.М.Каганович писал: "3 марта улицы Юзовки были переполнены; несмотря на непролазную грязь, все шли к заводу на митинг, собранный в прокатном цехе металлургического завода; шли не только рабочие и работницы фабрик, мастерских, шахт, но и трудящиеся граждане, в том числе и юноши, и, что особенно важно, шли крестьяне окружавших Юзовку деревень". Каганович, который тогда использовал партийный псевдоним "Кошерович", выступил докладчиком на этом митинге.
Хотя Каганович был на полтора года моложе Хрущева, к началу Февральской революции он уже имел пятилетний стаж пребывания в большевистской партии и обрел немалый опыт ведения политической агитации и пропаганды в условиях подполья. Он не знал, что среди его слушателей был слесарь Никита Хрущев и что этот случай сыграет решающую роль в жизни Хрущева, а затем повлияет на судьбы страны.
Однако вряд ли и сам Хрущев мог догадаться в ту пору о значимости своего присутствия на докладе Кагановича. Внимание собравшихся целиком захватили вести о грандиозных событиях, совершавшихся в стране. Каганович вспоминал "общее невиданное нами никогда подъемное настроение, царившее на митинге. Выступавшие рабочие поддержали докладчика и призвали к борьбе за полную победу революции и против каких-либо контрреволюционных махинаций с попытками восстановления монархии под каким угодно соусом".
Подобные митинги со страстными речами в это время проходили по всей необъятной стране. Питирим Сорокин писал: "Вся страна ликовала. Все – солдаты, служащие, студенты, просто граждане и крестьяне – были полны социальной активностью. Крестьяне привозили в города и в места дислокации воинских подразделений зерно, а подчас отдавали его бесплатно… "Смотрите, сколь прекрасны эти люди, – восхищался один из моих друзей, обращая мое внимание на одну из подобных демонстраций". Алексей Толстой писал в трилогии "Хождение по мукам": "Казалось, не может быть больше ни войны, ни ненависти, казалось, нужно еще куда-то, на какую-то высоченную колокольню вздернуть красное знамя, и весь мир поймет, что мы все братья, что нет другой силы на свете, – только радость, свобода, любовь, жизнь. Когда телеграммы принесли потрясающую весть об отречении царя и о передаче державы Михаилу и об его отказе от царского венца, в свою очередь, – никто особенно не был потрясен: казалось, – не таких чудес нужно ожидать в эти дни".
Однако эту эйфорию разделяли не все. Хотя В.В.Шульгин лично сыграл немалую роль в отстранении Николая II от власти, приняв у него акт отречения от престола, его отношение к людям, восторженно выкрикивавшим революционные лозунги, было резко отрицательным. Шульгин с отвращением писал, как "черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу… Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенты, просто люди… Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их не было – у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать в берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя".
Совершенно очевидно, что полярные противоречия по отношению к революции не могла не породить в скором времени кровопролитные столкновения между носителями этих настроений. Между тем революционная эйфория проявлялась в выдвижении требований о немедленном решении всех насущных проблем и даже таких, о которых люди прежде и не смели мечтать. Питирим Сорокин писал, что рабочие и солдаты, которые в первые часы революции несли транспаранты с лозунгами: "Крестьяне к плугу, рабочие к станку, солдаты в окопы!", быстро забыли об этих словах. "Рабочие… на самом деле отказывались от работы и проводили большую часть времени на политических митингах. Они требовали восьмичасового рабочего дня, а нередко – и шестичасового. Солдаты, явно готовые к сражениям вчера, отказывались выполнять приказ под предлогом, что для защиты революции Петроград нуждается в их помощи. Именно в эти дни поступала информация о крестьянских захватах частных усадеб, грабежах и поджогах. На улицах нередко можно было встретить пьяных людей, непристойно ругающихся и горланящих: "Да здравствует свобода! Раз свобода, то все дозволено!". Свобода оборачивалась смутой и баламуты подняли голову.
