Страница 25 из 86
На фоне потери национальных позиций первоначальными ставленниками американцев в Ираке это своего рода объявление войны традиционалистов трансформистам. Возникает ситуация противостояния курсов 41-го и 43-го президентов, отца и сына, традиционалистов и трансформистов. Согласно Скаукрофту, «11 сентября позволило трансформистам утверждать, что ситуация в мире быстро ухудшается и мы должны быть смелыми. Мы знаем, что делать, и у нас для этого есть сила».
Контраст нынешнего Совета национальной безопасности и того, который возглавлял Скаукрофт, очевиден. И Кондолиза Райс гордится своим нынешним детищем: «Я не хотела бы иметь СНБ, похожий на СНБ времен Брента — действующий в низком ключе, занимающийся координацией, а не оперативными проблемами, маленький и менее энергичный». Возглавляя СНБ, Райс требовала, прежде всего, безусловной лояльности, полного подчинения курсу президента и всем его привычкам: «Вашей первой обязанностью является поддержка президента. Если президент желает иметь текст 12-го размера печати, а вы подаете ему юго, ваша обязанность дать нужный размер».
Либеральный истеблишмент — традиционалисты утверждают, что, работая в СНБ, Кондолиза Райс превратила Совет национальной безопасности в организацию, которая служит индивидуальным прихотям одного человека в ущерб лучшему служению национальным интересам. Скаукрофт размышляет: «Существуют две модели осуществления функций советника по национальной безопасности — снабжать президента информацией и управлять СНБ как организацией. Сложность состоит в том, чтобы решать обе задачи». Будучи советником президента по национальной безопасности, Кондолиза Райс, по мнению традиционалистов, ежеминутно была занята тем, чтобы быть на стороне президента, постоянно шепча ему что-то на ухо, становясь его alter ego в вопросах внешней политики. Это изменило роль СНБ как центра анализа, способного критично взглянуть на свой курс.
В результате государственный секретарь (до 2005 года) Колин Пауэлл, видимый миру как обладатель «голоса разума» рядом с импульсивным президентом, стал восприниматься президентскими лоялистами как подозрительная личность. Пауэллу приходилось не раз оправдываться перед иностранной аудиторией. В результате Пауэлл стал терять влияние, а затем и покинул администрацию. И, периодически не разделяя мнение «неоконов», он терял линию аргументации своей политики. Происходило очевидное отчуждение государственного секретаря, с одной стороны, и министра обороны Рамсфелда — с другой. Его заместитель в госдепартаменте Марк Гроссман сказал: «Мы стали ненужной бюрократией». Американская государственная система в подобных случаях делает верховным арбитром президента страны. И президент Буш-младший стал постепенно вмешиваться в межминистерские отношения чаще всего на стороне министра обороны. Утешением Колину Пауэлу было значительно большее международное уважение, чем выказываемое по отношению к министру обороны Рамсфелду.
С уходом Колина Пауэлла традиционалисты в американской дипломатии окончательно уступили «демократическим империалистам» типа вице-президента Чейни и министра обороны Рамсфелда; традиционалисты уступили в СНБ, возглавляемом Кондолизой Райс. На них с правого фланга оказывали нажим деятели типа Вулфовица и Либби, а ослабленный в США «левый» фланг оказался неспособным оказать необходимую поддержку.
Итак, мы видим, что с 2001 г. традиционный атлантический истеблишмент (сегодня олицетворяемый весьма одиноким Скаукрофтом) потерпел на внутриполитической арене очевидное поражение. В этих условиях «различие» в подходе отдельных представителей американского руководства к мировым проблемам можно увидеть лишь в оттенках взаимоотношения двух линий, в различиях «демократических империалистов» и неоконсерваторов. Президент Буш-младший и госсекретарь Райс отражают замену внутренней борьбы на уровне Совета национальной безопасности США консолидированной позицией.
