Страница 25 из 146
Рана на бедре Алексея оказалась неглубокой, но достаточно болезненной. Из-за того что был поврежден какой-то значимый сосуд, она сильно кровоточила, и, чтобы остановить кровь, Петровичу пришлось наложить сделанный из куска медного провода жгут. Об участии Алексея в дальнейших вылазках в ближайшее время не могло быть и речи, поэтому было решено, довольствуясь закупленным провиантом, использовать образовавшееся время для изучения печатной продукции и устройства хотя бы какого-нибудь подобия быта.
Пожалуй, единственной проблемой, которая мешала организации нормального быта, было отсутствие воды. Вода требовалась и для обработки ранения, и для минимальной по походным условиях помывки и стирки белья, и для бритья, поскольку сильно отросшая щетина делала внешний вид у обоих разведчиков совершенно неприемлемым для непринуждённого и безопасного пребывания в городе. В поисках воды Здравый обошёл все окрестные задворки, однако не обнаружил ни крана, ни колонки, ни пожарного гидранта. Зато в нескольких ямах и бетонных желобах стояла вполне пригодная к употреблению талая вода, которую надлежало лишь прокипятить, а чуть дальше, в направлении дымящих труб электростанции, был выявлен полноценный пруд. Однако принести воду было не в чем, и Петрович, предупредив Алексея и одев синюю охранничью куртку, в одиночку отправился в район станции.
Он вернулся часа через полтора с вместительной, литров на десять-двенадцать, побитой эмалированной кастрюлей, к ручкам которой можно было легко прикрепить провод, превратив в подобие ведра. На вопрос Алексея о том, где именно удалось разжиться столь ценной вещью, Петрович ответил, что раскопал её в одном из мусорных контейнеров возле многоэтажных домов. Упреждая недоуменную реакцию своего товарища, он сразу же пояснил, что пока стоял «в прикрытии», то наблюдал, как к мусорным бакам во дворе подходили порыться несколько местных жителей, двое из которых, к тому же, были сравнительно неплохо одеты и совершенно не походили на бездомных бродяг.
Алексей, отложив в сторону раскрытую газету, многозначительно усмехнулся:
— Да, теперь всё сходится. Мы с тобой прибыли, товарищ старший сержант, в страну, где восстановлен капитализм. По ржевским лесам разъезжают бандиты на «мерседесах», а московские старики побираются на помойках.
Петрович сделал вид, что нисколько не удивлён:
— Не факт, что это капитализм. До войны некоторые тоже заглядывали на помойки.
— Может быть, где-то и заглядывали — но уж точно не в Москве!
— Согласен, у вас в Пионерском точно не заглядывали. А чуть подальше — и не такое бывало! Нет ничего зазорного в том, чтобы найти и принести с помойки вещь, которая нужна и которая ещё может послужить. Я сам вот, когда нужно было радиоприемник собрать, ходил на свалку радиозавода…
— Ну ты сравнил! То же радиозавод! Да ведь ты же мог и со службы детали взять!
— Мог, да не брал, — усмехнулся Здравый. — А со свалки радиозавода я даже кое-что носил и к себе на Лубянку — чтоб не ждать, пока снабженцы исполнят комплектацию. Вот и сейчас — эта кастрюлька с мусорки почти новая нам с тобой ещё послужит. Подожди-ка, я воды принесу…
Через несколько минут он вернулся с водой. Теперь принесённую воду надлежало закипятить, для чего Петрович, оказывается, уже приготовил детали для изготовления кипятильника — найденные среди хлама две небольшие ровные стальные пластинки, между которыми он разместил плашмя несколько спичек, скрепил куском бечевки и приладил электрический провод, концы которого продел в отверстия, пробитые гвоздём на каждой из них.
— Что это будет? — поинтересовался Алексей?
— Индукционный кипятильник. Переменный ток из сети создаёт между параллельными пластинами мощное поле, которое греет воду. Вещь потрясающая, но очень опасная. Сделать сам даже не пытайся.
С этими словами Петрович погрузил своё устройство в воду и вставил конец провода в розетку на стене. Немедленно раздался громкий электрический треск и настольная лампа, в свете которой Алексей читал прессу, погасла.