Одновременно повсюду свергались представители старой власти. А.Ф.Керенский вспоминал: "Непопулярные чиновные лица были буквально сметены со своих постов, а многие из них – убиты или ранены. Рабочие на заводах, прекратив работу, принялись устранять неугодных им управляющих и инженеров, вывозя их в тачках за пределы предприятий". Повсюду возникали новые органы власти. Нередко правомочность и компетентность новых руководителей были весьма сомнительными, а круг решаемых ими вопросов – крайне неопределенным.
5 марта 1917 года в Юзовке избрали Совет рабочих депутатов. На заседании избранного Совета председателем избрали рабочего-печатника Косенко, который объявил, что он является "независимым" социал-демократом, не примыкающим ни к меньшевикам, ни к большевикам. Его заместителем был избран большевик Б.Кошерович (Л.М.Каганович). Из этого видно, что хотя позиции большевиков в Юзовке были достаточно крепкими, они еще не могли встать во главе Юзовского Совета.
Писатель Артем Веселый в своем романе "Россия, кровью умытая", так характеризовал положение на Донбассе в первой половине 1917 года: "Февральская революция блеснула над Донбассом, как далекая заря. Шахтеры на свою беду плохо разбирались в политических тонкостях. На митингах – проклятия и зубовный скрежет, обольстительные призывы и горы обещаний. Первые выборы дали меньшевикам и эсерам победу – они возглавили городские думы и рудничные советы, засели в профсоюзах".
29 мая 1917 года Хрущев был единогласно избран председателем Совета Рутченковского рудника. Если здесь выборы шли так же, как они, по словам Артема Веселого, проходили в большей части Донбасса, то Хрущев мог быть либо эсером, либо меньшевиком, либо их сторонником. Однако точно о его принадлежности к этим партиям неизвестно. Известно лишь то, что в большевистской партии он тогда не состоял. В то же время то обстоятельство, что Хрущев был избран в то время на руководящую должность, показывает, что он хорошо "вписывался" в революционную атмосферу бурного 1917 года. Волна стихийного бунтарства против старого строя, на гребне которой поднимались нередко говоруны и смутьяны, вынесла вверх и Хрущева. Возможно, что причиной его возвышения стала его склонность идти туда, где он может узнать много нового, кипят страсти, а он сам может завладеть внимание слушателей горячими речами, содержавшими призывы к разрушению старых порядков, и быстрому установлению царства всеобщей свободы и справедливости.
Возможно, что избрание Хрущева председателем Совета объяснялось не только симпатиями людей к этому энергичному и общительному молодому человеку, умевшему произнести пламенную речь с призывами защищать свободу революционного народа, но и теми же причинами, по которым председателем Юзовского Совета избрали "независимого" Косенко. Возможно, что Хрущев принадлежал ни к какой партии, а потому был удобной, компромиссной фигурой. Не исключено, что это первое избрание на руководящую должность заставило Хрущева впервые сравнить себя с Пиней. Как и этот герой рассказа Винниченко, Хрущев не принадлежал ни к одной из революционных партий и именно поэтому его, "нейтрального" человека избрали руководителем. Хрущев мог удивляться тому, что он – человек, все время стоявший далеко от политической активности и озабоченный главным образом своей работой и своим домом,
Очевидно, что ни Хрущев, ни те, кто его выбирал, не сомневались в том, что 23-летний слесарь с двух или трехклассным образованием и без какого-либо опыта управленческой работы сможет справиться с обязанностями главы руководителя местной администрации. Так же никто не сомневался и в способностях сапожника Кагановича стать заместителем поселковой администрации в Юзовке, хотя ему исполнилось лишь 21 год, он также не имел опыта управления, а его образование ограничивалось учебой в хедере и двухклассной общеобразовательной русской школе. Но в это время было обычным назначение на административные посты молодых людей, не имевших достаточного образования и никогда прежде не занимавшихся управлением.