Страница 89 из 146
— Всё, наверное, так, — с грустью ответил Алексей. — Странно лишь то, что в этом нашем новом мире, в двадцать перовом веке — страшно подумать! — когда наука и техника достигли невиданных высот, когда будущее относительно легко прогнозируется и им вполне можно управлять, никто не решается открыто и обстоятельно рассказать о нём! Предложить на выбор варианты, объяснить, что может поджидать людей на пути к каждому из них, предупредить о трудностях… Люди бы всё поняли, обдумали, взвесили и сделали бы согласный выбор. Для несогласных с выбором большинства — предложить что-то взамен, мы же не после гражданской войны, чтобы сгоряча расстреливать и лишать прав всех несогласных… Однако вместо этого — молчание. Просто живите, люди, ходите под флагами пусть красными, пусть синими или зелёными, но только не задавайте вопросов о будущем. Его за вас как бы определят другие.
— Вот молодец! Всё понял, всё усвоил из нашего новояза! — внезапно прервал Борис. — Произнёс «как бы» — самое что ни на есть главное ныне словечко! Как бы! И ведь это не просто словечко — это целая формулу жизни, по ней всё ныне делается — как бы!
— А может быть, друзья, хватит митинговать? — предложила Мария. — Оставьте политику для разговоров дома, сейчас же праздник!
— С удовольствием оставлю! — немедленно согласился Алексей, переложив розу из одной руки в другую. — Но я хотел бы всё же подарить эти наши цветы кому-нибудь из тех, кто семьдесят лет назад твёрдо знал, что будущее зависит от собственных усилий и личной твёрдости. Кто боролся за это будущее, шёл на любой риск, был готов к смерти — причём по-настоящему, а не «как бы»!
Однако, на беглый взгляд, настоящих фронтовиков поблизости не обнаруживалось: из разноликой толпы выделялись лишь несколько моложавых, лет по шестьдесят-семьдесят, полковников, увешанных медалями, такого же возраста капитан первого ранга в чёрном с золотыми кантами кителе да несколько молодых парней в красноармейских гимнастёрках, куда-то целеустремленно протискивающихся сквозь плотные ряды гуляющих.
Алексей с Петровичем переглянулись: выходило, что в этот момент времени и в этой точке пространства лишь они двое могли похвастаться принадлежностью к славному прошлому! Однако думать об этом, пребывая в крепких и здоровых телах, было неловко и тяжело. Алексей ощущал также и неловкость и от ношения великолепной праздничной розы, которая, по его твёрдому убеждению, должна была находиться в других руках. Но где же найти эти нужные руки?
В этот самый момент Петрович подмигнул и лёгким кивком в сторону предложил следовать за собой. Действительно, за поворотом дорожки на скамейке сидели две щуплые и совершенно седые старушки. Одна была в старомодном коричневом жакете, на лацкане которого светилась единственная медаль «За отвагу», другая — в выцветшей и заштопанной видавшей виды гимнастерке сержанта санитарной службы, теперь немного мешковато сидевшей на её крошечных, сутулых плечах. Наград у второй старушки было чуть больше, но тоже немного — всего три.
Алексей с Петровичем подошли к ним и, поклонившись, протянули розы. «С праздником вас! Будьте всегда здоровы и радостны!»
Старушки приняли цветы, заулыбались и одна из них начала было вставать со скамейки для благодарности, на что Петрович запротестовал и уговорил её этого не делать. Тогда фронтовички согласно подвинулись, предложив Петровичу место рядом. Петрович не стал спорить и ненадолго присел, а Алексей, Мария и Борис остановились рядом.
Легко и непринуждённо завязался разговор, из которого выяснилось, что одна старушка воевала на 2-м Украинском, а вторая — на 3-м Белорусском фронтах, что познакомились они уже после войны на общей работе и что долгие годы праздник 9 мая встречали порознь, поскольку собирались с однополчанами в разных местах. Однако вот теперь, когда прежнего множества встреч уже больше нет, они проводят День Победы вместе…
Внезапно рядом появился грузный молодой человек в солнцезащитных очках с ярко-рыжей растрёпанной шевелюрой, выбивающейся из-под тесной, слегка съехавшей на затылок бейсболки и в разноцветной рубашке навыпуск.
