Страница 6 из 14
Внезапно открылась дверь, и в комнату вошел мужчина средних лет и весьма неприятной внешности: у него были жидкие белесые волосы, спускавшиеся на плечи, мелкие, какие-то востренькие черты лица и ненормально широко посаженные глаза. Войдя, он сначала подозрительно посмотрел на Соню, потом, вопросительно, на Махоркина, и сказал:
- А вот и Вася Красовский, собственной персоной, хотите верьте, хотите нет.
- Позволь, - с едва скрываемым раздражением сказал Махоркин, - ты ведь сегодня утром уехал к себе домой...
- Уехал, да не доехал, - ответил гость. - Такое дело: попал я в милицию на Ярославском вокзале и в результате бесследно исчез рюкзак антоновских яблок, деньги, новая зажигалка и проездной.
- За что тебя повязали-то?
- Да все за то же. Вернее, по той причине, что деятельное христианство этой державе не по нутру.
- Должен вам сказать, - обратился Махоркин к Соне, - что третьего дня Вася решил жить и действовать по Христу.
- Не вижу в этом ничего юмористического, - строго сказал Красовский. Действительно, сударыня, недавно я пришел к выводу, что современному человеку с душой и головным мозгом в рабочем состоянии остается только жить и действовать по Христу. Иначе совершенно невозможно сосуществовать с людьми, обществом и страной, потому что в сумме они дают сумасшедший дом. Вы меня спросите, почему сумасшедший дом? Отвечаю... Потому что этих нищих старушек развелось столько, что в метро войти нельзя, сердце разрывается на ходу. Потому что люди по пять часов стоят в очереди за водкой. Потому что демократические свободы, о которых мы бредили триста лет, на самом деле гроша ломаного не стоят. Потому что уже которые сутки в Москве стреляют средь бела дня...
- Кто стреляет? - спросил Махоркин.
- А хрен его знает кто! Кто-то стреляет, даже отсюда слышно автоматную трескотню...
Все трое настороженно прислушались к внешним звукам, но пальбы было вроде бы не слыхать. Вася Красовский сел за стол, налил в Сонину чашку холодного чая и продолжил свой монолог:
- Так вот, сударыня, я долго думал, как бы навести гармонию, хотя бы и неполную, между сумасшедшей внешней жизнью и тем, что называется мое "я". Варианты были такие: самоубийство, пьянство до самозабвения, отшельничество - самое натуральное отшельничество, как в Средние века, - эмиграция и тюрьма. А потом меня осенило: чего придумывать-то, когда все давно придумано, когда еще две тысячи лет тому назад было сказано: любите врагов ваших и, если у тебя попросят рубашку, то отдай две...
- Послушай, - перебил гостя Махоркин, - ты случайно не брал мои лезвия для бритья?
Красовский странно на него посмотрел.
- Может быть, и брал, - после некоторой паузы молвил он. - Сейчас трудно сказать определенно, потому что менты меня обчистили до белья. Ну так вот: в конце концов я пришел к заключению, что в деятельном христианстве таится решение всех проблем. Недаром просто христианство, в теоретическом, так сказать, виде, ничего не смогло поделать с обществом и государством, потому что оно эгоистично в главном пункте - задаче личного спасения, потому что оно просто-напросто транквилизатор и анальгин. А деятельное христианство - это совсем другое дело, это мощный контрапункт всеобщему одичанию, это то, что дает мне право сознавать себя как действительно высшее существо. Они воруют, а я принципиально раздаю, они ненавидят, а я благожелательствую словом и делом, они коснеют в материализме, а я витаю с утра до вечера в облаках... Собственно говоря, этот самый контрапункт и наводит гармонию между сумасшедшей внешней жизнью и тем, что называется мое "я".
- Каким образом? - незаинтересованно справился Коля Махоркин, который по-прежнему перелистывал книгу за книгой, стоя у стеллажа.
- А вот каким: деятельный христианин ощущает себя инородным, но ключевым звеном системы, благодаря которому эта система только и может существовать. Чтобы было понятнее, предлагаю такую аллегорию: если добавить в формулу цианистого калия лишний элемент, то это будет уже не яд.
Махоркин пожал плечами. Соня Посиделкина слушала Красовского, слегка приоткрыв рот и скосив в его сторону, хотя и опущенные, но заметно внимательные глаза.
- Я только не подозревал, что на пути деятельного христианства встречается столько глупых случайностей и препон. Вот купил я сегодня по дороге на Ярославский вокзал рюкзак антоновских яблок, встал у газетного киоска и начал раздавать яблоки алконавтам, беспризорным мальчишкам и босякам. Они же, бедняги, витаминов совсем не видят, у них вообще источник калорий - только водка, пиво, одеколон.
- Еще валокордин, - подсказала Соня.
- Вдруг подходит ко мне милиционер и говорит: "Здесь торговля запрещена". Я отвечаю, что яблоками отнюдь не торгую, а так раздаю, из гуманистических побуждений. Он: "Так ты еще будешь издеваться над органами правопорядка!" - хвать меня за шиворот и вперед. Я, конечно, не сопротивляюсь, иду смирно мимо ларьков, как по улице Делароза, заместо креста тащу на себе рюкзак. Из ментовки меня довольно скоро выпустили, но прежде конфисковали рюкзак с яблоками, деньги, новую зажигалку и проездной.
Коля Махоркин сказал:
- Я тебя еще когда предупреждал, что практическое христианство точно доведет тебя до беды. Видишь ли, всякая религия отзывается на параллель с Полярной звездой. Она бесконечно далека от нас и недостижима, то есть как будто ее и нет. Но знающие люди, тем не менее, по ней ориентируются в пути. Так и христианство: идеал малопонятен и недостижим, но все же люди ориентируются на заповеди Сына Божьего и придерживаются Нагорной нормы по мере сил.
Сказав эти слова, Махоркин вдруг поймал себя на том, что он не столько пикируется с Васей Красовским, сколько вещает для Сони Посиделкиной, и даже несколько рисуется перед ней. Это открытие его озадачило, и он спросил себя: к чему бы ему выставляться перед замарашкой, на которую было больно смотреть еще пару часов назад...
- А я все равно от своего не отступлюсь! - сказал Вася Красовский. Вот сейчас поеду к себе в Александровскую слободу, продам новое демисезонное пальто и на вырученные деньги куплю яблок для босяков!