Страница 106 из 146
Но с новыми партнёрами, судя по всему, у Виталика дела не ладились, поскольку он явно начал пытаться, не зная всей правды, искать покровительства у Бориса. Он поведал, как «занавесившись» через третьих лиц, сумел в конце зимы приобрести в Тверской области заброшенный колхоз и теперь намерен открыть там охотничье хозяйство с элитной базой отдыха. Гостевые домики, баня, конюшня, стрелковые вышки и кормушки для кабанов — всё уже оплачено и готово, дело остаётся за малым — «раскрутить» объект. Для этого, по мнению Виталика, достаточно уговорить приехать туда погостить члена Правительства или какую-нибудь творческую знаменитость.
Борис пообещал помочь, чем сумеет, и попросил для начала прислать ему рекламные материалы по охотничьей базе. Виталик повеселел, приободрился и принялся рассказывать какой-то длинный и занудный анекдот, заставивший Бориса искать предлог куда-нибудь уйти. Подходящий повод представился достаточно скоро: к Борису подошёл Петрович с просьбой от Марии помочь в подготовке очередного выступления.
Борис быстро перепоручил Виталика в ведение обнаруженного неподалёку Петровича, и тотчас же удалился к сестре.
Однако там быстро выяснилось, что причины для спешки нет — рядом с террасой, чуть поодаль от ярких световых овалов, отбрасываемых на землю многочисленными светильниками, Мария и Алексей оживлённо беседовали с миниатюрной пожилой женщиной в бретонской шляпке, оказавшейся матерью Гановского. Именно она вчерашним вечером обратила внимание своего сына на выступление Марии и с изумлением услышала в ответ, что молодая певица — сестра его старого приятеля.
— …Поймите меня правильно, моя милая, — услыхал Борис немного возбужденную речь пожилой дамы, ведавшей себе цену, — я кое-что понимаю в этой жизни и желаю вам только добра. У вас прекрасный голос, но оставляя его таким, каким он есть, вы не сделаете карьеру. Колоратурные изыски сегодня никому не нужны и не интересны. Вы же не согласитесь всю жизнь петь одну лишь «Царицу ночи»! Подумайте, что Милица Корьюс, которую, вы вчера перепели, после того фильма так и не смогла сотворить себе карьеру настоящей певицы! Переходите в более низкий регистр, пробуйте себя в малой октаве! И меняйте амплуа, деточка, срочно меняйте! Можно и небольшую операцию по корректировке голосового аппарата сделать — подумайте хорошенько. Если что, у меня есть один замечательный хирург, я для вас всё организую…
— Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, — немного бесцеремонно объявил о своём прибытии Борис, — но я бы поостерёгся быть столь категоричным. Маша свободно чувствует себя в широком диапазоне и может браться даже за драматические партии. Она легко переходит в кантилене с грудного резонирования на головное. Плюс — мягкость дыхания. Плюс — много ещё чего. У Маши действительно уникальный голос, и ей бы… ей бы не по разным сомнительным лавочкам нашим шастать, чтобы потом резать связки, а позаниматься у лучших мировых вокалистов!
— Конечно, конечно, вы абсолютно правы! Талант нужно развивать, пусть она развивает, но вот использовать она его сможет только в узком домашнем кругу, уж вы мне поверьте! Ибо миром искусства сами знаете, что правит.
— Знаю, деньги.
— Не только деньги, мой милый. Прежде, чем приходят деньги, формируются стандарты и стереотипы. Во времена Моцарта и Доницетти были один стандарты, теперь — другие. Сегодня рынку колоратуры и стаккаты не нужны. А знаете, почему? Потому, что публика хорошо потребляет лишь то, что она сама способна в каком-то приближении воспроизводить. Никто и никогда не согласится платить за то, что ему ни при каких обстоятельствах абсолютно недоступно в домашнем музицировании или под караоке. Никто и никогда!
— Но мне наплевать на деньги, — немного раздражённо и с грустью в голосе ответила Мария.
— Не смешите меня, голубушка! Даже если вам наплевать, то вот ему, — и она кивнула в направлении Алексея, сидевшего в кресле неподалёку, — ему, вашему спутнику, это вовсе не всё равно!
— Отвечу честно, мне тоже всё равно! — отозвался Алексей, не вставая. — Я разобьюсь в щепу, но найду, как обеспечить Машу всем необходимым. А она пусть развивает те свои способности, которые получила от природы. Так что обойдёмся без операции.