— Моя прабабушка Мария Вениаминовна! — указывая рукой на старушку в гимнастерке, раскатисто представился он, отчего-то при этом сохраняя серьёзное и насупленное лицо. — Двадцать шестого года рождения! Героиня!
— Яшенька, ну зачем же так? — попыталась робко возразить ему старушка.
— Чтобы страна знала в лицо своих героинь! — ещё громче ровным театральным голосом провозгласил правнук. — А рядом — её боевая подруга… Василиса Прокопьевна… Да, именно Василиса Прокопьевна. Обе брали Кёнигсберг!
— Яшенька, Василиса же воевала в Венгрии! — ответила ему старушка тихим и немного извиняющимся голосом.
— Ну подумаешь! Из-под Кёнигсберга перебросили в Венгрию! Или наоборот. Чего-чего, а вагонов у Сталина всегда хватало!
— Яш, ну не надо…
— А почему это — не надо? Если День Победы — то что же: сплошные глупые улыбки и фигуры умолчания? Нет, пусть все знают, что победу заслужили только конкретные люди, вот они, например, — с этими словами верзила кивнул на старушек. — А если брать всех вместе — то совершенно не заслужили. Самолеты были дерьмо, генералы — дерьмо, солдаты шли в атаку только лишь потому, что сзади стояли пулемёты, а сто грамм спирта отключали мозги… Без американской помощи и заградотрядов не было бы тут никакого девятого мая! Победа этому режиму досталась чудом.
— Вы хотите сказать, что она была должна достаться Гитлеру? — с изумлением спросил Алексей.
— И да, и нет. У меня, у Якова Херсонского, как вы понимаете, свои счеты с Гитлером. Но во всём, если разобраться, виноваты Сталин и Россия. Вы не согласны? Хорошо, тогда объясняю. Россия в последние десятилетия царизма стала бредить социал-демократией. Социал-демократия, как вы знаете, — явление европейское. Россию же в Европу никто не звал, она сама припёрлась и долго клянчила у порога. Её пустили, а она раз — и устраивает революцию, заключает с Германией Брестский мир, ломает все европейские планы. Ну, сразу же ей и наказание — гражданская война и голод. Наказание состоялось — к ней опять начинают лучше относится, опять приглашают стать культурной…
— Простите, — не выдержал Алексей. — Кто и когда приглашал?
— Кто-кто… европейская социал-демократия, ставшая к тому времени влиятельной силой.
— Вы что-то путаете… Между двумя войнами социал-демократы нигде не могли похвастаться особым влиянием.
— Нигде? Вы ошибаетесь.
— Тогда где же, подскажите?
— Англия и Америка — вас это устроит?
— Ни в коем случае. Если Чемберлен — социал-демократ, то я тогда, наверное, японский император, — возразил Алексей, улыбнувшись. — И даже если Рузвельт симпатизировал отдельным левым идеям, то это ровным счётом ни о чём не говорит.
— Не в политиках дело, дорогой мой! Мировые финансы — вот кто создал социал-демократию и кто ею всегда руководил! Вы думаете, так легко было создавать современную экономику, глобальную валюту, глобальные банки? Свергать монархии, просвещать людей? Для этой работы были сформулированы новые идеи и созданы организации, без войн и демагогии покорившие мир быстрее, между прочим, чем любая из известных религий! Россия же вместо того, чтобы спокойно дожидаться своей очереди, припёрлась в этот серьёзный клуб сама — припёрлась, да и начала куролесить: революция, потом расправа с теми, кто её совершил, убийство Троцкого, новый Коминтерн… Если бы всё шло по плану — то и не возникло бы потребности эту взбесившуюся страну усмирять. И Гитлер бы просто сгинул в баварской тюрьме после очередного пивного путча!
— Лихо это вы закрутили! — подключился к спору Борис. — То есть Гитлера сделали Гитлером ради усмирения взбесившейся и отсталой, на ваш взгляд, России прогрессивные мировые банкиры?
— О чём, кстати, в открытую писали все подряд советские газеты в тридцатые годы, — добавил Алексей, стараясь не показывать вида, что обескуражен внезапным поворотом разговора.
— А вы что — читали эти газеты? — Херсонский взглянул на Алексея надменно и в чём-то даже непримиримо.