Золотой выкуп

Бесшумно растворились тяжелые резные двери, и на пороге возник молоденький офицер.

— Разрешите, ваше превосходительство…

— Говорите.

— Приглашенные на совещание все в сборе.

— Представители Каттакурганского уезда прибыли?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Толмачи на месте?

— Так точно, ваше превосходительство, вот список желающих выступить, не соизволите ли…

— Говорить буду только я сам. Хватит, мололи тут языками… Порвите и выбросьте этот список в мусорный ящик! На словах они все великие тактики и стратеги, на деле же — бегут, высунув языки, от какого-то Намаза, вооруженного вилами. Чего вытаращились, идите!

На совещание, где должны быть разработаны решительные меры по ликвидации намазовских «банд», приглашены представители всех краев Самаркандского уезда: волостные управители, тысячники, казии, шейхи и муллы, известные богатеи, фабриканты-миллионщики. В уездном зале заседаний, где обычно проводятся торжества, даются балы, не всем хватило места, — многие стоят в проходах, тесно прижатые друг к другу.

Гескет вошел в зал, сопровождаемый двумя полковниками и толмачами, и направился к огромному дубовому столу, специально приготовленному для его превосходительства. Немного не дойдя до него, губернатор внезапно остановился и внимательно оглядел присутствующих.

— Переводите, — приказал он толмачу, — от имени Его Императорского величества я желаю им всем хорошего настроения, доброго здоровья, успехов в делах.

Едва толмач перевел слова губернатора, гости мусульманского вероисповедания, облаченные в шелковые чапаны, повязанные громадными белыми чалмами, дружно подняли руки:

— Илоё аминь! — и провели ими по лицу. — Да пусть вечно процветают трон и государство Его Величества Белого Царя. Оллоху акбар!

— Так, господа, начнем, пожалуй, наши очередные упражнения по красноречию? — нетерпеливо начал господин Гескет, не дождавшись установления тишины. — Как мне стало известно, многие из вас изъявили желание выступить сегодня. Интересно было бы знать, о чем вы собираетесь говорить. Хотите всенародно — в который раз! — заявить, что вас ограбили, что Намаз-вор повесил вас вверх ногами на чинаре и влил в рот помои? Или похвастаетесь, как вы окружили бандитов и хотели их уничтожить, и вам непонятно, каким это образом они ускользнули? Надоело. Мне от вас, господа, дела требуются. Какой-то босяк, кишлачный темный парень перевернул вверх дном весь уезд. Ну-ка, скажет кто-нибудь, где и сколько у Намаза законспирированных отрядов? Молчите. Потому что не знаете. Половина оружия, розданного русскому населению края для самозащиты, стала собственностью намазовских грабителей. Об этом тоже, конечно, вам неведомо. Из казарм, с боевых постов исчезают целые ящики боеприпасов, бомб, ну откуда вам это знать, верно я говорю? Что ж тогда вы знаете, господа хорошие? Болтать, предаваться азартным играм, запускать руку друг другу в карман — на это вы мастаки. Только одно и на уме: как хапнуть кусок пожирнее. Хватит, достаточно. С сегодняшнего дня по всему уезду вводится военное положение. Пока не усмирены мятежи, не казнен разбойник Намаз, каждый из вас должен считать себя оголенной саблей его императорского величества. Каждый должен быть вооружен винтовкой и револьвером. Волостным управителям и тысячникам разрешается содержать столько нукеров, сколько это возможно: задача — помочь нам уничтожить бунтовщиков. Исходя из нужд, диктуемых военным положением, приказываю между тремя-четырьмя волостями установить контрольные посты, в которых будут нести бессменную службу русские солдаты и нукеры туземного происхождения. У каждого поста соорудить виселицу, дабы вселять страх в души бунтовщиков. Хочу предупредить управителей и тысячников: на чьей территории Намаз и его сообщники совершат грабежи, подвергнут физическому насилию чиновников, государственных служащих, — тот без проволочек будет освобожден от занимаемой должности. Тот же из вас, кто проявит личное мужество и храбрость, сумеет поймать и доставить властям известного негодяя Намаза, сына Пиримкула, помимо обещанного ранее денежного вознаграждения, получит лично из моих рук самый почетный орден.

