Пионерск

— Интересно, — роняет жирдяй. Он выглядит абсолютно спокойным, вот только улыбочка эта извечная куда-то подевалась. — Алиса, ты…

— А ну заткнись, падла! — рыжую трясет, то ли от злости, то ли от холода. — Ты, жирный! Встал к стене! К стене, тварь!

Ольга становится так, чтобы рука с пистолетом была видна как можно меньше.

— Алиса, — говорит она мягко, — послушай…

— Заткни свою пасть, куратор! — рявкает рыжая. Выражение лица Ольги в этот момент бесценно. — С тобой я еще разберусь. Обязательно разберусь. Сразу после того, как проясню все вопросы с этим… вот этим…

Накатывает ощущение нереальности происходящего. Шум дождя, навевающего сон, снаружи… и кровавое восстание роботов внутри. И куда, черт возьми, запропастился этот Семён? Игра уже практически закончена.

Но толстый Денис не думает, что игра закончена. Он переводит взгляд с меня на Ольгу, с Ольги на Алису, с Алисы — на темные молчаливые фигуры за порогом. Обнажает в улыбке крупные неровные зубы.

— Я уверен, что мы можем обговорить эту ситуацию, Аля. В насилии нет нужды, так что почему бы тебе не…

— Ах ты сука! — рыжая раскаляется за долю секунды. Вероятно, все дело в имени «Аля». Вероятно, он называл ее так и раньше. Вероятно, он знал, какой эффект окажет это имя сейчас. — Обговорить ты решил? Давай обговорим!

Дальше время начинает запинаться и двигаться вперед какими-то рваными кусками. Восприятие сбоит и замедляется. Прыжок Алисы вперед я, к примеру, пропускаю вовсе, потому что бросаю в этот момент нервный взгляд в окно — там серые водяные хлысты все также бьют размокшую измученную землю. А когда внимание возвращается обратно, в комнату, здесь уже царит полный хаос. На полу вертится клубок из двух корчащихся, изломанных тел. Рыжая не жалеет себя, она гибкая, молодая и очень, очень злая. Но легкая. Задушить Дениса у нее, пожалуй, не выйдет. А вот не дать ему подняться — вполне.

— Я тебя… ненавижу, — хрипит она. С когда-то белой форменной рубашки стекают темные струйки. — Что ты со мной делал? Что ты со всеми… всеми нами… делал?

— Славя! — Ольга топчется с краю импровизированной арены, словно перепуганный медведь в цирке. — Ты… ты сделай что-нибудь! Стреляй! Стреляй в нее!

— У меня патрон промежуточный, — говорю я задумчиво. — Пробьет и ее, и парня до кучи. Это запрещено. Стреляйте лучше вы. Пистолет все-таки лучше себя ведет в таких условиях.

Всё это вранье, конечно. Плевала я сейчас на запреты, и на стрельбу тоже плевала. Но мне почему-то кажется, что вся эта ситуация должна разрешиться как-то иначе. Без моего участия. Что это? Очередное следствие сбоя в системе?

«А может, женская интуиция?»

«Хватит уже чушь нести».

Ольга смотрит на свое оружие так, будто я предложила ей вступить в противоестественные отношения. Отбрасывает в сторону. Делает шаг к двери.

— Только тронь Алиску, сука, — доносится высокий срывающийся голос снаружи. Ульянка? — Живой отсюда не выйдешь. А так еще есть варианты.

— Позволь, дорогая моя, — хрипит полузадушенный Денис, — если бы ты только озвучила все свои претензии ко мне, мы, возможно, смогли бы…

— Претензии? Претензии?! Ты… мы встречались с тобой! Ты говорил, что это любовь! Что у тебя никогда не было ничего подобного! Что ты заберешь меня отсюда! А потом… потом…

— Да-да?

— Трахал меня! Жестко! Связывал и избивал! Меня, Ульянку, Машу, Наташку! Резал! Насиловал! Заставлял… сволочь! И смеялся при этом! Хохотал и скалился! Зачем все это?! Для чего?! Как это называется?!

— Это называется «чувства». — Голос Дениса звучит как прежде — громко, внятно, насмешливо. — Забавная штука. Надстройки над инстинктами, рефлексы-переростки. Мешают мыслить логически. Думаю, когда-нибудь мы от них избавимся.

Он медленно, но без малейших усилий отводит напряженные руки Алисы от своего горла.

— Но это будет еще нескоро. А пока наличие или отсутствие чувств — настоящих, подлинных, осознаваемых — является самым четким маркером наличия человеческого сознания. Поздравляю, Алиса. Ты прошла тест.

— Да что ты такое несешь…

— «Чудеса случаются», — мягко говорит Денис, и тело девушки обмякает. — На кодовые слова лучше ставить что-нибудь легко запоминаемое, иначе можно попасть впросак.

Он подымается: легко, пружинисто — для толстого и грузного тела это выглядит дико.

— Ну-ка, где там остальные тактически грамотные девчонки, нужно и их тоже проверить…

— Никаких проверок! — в комнату вступает — лицо решительное, словно у защитника Брестской крепости, в руках накрепко зажат «взломщик» — Семён. Ура! И не опоздал же почти. — Все… все кончено, ты, больной извращенец. И твои мерзкие… фантазии — тоже. Все девчонки отключены, этот уродливый зомби-апокалипсис завершился, сюда едет полиция.

— Это очень удачно, — роняет Денис. — А теперь послушай внимательно, Семён Семёнович: «Ты здесь не просто так…»

Семён открывает рот. Стоит несколько секунд неподвижно. Вид у него идиотский.

Закрывает рот. Выпрямляется. Поправляет мокрую рубашку, приглаживает волосы. Голос у него едва уловимо меняется. Настолько, что, если не прислушиваться — можно даже не уловить.

— Виноват… товарищ майор.

***

Эпилог

— Голова не болит? — участливо интересуется Денис, он же Денис Алексеевич, майор из «конторы», внедренный в «Совенок» с легендой юного маньяка-извращенца — то есть, в общем, максимально стандартной и непримечательной. — Может, кофейку?

Семён Сычев, капитан той же самой службы, морщится и рефлекторно трет переносицу.