Страница 8 из 13
Короче, так ничего и не решили.
И вот как-то раз, то ли под праздники, то ли просто настроение у всех было хорошее, только решили мужики в комнате сообразить, ну и Пантюхин, естественно, нажрался до вырубона. А ключ от комнаты был один. Мужики решили в кино пойти, а Пантюхин в вырубоне. А оставлять дверь нельзя — комнату обчистят. Ну, короче, мужики в кино отправились, а Пантюхина заперли.
И вот, значит, Пантюхин проснулся, и захотелось ему по малой нужде выйти. Как истый джентльмен, в комнате он сделать не мог, а бутылку использовать не догадался. Высунулся он в окно — а под окном как раз дорога из общаги новочеркасского политеха в столовую, и студенты ходят туда-сюда, туда-сюда... Безвыходное, одним словом, положение.
А в простенке рядом с окном этой комнаты кабель телевизионной антенны висел. И задумал Пантюхин вследствие отчаянного положения вот что: вылезти из окна, зацепиться за кабель, повиснуть на нем, раскачаться, перемахнуть на соседнее окно, залезть через него в соседнюю комнату и выбраться из нее в коридор; или, уж если не получится, то сделать свои дела в той комнате. Ну вот, вылез Пантюхин из окна, и повис на кабеле, как обезьяна, между окнами, и ни до соседнего не может дотянуться, ни до своего. А надо сказать, что общага политеха была старая, с высокими потолками, так что до земли там было метров пятнадцать, а внизу расстилалась серая асфальтовая площадка.
Потом оказалось, что кабель висел все-таки ближе к пантюхинскому окну, и Пантюхин как-то догадался за него зацепиться. Залез он обратно и лег на кровать, потому что выйти по нужде он уже не хотел.
С тех пор Пантюхин окончательно бросил пить. То-есть пил, как все: по случаю и в компании.
БЕЗУМНАЯ НОЧЬ ПАНТЮХИНА На практике в Коломне Пантюхин жил в общаге на Шавырина.
Когда-то в этом здании был детский сад. Потом он обветшал и в него поселили химиков. Потом кому-то показалось, что для химиков это слишком жестоко, и туда поселили молодых специалистов. А с виду так ничего общага, только вот вся облезлая, и кухня и все удобства коммунальные в сарайчике во дворе. И от того обстоятельства жизни происходило у молодых специалистов уныние и они регулярно зашибали. А рядом с общагой был гастроном — сельмаг такой, стекляшка, но с пунктом приема посуды во дворе, и еще остановка автобуса. И покупатели иногда ошибались, и вместо пункта приема посуды попадали в общагу, если, конечно, двери не путали. Потому как у входной двери одна половина в зал вела, а вторая — в подвал в котельню. Котельня там была в подвале, на угле, и если кому уж очень не везло, тот прямо в угольную яму с бутылками и падал. А если не везло поменьше — то в зал, где ящик черно-белый и стол биллиардный.
И вот как-то раз забрели в комнату, где жил Пантюхин, два курсанта. Хотели они тоже сдать посуду, но не всю, пара сумок у них еще оставалась. Потом выяснилось, что был еще третий, но он остался ждать на Голутвине, после того, как в очередной раз решили повторить. А курсанты не знали, что он остался, и Пантюхина за него приняли, и по этому поводу еще немного посидели. Потом все трое пошли на трамвай, и в трамвае Пантюхина потеряли. Проехал Пантюхин кольцо и захотелось ему на подвиги. Сошел он опять на Шавырина, вернулся в общагу и зашел в комнату к мужику, про которого знал только, что его зовут Коля.
— Пошли, — говорит, — на Матросова, там я тебя с подругой моей девушки познакомлю.
А Коле надоело в окно на серый забор смотреть, и ему тоже захотелось на подвиги. И поехали они в общагу на Матросова.
А надо сказать, что Пантюхин где-то с третьего курса очень любил рассказывать о своих девушках. Он любовно называл их "ситуациями". Он даже начинал их классифицировать. Например, если девушка не только нравилась Пантюхину, но и он ей, то такая девушка нравилась Пантюхину еще больше. Это означало, что он нравился себе в девушке.