На это чрезвычайное совещание, разумеется, пожаловали и дахбедские именитые граждане. Среди них находились также Хамдамбай с Мирзо Кабулом. После того как Мирза Хамид, обвиненный в сочувствии и помощи Намазу, был снят с должности, волостным управителем стал Мирзо Кабул, бывший помощник верховного казия. Не без помощи Хамдамбая вознесся он на новую высокую должность. С того дня и следует за Байбувой, как верная собачонка: тот сядет — и этот садится, тот кашлянет — и у этого вдруг в горле запершит…

Конечно же, и сегодня они держались вместе. Забавно было глядеть на них: казалось, мальчишка, байский сынок, впервые в жизни выбравшийся в город, неотступно следует за отцом: Хамдамбай был высок, довольно еще крепок, а Мирзо Кабул и ростом не вышел, и силою не отличался — хорошо хоть, что голубая чалма да шитый золотом халат указывали на высокую должность. А то ведь мог и конфуз случиться, вздумай, скажем, кто-то из распорядителей совещания схватить его за локоток да выпроводить за дверь, поди, мол, поиграй на улице, мальчик, пока отец совещается.

«Слава тебе, господи, настали-таки времена, скоро придет конец этому негодяю Намазу! — шептал про себя Мирзо Кабул. — Избавить нас от него взялся сам господин Гескет!»

А Хамдамбай в эти минуты радовался, наверное, больше всех, он даже прослезился на радостях. «Наконец-то свершилось! Наконец-то найдется управа на этих!..» — думал он, торжествуя.

На обратном пути все размышлял, как же уничтожить Намаза. Он сидел, прикрыв глаза, словно предавшись сну. Потом вдруг глаза его открылись, он повернулся к Мирзе Кабулу, взлетавшему на упругом сиденье фаэтона, подобно ребенку на качелях.

— Хаким, ты не спишь?

— Нет, Байбува, — засуетился Мирзо Кабул, пытаясь встать. Хамдамбай по-отечески положил руку ему на плечо.

— Сиди, сиди.

— Однако, скажу я вам, Байбува, невиданное было совещание, верно? Намаза теперь можно считать мертвым.

— Нет, сынок, мой хаким, ты ошибаешься. Намаз не из тех, кого так легко уничтожить. Однако у меня возник один план, который, думается, ускорит его конец.

— Что бы вы ни надумали, Байбува, это всегда верх совершенства!

— Молодец, сынок мой хаким, далеко смотришь. А план у меня таков. Ты арестуешь всех родичей Намаза и будешь держать их под замком как заложников.

— Не вызовет ли это недовольства черни, мой господин? — несколько опешил от смелого плана хозяина Мирзо Кабул.

— Слушай дальше, — продолжал Хамдамбай, не обращая внимания на испуганное восклицание собеседника. — Будешь держать их под замком и объявишь через глашатаев, что если вор и грабитель Намаз добровольно не сдастся на милость властей, все они согласно указу будут казнены без суда и следствия…

…Вот уже два года, как старший сын Хамдамбая Заманбек, временно отстранясь от торговых дел, по совету отца стал десятником нукеров при волостном управителе — хакиме, чтобы охранять отцовские богатства.

Два года жаждет Заманбек крови Намаза и никакие утолит свою жажду. Весть о том, что против Намаза брошена вся военная мощь уезда, несказанно обрадовала Заманбека, придала ему силы и храбрости, точно то доблестное воинство поступало под его личное командование. И потому, услышав приказ волостного взять под стражу родичей Намаза, он изъявил желание тут же тронуться в путь.

— Хорошее дело нельзя оставлять на потом, — наставительно изрек Мирзо Кабул. — Однако, брат, не поднимайте лишнего шума, чтоб не вызвать недовольства черни.

Через полчаса Заманбек мчался в сопровождении четырнадцати нукеров в Джаркишлак. Стояла летняя пора, почти весь кишлачный люд, от мала до велика, находился на полях. Одни жнут, другие пропалывают рис, третьи заняты на бахче. В селении остаются только непригодные к полевым работам старцы да бесштанная детвора, проводящая целые дни на тенистом бережку арыка.