— Абсолютно согласен, — резюмировал Борис.
Однако тут Мария неожиданно лукаво улыбнулась старушке и заявила, что телефон хирурга она записать готова и что над операцией — подумает.
— Умница, я же говорила! Умница! — всплеснула та руками.
— При одном условии, — спокойно ответила Мария и, подойдя к плетёному креслу, в котором сидел Алексей, возложила свои руки ему на плечи. — При условии, что об этом попросит меня он.
И, наклонившись, поцеловала Алексея в волосы.
Наступившую на миг тишину пришлось прерывать виновнику поцелуя:
— Ну вот об этом я точно не попрошу! Кстати — мы забыли, что обещали что-то исполнить. Публика, похоже, уже заждалась.
— Этой публике, — заговорила старушка Гановская ровным и спокойным голосом, бросив в сторону толпы гостей надменный взгляд, — им ближе не академический вокал выслушивать, а под «Мурку» плясать. Хотя когда-то эта самая «Мурка» была прекрасная и чистая мелодия… Я — старый человек, мне нечего скрывать, и мой сын это тоже знает: половина из тех, что там толпятся, — абсолютно неграмотные и невежественные люди. Вторая половина — негодяи, которые шли к вершинам по чужим судьбам и трупам. Баловни судьбы и преступники, ничего более… Однако вы правы, мы им обещали меленький концерт. В конце концов, их расположение нужно всем нам для нашей работы… Я слышала, вы что-то что из Вагнера сейчас споёте?
— Из Вагнера? — искренне удивилась Мария. — Из Вагнера я знаю крошечную партию Фреи из «Золота Рейна», и это всё, пожалуй. Пробовала, правда, как-то ещё Эльзу, Einsam in truben[47]. Но я не люблю Вагнера.
— Отчего ж?
— Я понимаю, что я неправа, но для меня он — мизантроп и воспеватель смерти. Не выношу его, и всё. А почему вы спросили о Вагнере?
— Потому, милая, что в ближайший год Вагнер будет в моде. У вашего воспевателя смерти грядёт юбилей, и публика готова платить за него любые деньги. Понимаете?
— Понимаю. Но только сегодня я Эльзу петь не хочу.
— А что, Маш, может попробуешь? — подключился к новой теме Борис. — Публика оценит, а аккомпанемент там несложный, легко на рояле изваяем.
— Нет, не хочу и не буду!
— Подумай, у тебя получится!
— Нет.
— Но послушай, — не унимался Борис, — сегодня — отличный шанс заявить о себе. Закрепить вчерашний успех. В конце концов, если не петь, то зачем ты сюда приезжала, а я напрасно травил свою печень алкоголем?
— Боря, — ответила Мария. — Мы с Алексеем уже всё решили. Я буду петь первую арию Виолетты. Потому что я именно так себя сейчас чувствую и именно так хочу. Ведь взгляните, друзья — какой прекрасный сегодня вечер, замечательное весёлое общество, вино и улыбки! О болезнях печени и обо всём прочем можно пока не думать… Я чувствую, что здесь и сейчас для меня… для всех нас открывается какое-то неведомое будущее, и у меня есть надежда, что оно будет счастливым. Мне сегодня как-то особенно странно и хорошо.
И поправив длинную шаль на плечах, Мария развернулась по направлению к широкому спуску к реке, открывающемуся сразу же за ярко освещённой площадкой шумного собрания.
— Хорошо, — ответил Борис, обращаясь к Алексею. — Виолетта так Виолетта. Сможешь поддержать аккомпанементом? Или мне попробовать?
— Я думаю, — ответил Алексей, — что петь арию Виолетты на пару с концертмейстером в такой день не стоит. Нужен хороший оркестр.
— Ясное дело, нужен оркестр! Только где мы его возьмём?
В ответ Алексей загадочно улыбнулся и пригласил Бориса спуститься к реке.
Внизу, на берегу Москвы-реки, на обширной тщательно подстриженной пляжной лужайке, группа рабочих в свете фар двух автофургонов завершала установку огромного телеэкрана, мощной акустической системы и нескольких студийных видеокамер. Через открытый сбоку кузов одного из фургонов с параболической антенной на крыше был различим длинный микшерный пульт, таинственно мерцающий разноцветными огоньками, с двумя склонившимися над ним тёмными фигурами. Услышав приближающиеся шаги, одна из фигур развернулась, и Борис узнал радостного Гановского.