Человек-Хэллоуин

— Ну, на самом деле я сказал неправду, — признался Фэйрклоф. — Я знаю их старых друзей по клубу. И тоже хотел познакомиться.

— Отлично сыграно, — хмыкнул Аткинс — Вы меня едва не провели. Но только если бы вы были их старым другом, то знали бы об их отношении к войне.

Фэйрклоф не отрывал глаз от фотографии.

— Неужели?

— Их дочь Диана говорила мне, что это они развязывают все войны. И я ей верю.

Фэйрклоф едва обратил внимание на эти слова.

— Я там был, — сказал он.

— Во Франции?

— Да, — шепотом ответил Алан, обращаясь больше к самому себе. — В этой пещере.

Человека из клуба, который упомянул о поместье Краунов, звали Руперт Льюис. Фэйрклоф вышел на него через одного более близкого знакомого, Рафаэля Финча, — с ним он время от времени обедал и частенько, когда накатывало вдохновение, посещал нью-йоркские садомазохистские и гей-клубы.

Фэйрклоф позвонил Льюису.

— Тот дом вашего брата уже продан?

— Ну у вас и память, — удивился Льюис, явно с трудом припоминая их разговор. — Нет, и его вдова никак не может сбыть его с рук. Дом сильно пострадал от тропического шторма три года назад. На самом деле он неплохой, но, пожалуй, сам участок все-таки стоит больше, чем все постройки. Он расположен в верхней части маленького острова. Чуть меньше ста акров. Вас это интересует?

— В высшей степени, — ответил Фэйрклоф. — Чрезвычайно.

На следующий день Алан Фэйрклоф выехал из города и почти всю дорогу гнал со скоростью девяносто пять миль в час — мимо привычных указателей на летние курорты: Ом-Лайм, Сейбрук, Стонингтон, Мистик, — пока не нашел дорогу номер три. Пришлось преодолеть еще десять миль по двухполосному шоссе, сплошь в колдобинах и выбоинах, вдоль ряда по-зимнему голых, закрывающих солнечный свет густых кустов. Он думал уже, что свернул не туда, но тут из-за кустов выкатилось солнце и открылся вид на небольшую бухту в окружении лесов. Миновав лодочные сараи, Фэйрклоф оказался, пожалуй, в самом необычном городке Новой Англии, которого еще не коснулось влияние Нью-Йорка или Бостона, разрастающихся неподалеку от него, словно паразиты, во все стороны протягивающие свои щупальца.

Улицы этого рыбацкого городка в разгар зимы были пустынны, здание таможни выглядело заброшенным — судя по всему, никому и в голову не приходило использовать его по назначению, — помещение публичной библиотеки было размером с однокомнатную квартиру. Имелись в городе и три церкви с великолепными шпилями.

Алан испытал странное ностальгическое чувство: его едва не охватила тоска по тому, чего у него никогда не было и о чем он никогда и не мечтал.

С мыса Лэндс-Энд он разглядел несколько небольших островов — это и были три острова Авалона. Половину самого маленького из них занимала летняя резиденция брата Руперта Льюиса.

Фэйрклоф вернулся на узкие улицы с промерзшими тротуарами, вдоль которых тянулись деревянные и кирпичные дома. Он направился в сторону мыса Джунипер, к ряду великолепных белых домов, выстроившихся подковой на другом конце городка, по архитектурному стилю похожих на большинство домов поселения Стоунхейвен, но не сравнимых с ними по степени роскоши.

Небольшая медная табличка на низких кованых воротах извещала:

«Поместье «Щиты». Здесь рады всем, никто не будет отвергнут».

К северу от дома располагались конюшни, рядом с гаражом на шесть машин — домик сторожа, на южной оконечности участка — стапели для яхт. Лужайка перед домом оказалась меньше, чем он ожидал увидеть, сада не было вовсе. Сам дом представлял собой имитацию южного особняка, типичного для Джорджии: слишком короткие колонны, слишком большие окна, густо увитые лианами стены… За пышной растительностью, похоже, никто не следил… Но дом все равно был великолепен. Всем своим видом имение Краунов радовало и глаз, и душу.

Особняк проступал из окружающего его ландшафта, словно белый лик, и окидывал презрительным взглядом все, что оказывалось в поле его зрения: острова Авалона, леса и даже Алана Фэйрклофа в черном «мерседесе», который он остановил на загнутой в кольцо подъездной дороге.