— Пробки выбило. Пойду, гляну…
Алексей поднялся со своего места и проследовал с Петровичем в прихожую, где находился запертый на замок электрощит. Замок сбили обрубком швеллера, Петрович открыл щит и с удивлением покачал головой, не обнаружив привычных пробок. Вместо них на кривой рейке болтались несколько переключателей, один из которых только что перегорел. Петрович что-то буркнул под нос про «байпас» и принялся устанавливать в обход сгоревшего устройства кусок проволоки. Неожиданно он резко вскрикнул и отскочил в сторону:
— Жуть! Что у них тут за напряжение!
И, придя в себя от удара током, принялся с удивлением разглядывать сохранившиеся внутри электрощита таблички и маркировки. Оказалось, что вместо привычных в довоенной столице ста двадцати семи вольт напряжение в сети было — ни много, ни мало — а целых двести двадцать!
Со второго раза байпас встал на место, и импровизированный кипятильник, шипя, свистя и выжигая, по-видимому, колоссальное количество электрической энергии, стал быстро нагревать мутную талую воду в огромной кастрюле. После того как вода закипела, надлежало ждать её остывания до приемлемой температуры, и Алексей, воспользовавшись паузой, принялся рассказывать Петровичу о новостях, только что почёрпнутых им из современных газет.
— Война закончилась не в сорок третьем, а сорок пятом, — начал он с главного. — наши потери — больше двадцати миллионов. В ноябре сорок второго бои шли под Сталинградом. Москву не сдали.
Услышав про Сталинград, Петрович присвистнул. Алексей кашлянул и продолжил:
— Советского Союза больше нет, мы находимся в Российской Федерации. Украина — независимое государство. Президента в России избирают, выборы состоялись в марте.
Видимо, Здравый напрасно полагал, что большую часть реалий современной жизни он узнал из общения с ветераном-инвалидом на рынке. Его друг, как нарочно, как на подбор озвучивал вещи невероятные и выбивающие из колеи.
— Украина независимая, говоришь? — неуверенно и даже с небольшой дрожью в голосе переспросил Петрович. — Ну, тогда и остальные республики разошлись. На кой нам без Украины весь этот муравейник!
— С Грузией война была. Совсем недавно. Там теперь говорят, что Россия оккупировала Сухуми и Цхинвали.
— Ну, это, может, наши и правильно сделали. А в каком году Сталина не стало, ты не разузнал?
— Разузнал. В пятьдесят третьем. После него правил некто Хрущёв, который прославился разоблачением сталинских репрессий. Правда, при нём расстреляли Берию.
— Ты что, Алёша, шутишь так со мной? Какой ещё Хрущёв? Тот матерщинник и недобитый троцкист, что ли, что возглавлял московскую парторганизацию? Репрессии, говоришь, разоблачал?
— Я Хрущёва не знал…
— Зато я знал очень хорошо. Он с тридцать пятого был у наших в разработке, жаль, что его не расстреляли, а ведь было за что. А что же произошло потом?
— Что произошло потом, я ещё не разобрался. В начале девяностых был вроде бы неудавшийся военный переворот, после которого началась приватизация государственных предприятий. Капитализм у нас теперь восстановлен однозначно, однако с Соединёнными Штатами мы по-прежнему едва ли не враги… Так мне показалось, во всяком случае.
— А с Германией?
— Вроде бы отношения ровные. Восточную Пруссию мы у немцев забрали, теперь это Россия. А вот Крым — отдали.
— Кому отдали? Немцам?
— Да нет, Украине.
Петрович, начинавший понемногу привыкать к невероятным новостям, здесь не смог сдержать своего крайнего изумления:
— Если бы отдали Крым немцам, туркам — я бы ещё мог понять. Но чтоб Украине? Они что, у тебя там, в Кремле, — все конечные идиоты?
— Почему это — у меня? У нас с тобой, товарищ сержант госбезопасности, теперь у нас с тобой!
— Извини, лейтенант, — Петрович отёр выступившие на лбу капли пота. Потом, помолчав, продолжил. — Я, честно тебе сказать, не предполагал таких изменений… Новые одежды, автомобили, радиотелефоны — за семьдесят лет всё это могло и должно было поменяться, но вот СССР, Украина, Хрущёв… Куда же Сталин смотрел?