Девушки обычно быстро знакомились с Пантюхиным — их привлекала его простота, но вскоре он замахивал их своей простотой, и они его бросали, после чего быстро появлялась новая ситуация. Обычно дело ограничивалось прогулками по разным местам города, за что Пантюхина часто упрекали в поверхностном знании ситуации. Как-то принялись эти ситуации считать; дошли до двадцати трех и сбились со счета. Однажды ехал он куда-то с сокурсниками в пригородном поезде часов шесть и всю дорогу рассказывал им о своих ситуациях. Одного мужика с их потока, которому в тот день как раз не повезло в любви, это замахало, и он обозвал Пантюхина донжуаном и предсказал ему, что первый его брак будет неудачным (так оно впоследствии и случилось). Так что за Пантюхиным прочно утвердилась в этом вопросе репутация специалиста, пусть даже и поверхностного. Поэтому Коля пошел с Пантюхиным без всяких вопросов.
Пришли он на Матросова, и Пантюхин уверенно повел Колю по коридору в какую-то комнату. Там действительно были две женщины — одна гладила полотенце на синем вытертом одеяле, аккуратно уложенном на письменный стол, другая сидела на кровати и читала "Князя Серебряного". Сама комната была аккуратно прибрана, с полотняными салфетками на железных десятирублевых полках, шкафом с чемоданами сверху и катушечной тачкой у кровати. Пантюхин сел на стул с засаленной спинкой и протертым сиденьем и начал непринужденную светскую беседу.
Через пятнадцать минут проницательный Коля обратил внимание на то, что дамы с самого начала не подали ни одной реплики и вообще смотрят как-то подозрительно. Коля набрался смелости и спросил, указывая на Пантюхина:
— А вы вообще его знаете?
— Впервые видим!
— Извините, пожалуйста!
С этими словами Коля поднял Пантюхина и понес к двери. Пантюхин упирался и мычал. В коридоре он отбился от рук и завопил:
— Ты что?!
— Так ты ж говорил, что к знакомым пойдем!
— А мы бы познакомились!
— Так у тебя здесь что, знакомых нет?
— Сейчас найдем! — с беспредельной уверенностью в голосе заявил Пантюхин и начал долбить в первую попавшуюся дверь, на которой не было номера, а было написано "Ж".
Разочарованный Коля взял Пантюхина за шиворот и потащил по коридору. Пантюхин присмирел и тихо тащился. Но на лестнице он воспрял духом и мертвой хваткой вцепился в перила. В конце концов они все-таки спустились по лестнице, причем Пантюхин оказывался попеременно то сверху, то снизу Коли. По инерции они докатились до ручки входной двери снаружи.
— Слушай, — сказал Пантюхин, поднимаясь с земли и продолжая держаться за перила, — ну их, этих баб! Пошли лучше к мужикам!
— Чего-о?
— У меня мужики знакомые из БИТМа в общаге завода тяжелых станков, что у учебного комбината. На халяву кирнем!
В зэтээсовской общаге действительно оказались знакомые Пантюхина. В комнате, похожей на красный уголок, стояло несколько железных кроватей и старый телик. Через всю комнату на веревках висело белье. Из стульев в комнате была только табуретка. Она гордо стояла посреди комнаты и на ней покоился таз с бельем. Четыре мужика и одна чувиха, сидя на кроватях, смотрели "Адъютанта его превосходительства". Пантюхину обрадовались и тоже предложили посмотреть. Пантюхина кино мало интересовало, и он начал молоть чушь, причем у него время от времени и совершенно не к месту непроизвольно вылетали нехорошие выражения, вызывая у мужиков взрывы хохота. В конце концов чувиха встала и со словами "Не вижу ничего смешного" направилась к двери. Пантюхин кинулся за ней следом, но его тормознули и привязали к табуретке, предусмотрительно сняв с нее таз с бельем (как оказалось, она была прикручена к полу, чтобы соседи не свистнули). Пантюхин сквернословил и кричал: "Развяжите, я офицером буду после лагерей", на что получил ответ: "А мы тебе ща погоны повесим".