Первое впечатление от Дианы Краун, которой тогда было всего лет пять-шесть: довольно невзрачная и нечесаная. Он ошибочно принял ее за дочку сторожа, что вызвало бурю возмущения с ее стороны. Девочка выказала себя малолетним тираном.

— Я Диана Краун, дочь Дариуса и Онории Краун, а вы, сэр, в данный момент нарушаете границы частных владений.

Она лепетала совершенно по-детски, но и слова, и та властность, с какой она произносила их, были явно не по годам. У нее были светлые волосы, совершенно заляпанные какой-то клейкой субстанцией, будто она каталась по глине.

— Что ж, а я Алан Фэйрклоф. Я покупаю дом Льюисов на острове. Хотел, если это возможно, познакомиться с твоим отцом.

— Дом мистера Спенсера Льюиса? — переспросила она, с подозрением оглядывая его.

— Именно.

Он был порядочный зануда, — сказала девочка.

Фэйрклоф хихикнул.

— И что тут такого смешного? — спросила она надменно.

— Ничего-ничего, — ответил Фэйрклоф — Ты просто прелесть.

Она чуть надула губки, а потом обернулась, чтобы позвать отца.

— Папа, приехал мистер Феаршкаф…

— Клоф, Фэйрклоф, — поправил Алан, произнося фамилию по слогам.

Диана недобро улыбнулась.

— Да, я знаю. Но мне больше нравится Феаршкаф.

До слуха Алана донесся звук шагов. Видимо, Дариуса Крауна Маленькая девочка снова повернулась к Фэйрклофу и уставилась на него почти прозрачными голубыми глазами.

— Этой ночью мне снилось, что вы приехали сюда, мистер Феаршкаф. Мне снилось, что я стою перед окном своей спальни и вижу, как вы подъезжаете на черной машине. Только это был кошмарный сон. Из вашей машины вышел кое-кто другой.

— Вот как? И кто же это был?

«Интересно, — размышлял он, — доводилось ли ей уже испытывать сильную боль или это удовольствие она познает только в подростковом возрасте?»

— Дьявол, — ответила она. — Но он выглядел точно так же, как вы. И глаза у него были как у вас.

— Ладно, признаюсь, — засмеялся Фэйрклоф. — Он мой дальний родственник с материнской стороны. Неудивительно, что ты уловила сходство.

Это было много лет назад, но Алан до сих пор ощущал волнение, вспоминая первую встречу с Крауном и его семейством и тонкие ростки доверия, которое они испытывали друг к другу. Алан купил дом Льюиса, отремонтировал и стал все больше и больше времени проводить на острове, навещая Краунов летом и в зимние праздники.

Он показал им то, что было запечатлено в камне из французской пещеры, а они, в свою очередь, показали ему свое сокровище — более ценное, чем все богатства христианского мира.

Алан научил их закрепощающему заклинанию и тому языку, который понимало их сокровище.

Однако пристрастия Фэйрклофа и многочисленные финансовые сделки вынуждали его подолгу бывать в разъездах: Рим, Лондон, Нью-Йорк… места, кишащие народом, где можно было отыскать согласных на насилие юношей и девиц, чей протест выражался лишь гримасой… где он мог духовно совершенствоваться на свой лад и при этом сохранять свое инкогнито…

Но «Щиты» и Крауны, остававшиеся в маленьком поселении, неустанно манили его обратно.

Впрочем, он не противился этому зову.

Жестокость, беспредельная жестокость, использование силы во благо и во вред… Он был частью чего-то большего, невообразимого для простого человека.

Если все состыкуется и получится — а кажется, так оно и будет, — мир изменится, выползет из своей старой, надоевшей шкуры.

Алан Фэйрклоф станет пастырем, приближающим наступление новой эры.

Из дневника Алана Фэйрклофа.

Семнадцатью годами раньше.

«Я испытывал лишь нетерпение, когда Краун вел меня в кабинет. Я жаждал видеть. Я хотел ощутить. Но он заявил, что сначала должен обсудить со мной кое-что. Обычный разговор, подозрительные взгляды. Я предполагаю, что Краун верит во всю ту чушь собачью, о которой распространяется. Он помешан на иудео-христианской мифологии и особенно часто употребляет слова «Сатана» и «Враг», будто они в состоянии описать истинную сущность этого сокровища. Возможно, он просто сумасшедший и лишь огромное состояние спасает его от пребывания среди себе подобных. Краун верит в собственную ересь. И дюке возвел ради такого дела часовню. Он утверждает, будто удерживает существо в ловушке с помощью религиозных символов, но, должно быть, заблуждается.