Ястребки

Парикмахерша пострекотала в воздухе ножницами, собрала в горсть Кирины волосы, взвесила их на руке и бросила ножницы на мраморный столик.

— Иди домой и забудь дорогу в парикмахерскую. С такими волосами ты Василиса Прекрасная, а без них будешь лопоухим мальчишкой.

— Мне необходимо их остричь, — взмолилась девушка.

— На фронт собираешься? — понимающе заметила женщина. — А красоту всё равно губить не надо. Пусть кто другой, а у меня рука не поднимется.

— Нашли что жалеть! — вспыхнула Кира, но сидеть в очереди к другому мастеру не было времени. «Сама отрежу», — решила она.

Дома бабушка укладывала в чемодан Кирины вещи и напевала свою любимую: «Под натиском белых наёмных солдат отряд коммунаров сражался…»

— Завтра ты едешь в эвакуацию, — решительно сказала бабушка. — Такой приказ коменданта города.

— А ты? — спросила Кира.

— Я — послезавтра со вторым эшелоном. Я договорилась с Марией Дмитриевной, чтобы она заменила тебе мать и бабушку.-Голос бабушки дрогнул.- И ей с тобой будет легче перенести потерю сына. Ты будешь её слушаться, как меня.

— Хорошо, бабушка. — Кира прижалась к ней.

Бабушка смахивала со щёк непрошеные слёзы.

— Я пойду с девочками попрощаюсь. Можно?

— Иди, только ненадолго, у меня вечером партсобрание, а нам о многом ещё надо поговорить.

Ровно в пять часов Кира, запыхавшись, взбежала на шестой этаж большого дома за Крымским мостом. Позвонила. Дверь открыл пожилой человек в золотых очках с толстыми стёклами. Под левой рукой у него был костыль.

«Старый и без ноги. Это не он», — подумала Кира и спросила Григория Ивановича.

— Я самый и есть, — ответил человек с костылём. — Жду девочку с косами. Как тебя зовут?

— Кира.

Сели за круглый стол. Григорий Иванович спросил:

— В военкомате была?

— Была.

— Отказали?

— Да.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

— Мне в четыре раза больше. И я был, и мне отказали. Говорят- стар, говорят — обязательно две ноги должны быть у солдата, а откуда возьмёшь вторую, когда в девятнадцатом потерял. Не вырастет вторая. Нет? Говорят — поезжайте в эвакуацию.

— Вы своё отвоевали, вам и эвакуироваться не стыдно. А мне? — грустно вздохнула Кира.

Григорий Иванович крякнул и бросил на девушку недобрый взгляд.

— Своё отвоюем, когда победим, а сейчас фашисты к Москве рвутся.

Кира поняла, что обидела человека.

— О задании тебе говорили? — уже мягче спросил Григорий Иванович.

— Нет, проверили только как радистку, об остальном вы мне скажете.

— Стирать умеешь? Гладишь хорошо?

Кира пожала плечами:

— Стираю. Мамин халат всегда я глажу, она любит накрахмаленный и хорошо отутюженный халат.

— Так… так… Мама — врач? На фронте?

— Да. И отец на фронте.

— Немецкий язык хорошо знаешь?

— Бабушка говорит, что прилично.

— Почему она так решила?

— Она преподавательница немецкого языка и меня учила. Только сейчас не работает. Послезавтра уезжает в эвакуацию.

— Ну что ж, стариков и детей надо эвакуировать, зачем их подвергать опасности… Чаю хочешь? — И, не дожидаясь ответа, Григорий Иванович пошёл на кухню.

Кира осмотрелась. Большой кабинет, тяжёлая кожаная мебель. На стенах фотографии. На одной Михаил Иванович Калинин пожимает руку Григорию Ивановичу, а левой рукой протягивает ему раскрытую коробочку с орденом. На другой Григорий Иванович, молодой, с обеими ногами, с кривой саблей на боку, папаха лихо сдвинута на затылок. Много фотографий Григория Ивановича в окружении детей, пионеров, рабочих.

Хозяин принёс дымящийся чайник, поставил его на круглый стол и стал шарить в буфете. Положил на тарелочку розового марципанового поросёнка.

— Отличная штука к чаю, — сказал он. — Правда, подзасох, несколько лет подряд на ёлке висел, внуки не успели съесть. Теперь мы полакомимся.- Григорий Иванович наколол сахарными щипцами поросёнка.