Республиканцы: «неоконы» и демократические империалисты
Афганская операция продемонстрировала всему миру, во-первых, исключительные возможности военной машины США. А во-вторых — возобладание силового сегмента американского политического механизма, произведшего революционные изменения в американской внешней политике.
В первом случае особенное впечатление произвели огромные транспортные самолеты и тяжелые бомбардировщики, оснащенные приборами точного бомбометания, а также, весьма точные крылатые ракеты. С неожиданной силой открылся разрыв между техническим уровнем и возможностями США и прочих высокоразвитых стран Запада (не говоря уже о всех прочих государствах). Обнажился тот факт, что не менее 6о стран на определенном этапе предпочли быть военными союзниками Америки. (Позже численность военных союзников США в Ираке уменьшилась вдвое.) Что позволило министру обороны Рамсфелду утверждать, что «миссии определяют коалиции, а не наоборот». То есть, провозглашенная Америкой миссия, а не выработанная огромной коалицией стратегия стала самым важным элементом системы, где США доминируют. «Неохотный шериф» превратился в решительного полицейского. Или имперского проконсула. Изоляционистская Америка ушла на историческое дно.
Поразительное явление: в стране, где любая политическая позиция немедленно порождает оппозицию, исчезла эта спасительно постоянная бинарность.
Демократы и республиканцы нашли общую позицию — они вотируют новые военные расходы с целью продлить как можно дольше американское преобладание в мире. Политическая география обеих политических партий практически смыкается. И при президенте-демократе Клинтоне американцы искали «оборонительные рубежи» не на побережье двух омывающих Америку океанов, а в Сомали, Боснии, Колумбии, Восточной Азии. Окончание холодной войны усилило тенденцию американского руководства искать оптимальное военное решение максимально удаленно от американской территории. При президенте-республиканце Буше «проецирование силы» на дальние регионы стало ключевым выражением в американском подходе к своей безопасности в новом веке. Все звенья государственного аппарата США сошлись в том, что (словами П. Вулфовица) «проецирование силы должно оставаться наиболее предпочтительным способом использования американских войск»[123].
Во время своей предвыборной кампании 2000 г. губернатор Дж. Буш безоговорочно указал, что «наша нация оказалась на правильной стороне истории»[124]. По поводу вопроса о том, чтобы воспользоваться исключительно благоприятными открывшимися обстоятельствами у обеих главных партий не было особых противоречий — потому-то вопросы внешней политики не являли собой главного предмета спора во время борьбы за президентское кресло. При этом ни Гор, ни Буш не подвергали сомнению главную линию: воспользоваться историческим шансом. Победитель не подчеркивал различий в этом вопросе, а стремился их отвести на второй план. Губернатор Буш на пути в Белый дом отстаивал те же идеи, но несколько более вычурно, с трудом произнося вначале слово «империя»: «Америка никогда не была империей, — провозгласил Буш, выступая в Библиотеке Рональда Рейгана, и отдавая долг скорее пафосу, чем исторической точности. — Мы — единственная великая держава в истории, которая имела такую возможность, но отвергла ее — предпочтя величие мощи и справедливость славе». Но тут же Буш-мл. заявил, что «построение башни протекционизма и изоляции привело бы лишь к стагнации Америки и одичанию мира». Целью является «построение мира, формируемого американским мужеством, мощью и мудростью». Посредством столетия неустанной борьбы Соединенные Штаты пришли к триумфу «своего видения свободы и индивидуального достоинства — создаваемого свободным рынком, распространением информационной технологии, осуществляемых в мире свободной торговли». Главным вызовом Соединенным Штатам является использование их мощи для консолидации уже одержанной победы»[125].
123
121 Wolfowitz P. Nomination to Be Deputy Secretary of Defense. February 27, 2001.
124
122 Bush G. W. A Distinctly American Internationalism. November 19,1999, Simi Valley, California.
125
123 Bacevich A. American Empire. The Realities and Consequences of U.S. Diplomacy. Cambridge: Harvard University Press, 2002, p. 203.