Пили чай. Хозяин расспрашивал гостью о школьных делах, комсомольской работе. Поговорили о спорте — Григорий Иванович болел за «Спартак»,- о литературе, о положении на фронтах.

— Ну что ж, — вдруг сказал он, — на мой взгляд, мы сумеем вместе работать. А работать нам придётся в тылу врага.

— В партизанском отряде? — обрадовалась Кира и с сомнением посмотрела на Григория Ивановича- какой из него партизан без ноги.

— Отряд будет состоять из трёх человек. — Григорий Иванович серьёзно посмотрел на девушку. — Командовать отрядом поручено мне. Ты будешь держать связь с Большой землёй, третий товарищ-мой помощник: связник, шифровальщик, прачка, переводчик — мастер на все руки. Замечательная женщина. Я знал её девчонкой с косами.

Григорий Иванович вспомнил, как вместе они работали в подпольной большевистской типографии, как сражались на баррикадах в революцию пятого года. Встретил её затем во время гражданской войны на колчаковском фронте. Потом надолго потерял из виду.

— А вчера познакомился с ней в райкоме партии. Сначала не узнал, потом пригляделся, поговорил, вижу — она вовсе не изменилась. Сегодня и ты её увидишь.

Для посторонних отряд Григория Ивановича будет обычной семьёй: мать, отец и дочка. Эта новая советская семья после нескольких дней напряжённой учёбы и тренировок в тёмную, безлунную ночь будет высажена с самолёта на парашютах на территории, занятой противником. С котомками за плечами, под видом эвакуированных они пойдут на восток, в город Н., где расположена штаб-квартира гитлеровской армии, и останутся там на жительство.

— В молодости я был часовых дел мастером, — сказал Григорий Иванович. — Теперь пригодится. Буду чинить немецким офицерам часы. Тебе с твоей новой матерью придётся стирать бельё.

— И на немцев? — испуганно перебила Кира.

— Вот именно на немцев, на офицеров. Вы должны быть отличные, незаменимые прачки, не знающие ни одного слова по-немецки.

— Я ненавижу немцев!-пылко воскликнула Кира.

— Не все немцы звери, не все фашисты. Многие с отвращением относятся к войне. Есть такие, которые не меньше нас с тобой ненавидят фашизм. Мы будем искать их.

— И вы думаете, что мы найдём таких?

— В городе, где мы устроимся, есть уже один такой друг. Он ждёт нас, чтобы передать важные сведения о планах гитлеровского командования. Он будет вместе с нами способствовать разгрому гитлеризма.

Кира молчала.

— Очень кстати, что у меня только одна нога, — сказал с довольным видом Григорий Иванович.- Немцы не мобилизуют на работы. Очень хорошо, что у тебя косички, с ними ты выглядишь совсем несмышлёнышем. Но всякое может случиться… — добавил он, задумавшись.

Уже темнело, когда в передней раздался звонок.

— Вот пришла наша мама. Сейчас мы подробно обсудим план дальнейших действий, хорошенько познакомимся друг с другом. — И Григорий Иванович пошёл открывать дверь.

Кира сидела взволнованная и думала о большой и сложной жизни, которая ей предстоит. Справится ли она? Справится. Она будет стараться походить на ту женщину, о которой рассказывал Григорий Иванович. Вот только как бабушка? Как её предупредить? Кира ей напишет письмо, большое, ласковое.: Напишет маме, чтобы та не сердилась за то, что бабушку оставили одну.

Кира слышала, как в передней Григорий Иванович вполголоса разговаривал с женщиной. И какая эта названая мать, с которой Кире придётся перенести много трудностей и лишений? Будет ли она ей настоящим другом, каким была в её жизни бабушка?

Григорий Иванович открыл дверь и сказал:

— Проходи, проходи, познакомься с нашей дочкой. Такая же девчонка с косами, какой я знал тебя. И даже похожа.

Кира встала со стула и обмерла: в дверях стояла её бабушка.

— Ты зачем здесь? За мной?

— А ты как сюда попала?

— Э, да вы, оказывается, знакомы? — удивился Григорий Иванович.

— Это ж моя внучка, Кира, я тебе о ней говорила.

— Нет, теперь это уже не внучка, а родная наша дочка. — Григорий Иванович снял очки, вынул из кармана платок и стал протирать их. — Райком комсомола нам её рекомендовал.